Личная ведьма для инквизитора (СИ) - Либрем Альма
И, явно решив, что разговор окончен, женщина стремительно вылетела за дверь. Вот только догонять её уже было некому — мы с Гертрудой одновременно повернулись к Казимиру.
— И это называется честным трудом ведьмака-досмотрщика? — холодно полюбопытствовал я. — Обманывать людей, обводить их вокруг пальца? Убеждать в том, что их чувства — фикция? Это считается нынче порядочным? Поведением, достойным державного мужа?
— Я…
— И прописано разве в протоколе?
Казимир попятился, но далеко не ушел. Я поймал его за воротник и, не особенно церемонясь, прижал к стене.
— Если ты ещё раз, скотина, попытаешься как-нибудь нам с Гертрудой помешать, я лично воспользуюсь заклинанием, снимающим личину. Клянусь! И уверен, мы узнаем о тебе много всего интересного! Или, может быть, хочешь уже прямо сейчас? Нет? Вот если нет, то пошел вон отсюда, и чтобы от тебя не было ни единого писка слышно в эти дни! Понял меня?! Ещё одна пакость — и лично уничтожу!
— П-п-понял! — пропищал мужчина. — Я всё понял! Отпусти!
— Я очень надеюсь, Казик, что ты из тех, кому не надо объяснять два раза, — я наконец-то разжал руки. — Не то я в самом деле обращусь куда-нибудь в департамент контроля над магией. Например, насчет нелегального, несанкционированного использования писем-хамелеонов!
Кажется, угроза подействовала. Я понятия не имел, были ли в самом деле эти самые хамелеоны запрещены, но, судя по тому, как улепетывал Казимир, за их использование его точно не должны были погладить по головке. Иначе реагировал бы в десять раз спокойнее, рассказывал бы ещё нам с Герой о том, что ничего такого страшного не случилось.
А не умчался бы прочь так, что аж пятки засверкали.
В какое-то мгновение я подумал, что, возможно, зря церемонюсь. На ладони будто сам по себе вспыхнул колдовской пульсар, и я даже прицелился, намереваясь швырнуть им в Казимира. Плевать на последствия! Пусть бы сгорел, досмотрщик проклятый, в синем пламени! А что? Я инквизитор, знаю, как сделать так, чтобы через несколько секунд от человека были только горелые кости. И боевая магия в этом плане — хороший помощник!
— Не надо! — только и успела вскрикнуть Гера, хватая меня за руку, и я от неожиданности едва успел погасить заклинание — но всё равно слишком поздно, чтобы не причинить ей вреда.
Гертруда одернула ладонь, но и так было видно, что успела обжечься. Она попыталась было спрятать руку за спиной, шепча при этом какие-то простенькие заклинания против ожогов, но я решительно поймал её ладонь и взглянул на рану.
— Сейчас всё излечу, — прошептал я. — Болеть совсем не будет… Спасибо, что остановила.
Я ещё не до конца осознавал, какими могли быть последствия такого необдуманного поступка, но совершенно не хотел, чтобы из-за меня пострадала Гера. Да, пусть этот Казик живет, фиг с ним, если мы сможем уберечь наше счастье.
Заживляющее заклинание подействовало удивительно быстро. Моя магия с такой охотой впитывалась в руку Гертруды, что сомнений в том, насколько мы должны принадлежать друг другу, практически не осталось. Я не стал ничего говорить, потому что знал — очередные откровения могут испугать Гертруду, — но волшебство буквально кричало о том, насколько мы подходили друг другу.
Знать бы только, дело в магии или в чувствах…
В себе я практически не сомневался, но Гертруда? Мне всё ещё казалось, что несколько минут — и она растворится, как дым, не оставив по себе и следа.
— Удивительно, — прошептала Гера. — Я думала, что тебя на месте уничтожу, когда это письмо увидела. Убью… За обман, за то, что посмел окрутить меня…
— Уверен, испытал примерно то же, — улыбнулся я. — Но мы ведь вовремя поняли, что это всё обман. У меня в голове не укладывалось, как бы ты смогла скрыть от меня дочь.
— А мне так не хотелось верить в то, что ты окажешься такой двуличной тварью, — рассмеялась Гертруда — и, будто решившись на что-то, потянулась к моим губам.
Этот поцелуй не походил на все остальные. Я почти не ощущал привкуса магии в нём, только сладкий, будто от печенья, которое Гера так часто готовила, вкус её губ. И сейчас в моей голове вспыхнуло желание не прижать её к стене и сорвать это мешающее платье, а в самом деле вести под венец. Беречь, как супругу, как единственную женщину, которую я когда-либо сумел бы полюбить.
А ещё до ужаса хотелось, чтобы эти чувства были взаимными.
— Две, — выдохнула вдруг Гера, прерывая поцелуй.
— Что — две? — удивился я.
— Опять две бусины, — прошептала она. — Осталось три. Не думала, что это случится… Настолько быстро. Мне казалось, испытания будут другими.
— Они, наверное, свои для каждого.
Девушка задумчиво кивнула.
— Ты прав, — она говорила так тихо, словно боялась, что может спугнуть эти только-только зарождающиеся истинные чувства, в которых не было ни единой капельки магии. — Ты прав… А ведь это могли быть просто четырнадцать вопросов.
— И хорошо, что это не так, — искренне произнес я. — По крайней мере, теперь мы уверены в том, какие чувства испытываем.
Уверены? Это было неправильное слово. Но я знал, что к пониманию себя мы стали гораздо ближе, чем были бы, если б просто ответили на вопросы в стиле "как его зовут" и "как зовут его фамилиара"…
Глава двадцать первая. Гертруда
— Он ещё и ревнивый, — печально вздохнул Зиг. — И скажи мне на милость, за кого ты собираешься выйти замуж? За ревнивого козла-инквизитора с синдромом врожденного лжеца, который обманет тебя с такой легкостью, что ты даже не заметишь, когда это произойдет!
— Ты очень мило поставил ему диагноз, — отметила я. — Он опять вырвал тебе кусок хвоста?
— Нет! — возмутился фамилиар. — Мой хвост в полном порядке! Но… Но Берта решила, что до свадьбы ни-ни! Она теперь говорит мне, что не может провести всю свадьбу в гнезде, откладывая яйца! А значит, я должен воздерживаться. Почему твой Людвиг не воздерживается, а я должен?!
Я с трудом сдержала громкий смех.
— Не начинай, Зиг, — закатила вместо этого глаза. — Ты же прекрасно знаешь, что у нас с Людвигом ничего не было.
— Он спал в твоей спальне!
— Потому что из его слишком сильно слышно демонстративный храп Казика.
— Обнимал тебя!
— Ну и что?
— Он!.. Этот его… Хвост!
Я закатила глаза.
— Это естественная реакция организма!
— Он тебя облизывал!
— Целовал, а не облизывал.
— Целуют в губы! — запротестовал Зиг. — А облизывают шею! И плечи! И вообще, это позор! Ты, невинная девица, дрыхнешь в объятиях постороннего мужика…
— Который мне жених, — прервала я излияния птицы. — Слушай, Зиг, прекрати, а? До нашей свадьбы осталось несчастных три дня. Ты вполне можешь потерпеть, а тогда попросить Антваса повенчаться с твоей Бертой, уверена, вы обойдетесь и без браслетов. И будет у нас парная свадьба.
— Я — свободный независимый феникс, — проворчал Зигфрид. — Я не стану надевать на свою лапу браслет только потому, что какая-то женщина не способна завести гнездо безо всяких условностей. И вообще, я оскорблен и обижен. Можешь ко мне больше даже не обращаться за помощью, я тебе всё равно откажу.
Судя по тому, с каким видом он отвернулся, демонстрируя мне в очередной раз красивый отросший хвост, Зигфрид собирался как минимум заниматься обустройством свадьбы, и без его участия всё обязано было рухнуть.
Поскольку он ещё и пером о перо не ударил, и даже крыльями в том направлении не пошевелил, я почему-то не сомневалась, что даже если Зиг очень сильно обидится, то от этого наши подготовительные работы особенно не пострадают.
— Не дуйся, — тем не менее, примирительно произнесла я. — Ну уже почти всё. Нам осталось только три испытания… И будет свадьба. Мы с Людвигом сами уже не против, чтобы это случилось поскорее.
Удивительно, но я в самом деле хотела выйти за него замуж. Казалось бы, столько времени сопротивлялась этой простой и понятной мысли, уговаривала себя даже не смотреть в ту сторону, думала, что мне этот брак даже даром не нужен! И что в итоге?
