Надежда Мамаева - Дропкат, или пособие для начинающего шулера (СИ)
Полет из Хогановых кущ вниз оказался стремителен. Эрден ощутил себя тем дураком, который сначала увидел в дорогой лавке красивую вещь, копил деньги и, наконец, купил ее. А потом узнал, что это дешевая подделка и на любом рынке она стоит три медьки. То же самое чувство, когда осознаешь себя преданным тем, кого любил. Ведь суть измены сходна: оказывается, что была уплачена слишком высокая цена за отношения с человеком, который является товаром широкого потребления.
Сцена, что произвела столь отрезвляющее действие на юного влюбленного, была банальна до пошлости. Раяна исступленно отвечала на поцелуи, не стесняясь своей наготы, в расшнурованном корсете и кружевных панталончиках в тон. Как позже из жизненного опыта узнал Антер, фьеррины, специально готовясь к жарким рандеву, подбирают такие комплекты. Единственное, он так и не взял в толк зачем они это делают? Мужчины в порыве страсти на этакие мелочи внимания не обращают.
Тем временем более решительный, чем Эрден, кавалер одаривал свою партнершу все более нескромными ласками. Ракурс, в котором любовники предстали перед будущим дознавателем, правда, не позволял увидеть всего - мешала поднятая крышка клавесина, на клавишах которого сидела Раяна, широко расставив ноги. Но Антер, несмотря на свою влюблённость, дураком не был и домыслил скрытое.
Увлеченные слиянием тел (о слиянии душ уже экс-невесты Эрдена и его хорошего знакомого, почти друга, говорить навряд ли приходилось), они даже не заметили пришедшего на свечу раньше влюбленного.
К чести Эрдена, сцен он закатывать не стал, а, тихо прикрыв дверь, вышел. И так же тихо, без скандала потребовал расторжения помолвки, весьма витиевато выразив причину оной в письме.
Спустя годы дознаватель не мог не признать, что юношеское увлечение, окончившееся столь болезненно для него, пошло только на пользу. С головой уйдя в работу, в оной он достиг немалых высот, да и в отношении к условно слабому полу у него прибавилось прагматизма и циничности. Качеств, весьма ценных не только для дознавателя, но и для каждого мужчины, дорожащего своей свободой от брачной подвески.
Поэтому-то сейчас Эрден и был удивлен: почему, пускаясь в погоню, он беспокоился не о компрометирующих письмах, которые должна была добыть Васса. Все его мысли были о самой девушке. Что с ней? Как она? Не схвачена ли людьми всерадетеля?
Понукая лошадь, мужчина корил себя за то, что втянул ее во всю эту авантюру, которая не нравилась ему с самого начала. Конь, чьи бока были уже в мыле, споткнулся, но сумел в последний момент выровняться. Это-то и послужило сигналом для наездника, отрезвляя от пьянящего желания поскорее нагнать беглянку. Эрден ослабил поводья, пуская коня рысью вместо изнуряющего галопа.
Проехав так пару лин, мужчина внутренне подобрался. Странное чувство, почти нереальное, заставило его еще сбавить ход. Хотя дорога была той же, что и пару клинов назад. Ощущение, что след, по которому шел, уходит прочь с тракта, все нарастало. Мужчина готов был поклясться, что еще шаг, и оно заскрипит на зубах, начнет стягивать жилы, не позволяя двинуться и на волос дальше в неверном направлении. Такое с Эрденом уже бывало, и все же, каждый раз - как первый.
Он просто закрыл глаза, не давая уставшему коню самовольно выбирать направление, более подходящее для верховых прогулок, и упрямо развернулся в сторону непроходимого, на первый взгляд, бурелома.
'Глаз ведь точно выколю, или конь в бочажине ногу свернет, а я, навернувшись с него - шею', - мысль, терпеливым стрелком, засевшим в засаде, преследовала Эрдена на протяжении всего пути. Но он так и не открыл глаза, боясь потерять то хрупкое ощущение размотанной нити, которую ему удалось поймать. Спустя изрядное количество времени и сил мужчина остановился. То, что он пришел, было очевидно.
Сторожка напомнила ему тещу, встречающую припозднившегося зятька. Руки-ставни обманчиво плотно скрещённые-запертые, но в любой момент могут распахнуться и приветить по затылку. Да и сам домишко, перекошенный, как лицо родственницы от радости лицезрения пришедшего, наводил на размышления не об вечном, бытовом.
Зайдя внутрь, дознаватель отметил: были двое, недолго, аккуратно. После себя следы если не замели, то свели к минимуму. Сторонний и не заметит, что тут кто-то хозяйничал. Но две кружки, поставленные аккуратно на то же место, в кружочек пыли, но чище своих товарок по полке. Сметенный у каменки мышиный помет, в то время как в других местах он явственно наличествовал. Чурбак, который, судя по всему, с силой проволокли, и он оставил короткий, но пока светлый след на полу, и, конечно же, печь. Хотя уголья в ней совсем уже остыли, но были свежими, не покрытыми налетом времени.
Выйдя обратно на улицу, Эрден заметил еще кое-что интересное. Кочку, об которую так старательно запнулись, что аж выворотили половину. Чуть дальше было тоже кое-что интересное. Отпечатки подков. Очевидно, коней было несколько, и лишь один всадник спешился. Судя по следам, он-то и заходил в сторожку, и после его посещения, как и после Эрдена, в доме следов не осталось.
'Опережают, хогановы засранцы, опережают!' - мужчина матерился сквозь зубы. В том, что это отряд, посланный всерадетелем, дознаватель не сомневался. Вернувшись к дому, Эрден отвязал коня, и, вскочив в седло, направился на восток.
***
Пробуждение для Иласа было не просто тяжелым. Оно было для него неподъемной ношей, которую он-таки взгромоздил себе на плечи и, шатаясь, понес на самую вершину неприступного водораздельного хребта. Воспоминания о минувшем вечере были сродни огненным шарам, что так любят запускать осадники из катапульт. Яркие, но короткие и потому бестолковые. Чье-то лицо, круглое, как монета и такое же продажное, в клубах дыма, цыган с курчавой бородой, Васса. Почему-то простоволосая, в выразительном изгибе, грозящем сломать ее пополам. Гитара. То, что гитара по-особому важна, мужчина помнил, но вот почему, хоть топи, понять не мог.
Заспанный, он не вышел, вывалился из повозки, лишь машинально удивившись, почему ему так неудобно и тяжело дышать. Мгновение тишины и следующий за ним смех дюжины глоток заставили Иласа внимательнее осмотреть себя. И не зря.
За ночь мужчина неожиданно для себя обзавелся весьма внушительным бюстом, платьем, делающим честь многим горожанкам и, судя по ощущениям, еще и корсетом. Руки, которые неосознанно ощупывали голову, нашли на оной локоны весьма завидной длины. Взяв одну из прядей, Илас поднес ее поближе к глазам. Насыщенно-рыжий цвет и кокетливый завиток на конце послужили последней каплей.
