Седая целительница - Зарина Солнцева
— Есть, воеводушка. Но она совсем ещё ребёнок. — попробовала зайти с другой стороны мамина подружка. И не по теплоте душевной. Младший сын тети Марыси был совсем плох. Целители по всей округи даже смотреть на него хотели, не то что лечить. Одна Маричка — старая целительница и моя наставница — его на настойках держала в мире живых. А после того, как знахарка ушла к предкам, её дело продолжила я.
Тётя Марыся знала, что если меня заберут, Тихона ждёт верная смерть.
Услышав её слова, воин напряг черты лица и взглянул прямо в глаза сельской женщины.
— Сколько ей?
Тетка обречённо опустила глаза вниз:
— Восемнадцать зим.
— Стало быть, и не замужем… — больше утвердил, чем спросил незнакомец, дожидаясь тетушкиного кивка.
Всадники за спиной мужчины недоуменно переглянулись, и тот, что постарше, удивлённо выдавил:
— Почему же ещё в девках ходит? Другие в её возрасте уже детей нянчат.
— Так нагуленыш же… — ядовито бросил староста с довольной улыбкой на лице. Мама бросила на него злобный взгляд, и у полненького мужичка покраснело лицо, а из ушей и носа пошла кровь. Схватившись за горло, мужчина закашлял красной, густой массой.
— Любава! — истерично крикнула тётя Марыся, хватая маму за рукав платья. Та прикрыла глаза на миг и глубоко вздохнула, воздух перестал сгущаться, и старосту наконец отпустило.
Всадников князя это зрелище ни капли не испугало. Но удивило. Даже безразличные голубые глаза главного из них заискрились на миг восторгом.
— Надо же, чародейка… — присвистнул тот, что помоложе, на сером коне. — Да ещё и воздушница.
— Дочь твоя тоже чарами наделенная? — тон мужчины с голубыми глазами изменился. Стал совсем немного мягче.
Матушка ожидаемо покачала головой. И робкая надежда озарила её глаза.
— Нет, воевода. Не дали ей духи ни капли чар.
Нагло соврала родительница. Хотя и не соврала вовсе, если хорошенько подумать, то не было у меня чар. А внутреннюю энергию я так и не смогла обуздать. Поэтому она и теплилась под печатью на спине, аккурат возле сердца.
— Так какая она целительница, если чар целебных нет? — подал голос тот же молодой воин.
На этот раз взгляд мужчины был направлен на старосту, что валялся на земле.
Тот мигом очухался.
— Травами лечит, воеводушка.
Надежда матери угасла, как свеча на ветру, мужчина отрывисто кивнул и махнул рукой своим людям.
— Забираем.
— Не отдам! — громко зарычала мама, призывая все свои чары. Отчего ветра закружили над лесом, срывая деревья с корнями. Тётка испуганно поддалась назад, ища убежище в избе. А я, наоборот, бросилась во двор.
Новый князь за пару семиц окрасил столицу в багровый цвет. Хоть войска и отбросили южан на многие селение обратно всего-то за одну весну. Тем не менее слухи о жестоком нраве князя Назара Лютого дошли и до нас. О беспощадности его подчинённых говорить тоже не стоило.
Я боялась, что мама в порыве злости ранит их. А потом её накажут за подобное неповиновение.
Выбежав во двор, я порывисто обняла родную фигуру, ощущая кожей, как ветер из острого клинка превращается в тёплое дыхание летнего неба.
— Не надо, матушка. Не надо…
Я гладила её по плечам и черным, как воронье крыло, волосам. А она обливалась слезами, обнимая меня так, что дышать было трудно.
Словив тот же безжалостный взгляд всадника за маминым плачем, я дрогнувшим голосом кивнула ему:
— Я… Пойду. Маму… Только не трогайте.
— Чтобы с первыми петухами была у дома старосты. И учти, чародейка, без шуток. Попробуешь дочь спрятать или поможешь ей сбежать… Одну отправлю в первую шеренгу, а вторую на каменоломнях! — его угрозы нас не трогают с мамой. Ведь до меня медленно начинает доходить, что меня забирают у мамы из родного дома.
— Не смей мне угрожать, воевода! — грозно кричит ему в спину мама, размазывая соленые слёзы по щекам. — Не смей! Прежде чем девок отправлять на войну, сам бы там пошёл воевать.
Мужчина замер на месте, словно солёная статуя. Громко выдохнул через нос и процедил сквозь зубы:
— Таков приказ, женщина. Я тебя предупредил.
Ударив каблуками сапог по животу коня, всадник самого князя умчался вдаль, оставляя за собой облако пыли и заплаканную маму. Молодой сопровождающий тут же последовал за ним, и в нашем дворе из непрошеных гостей остался лишь третий, более взрослый мужчина.
Сглотнув громко, он отвёл глаза от матери.
— Война сейчас, женщина. Все должны что-то делать, чтобы княжество не пало. Не рви себе сердце, никто твою дочку воевать не отправляет. На грани целители нужны. И так при прежнем князе многих убило, а солдаты всегда раненные. Не печалься, будет твоё дитё раны перевязывать да микстуры варить.
— Там война, — хриплым от слез голосом молвила мама, поднимая опухшие очи на мужчину. — Там смерть, бесчестье, боль. Кто мою девочку там защитит? Ты что ли⁉
Намёк матери был прозрачен как вода.
Но вместо того, чтобы признать очевидное, всадник ещё сильнее нахмурился.
— Не я. А командант, в чьё подчинение она попадёт. Чтобы ты знала, женщина, но есть указ князя. За изнасилования, мародёрства, ограбления и убийства в военное время наказание одно — виселица.
Бросив это напоследок, мужчина тоже пустил своего коня в галоп. А мы с мамой остались в обнимку на земле.
Всё завертелось с головы на ноги. Словно липкий туман напал на разум, и я не могла вырваться из него. Так весь день пришибленной и сидела на крылечке. Когда уже ноги посинели от холода, тётка Марыся отправила меня в избу на печь. Отдыхать перед долгой дорогой. Мама тоже вертелась по дому, за что-то хватаясь. Потом яростно отбрасывала вещицу и горестно плакала. Сердце ожидаемо отозвалось болью, и печать на спине неприятно засвербилась.
Подумать только, меня забирают на войну.
Самой не верится.
Гулко сглотнув, я поняла, что так и не усну.
Страх от неястного будущего впереди сковал горло так сильно, словно стальные обручи. Дышать не могла, всё думая да гадая: чего мне ждать с рассветом завтрашнего дня.
Одно осталось точным, как солнце на небе, завтра я покину этот дом. И одной Луне известно, вернусь ли обратно или нет…
Помотав головой от нахлынувших дум, я спустилась с печи. Раз таков княжеский указ, то кто я такая, чтобы ослушаться его. В одном эти вестники правы. С прибытием Назара Лютого грань военной шеренги сместилась далеко от нас. Жизнь начала налаживаться. Провизию из больших городов отправляли в маленькие села, как мы.
Княжество сделало первый вздох за почти двадцать лет
