Мой драгоценный мужчина - Ольга Сергеевна Шерстобитова
Я нервно сглотнула. Единственное объяснение происходящему – здесь каким-то неимоверным чудом оказался одаренный с третьим уровнем, способный управлять огненной стихией. И именно он-то и остановил пожар.
Я медленно оглянулась, надеясь найти спасителя, но лес за спиной был пуст и подозрительно тих. Моей макушки вдруг что-то коснулось, я дернулась, и в горле застыл крик. Вся эта огромная стена огня нависла надо мной, а выбравшиеся из нее ленты пламени касались моего тела и обвивали руки.
Я оцепенела в который раз за этот вечер, наконец-таки, находя объяснение всем тем странностям, что со мной творились. Не было тут никакого одаренного термокинетика. Только я.
– Миранда, – дрожащий голос отца слышался из-за стены огня приглушенно и неуверенно.
– Папа, не подходи, – попросила я, понимая, что спонтанно проснувшийся дар никак не контролирую, даже не знаю, как это делать.
– Ты сильная и смелая, Миранда, – вдруг сказал он совсем другим голосом. – Ты справишься. Ты единственная сейчас знаешь, как это сделать. Как погасить этот огонь.
Я до боли прикусила губу, пытаясь прийти в себя. Не смотреть бы на подрагивающие руки, объятые огнем, не чувствовать, как страх заполняет каждую клеточку, не оставляя шансов выстоять.
Вдох. Глубокий, шумный, так, что ощущается в разы ярче, как бьется сердце.
– Дочка, ты справишься! – повторил отец, и уверенность в его голосе прозвучала еще сильнее, чем раньше.
Нет, как убрать пламя, я понятия не имею. Но если не найду способ, оно вырвется и понесется по лесу, доберется до окраин заповедника, к дому, где моя семья… А еще… где-то там, за огненной стеной стоит мой отец, который, даже поняв, что его дочь стала одаренной, не сбежал, а напомнил, что любит.
И эта мысль окончательно отрезвляет, давая так нужную сейчас точку опоры.
Я по-прежнему не знаю, как стоит действовать, но уже не готова отступать, стану бороться со страхом.
– Папа, отойди подальше, – попросила я. – На всякий случай.
– Хорошо.
Я досчитала до ста, прежде чем ухватилась за огненные ленты, ощущая их жар, гася ладонями. Огонь отзывался не очень охотно, кусался, рвался, чтобы и дальше нести разрушения, и, наверное, прошла вечность, прежде чем я справилась и убрала стену из пламени.
К тому моменту ноги меня практически не держали, и когда отец оказался рядом, подхватил, прижимая к себе и успокаивающе гладя по голове, что-то при этом бессвязно нашептывая, я потеряла сознание.
Глава третья
– Что же нам делать, Оливия? Миранда, как пришла в себя, даже в дом отказывается заходить, опасаясь нам навредить! Так и сидит второй час на качелях. Да какой там, она даже разговаривать с нами отказывается! Все твердит, что теперь опасна!
В голосе отца, раздававшегося из открытого на кухне окна, слышалось столь сильное беспокойство, что я в который раз порывалась встать и направиться к нему. Но стоило об этом только подумать, как внутри вновь давала знать о себе сила и растекалась по кончикам пальцев огнем.
Я в сотый раз сжала пальцы, гася искры. Нельзя мне к ним.
– Нет, так не годится! – твердо сказала мама, выходя на крыльцо.
– Не подходи! – всполошилась я.
Мама посмотрела на мои руки, по которым скользили ленты пламени, но в глазах ее мелькнул вовсе не ожидаемый страх, а сильное беспокойство.
– Дочка! Мы что-то придумаем, справимся… – попыталась она поддержать меня, как это делала всегда.
Вслед за ней во двор высыпала вся многочисленная родня, собравшаяся на так и не состоявшийся праздник. Загомонили, начали меня подбадривать, явно пытаясь помочь успокоиться. Внутри потеплело от такой запредельной любви, но в горле по-прежнему стоял ком.
В слова родных я сейчас особо не вдумывалась, ловила лишь знакомые интонации. Я понимала, что все их предложения в духе «найдем, где тебе тренироваться», «спрячем», «никому не скажем» просто лишены смысла. Во-первых, меня, однозначно, засекли охранные дроны. Вопрос теперь лишь, как быстро новоявленную одаренную в моем лице найдут ищейки правительства, и чем это может обернуться для моих родных. Во-вторых, я опасна. Пусть и каким-то чудом смогла остановить пожар в лесу и сейчас гасила неимоверными усилиями вспыхивающее на теле пламя, но контролировать его не могла.
Я закрыла глаза, отсекая голоса близких. Как же мне сейчас страшно, кто бы знал! Вся моя счастливая и такая привычная жизнь разрушилась до основания. Еще три часа назад я беззаботно ставила на кухне в вазу цветы, шутила с отцом о собранном чемодане, мечтала учиться в академии, а теперь превратилась в факел, готовый в любое мгновение вспыхнуть и спалить все дотла и, даже не желая этого, ранить тех, кто дорог. Этот страх не давал дышать и трезво мыслить, и, похоже, был даже сильнее проснувшегося во мне огня.
– Дочка, – вновь позвала мама.
Я посмотрела на нее, такую хрупкую в своем любимом голубом платье с белым кружевом, перевела взгляд на братьев, в глазах которых светились любопытство и восторг каждый раз, когда на моих пальцах вспыхивали огненные ленты, зацепилась за растерянного дядю Джена, успевшего сломать очки и привычно перемотать их клейкой лентой.
– Поговори хоть с нами! – не выдержала мама, но я не смогла выдавить из себя ни слова.
Говорить спокойно я не могла, контролировать эмоции практически не получалось, и на каждую фразу, порой даже нейтральную, тут же откликался огонь.
– Да что вы к ней пристали! – неожиданно сказала тетя Руфина. – Дайте хоть Миранде в себя прийти. Видите же, что она в шоке. Ей с силой необходимо справиться, а мы все только мешаем!
Я благодарно посмотрела на тетю, которая в критический момент всегда брала на себя руководство и оставалась с трезвой головой.
– И то верно, – поддержала бабушка Гера. – Ты, Оливия, пойди-ка в дом, принеси Миранде чистую одежду и ужин.
– А мы уберем кухню и гостиную, – кивнула тетя Руфина, строго смотря на Монику и Зарину, которые, впрочем, и не думали возражать, исчезая в доме.
Мужчины что-то пробурчали, распределяя обязанности, но мыслями явно были далеко, похоже, по-прежнему надеясь отыскать какой-то выход из случившейся ситуации. Последней, бросив на меня встревоженный взгляд, в дом зашла бабушка Гера, подталкивая перед собой моих младших братьев.
Я вновь осталась одна на качелях. В мыслях царил хаос, в душе – раздрай. Я так и не могла еще выйти из оцепенения, в котором пребывала.
Не знаю, сколько прошло времени. Над головой давно высыпали звезды, в доме погасли почти все окна, только наверху у родителей какое-то время дольше других горел свет, а я все сидела и раз за разом убирала вспыхивающий в ладонях огонь.
Наконец, дар затих, давая временную передышку.
Что теперь делать дальше? Этот вопрос вернулся, окутал страхом.
Вдох.
Никто не сможет решить это за меня. Никто.
Еще один глубокий вдох, взгляд на дом, где,
