Сын (не) для дракона - Анна Солейн
— Что готова отдать?
— Что? — встрепенулась я. — Что отдать?
Взгляд старухи стал внимательным, в темных радужках отразились огоньки свечей.
— Что ты готова отдать, чтобы забеременеть?
— Я уже заплатила! — возмущенно выпалила я.
Бабушка Эсмеральда засмеялась, запрокинув голову.
— Смотри, — она поднесла к моей руке свечу, и мне показалось, что ее огонек как будто на секунду отделился от фитиля, покатился вперед, спеша выполнить волю колдуньи. — Пусто, видишь? Никаких детей, ни одной веточки.
— Но…
— Надо что-то отдать, милая, — ласково сказала бабушка Эсмеральда. — На что ты готова?
— Душу не продам!
— А мне и не надо, там курс обмена поганый уже лет двести, — закатила глаза колдунья. — Что ты готова отдать? Свободу готова?
— Конечно, — фыркнула я.
Свобода и материнство — понятия несовместимые, особенно пока ребенок маленький. Разумеется, ради него я готова была отдать свободу. Этот вопрос даже не стоял.
— Ну тогда все совсем просто, — хлопнула ладонями по столу бабушка Эсмеральда и прищурилась. — Будет у тебя ребенок, но тебе придется выйти замуж за хорошего мужчину, чтобы его сохранить.
— Что? — я отдернула руку. — Бабушка Эсмеральда, вы, конечно, извините, но проще встретить единорога, чем хорошего мужчину, за которого можно выйти замуж. Я так могу годами искать и, если честно, не молодею. Может, как-то без этого?
— Без этого не видать тебе ребенка, — отрезала ведунья. — Так согласна?
Я вздохнула. Очередная пустая трата времени и денег. Я думала, она мне скажет найти корень мандрагоры или пойти ночью на пустой перекресток и встретить там демона — но выйти замуж за хорошего мужчину?!
Проще выиграть в «Форт Боярд».
— А может, вы мне тогда и с поиском хорошего мужчины поможете? — спохватилась я. — За дополнительную плату.
Бабушка Эсмеральда несколько секунд с серьезным лицом вглядывалась в пламя свечи, а потом громким голосом отрубила:
— Он сам тебя найдет.
Ох, ей бы сказки писать. Бабушка Эсмеральда затушила свечу пальцами и деловито поправила волосы.
— По поводу доплаты с секретарем поговори, раз уж сама предложила. Сумку на кухне оставьте, передай спасибо. Пастилу я люблю.
Я открыла рот. Откуда она узнала? Аделаида Александровна действительно привезла целый мешок пастилы и уверяла, что бабушка Эсмеральда ее обожает. Может, сюда все так приезжают?
— А можно еще спросить…
— Что будет с твоим бывшим мужем?
Я кивнула, и бабушка Эсмеральда расхохоталась, как старая ворона, запрокинув голову.
— Он будет обласкан, сыт и ленив.
— Что ж, — поморщилась я. — Вижу, ничего в его жизни не изменится.
— Незначительно, — покивала ведунья. — Ну что, пожмем руки?
— Ладно, — я пожала плечами. Может, у нее традиция такая, всем клиентам руки пожимать.
Она протянула мне покрытую пигментными пятнами наманикюренную кисть, я обхватила ее пальцами, и мне как будто в живот нож воткнули. Я вскрикнула, а бабушка Эсмеральда вдруг перестала быть бабушкой: седые космы налились чернотой, а губы — алым соком, морщины подтянулись, глаза зажглись самым настоящим огнем.
Я зажмурилась, пытаясь спрятаться от всего этого, и почувствовала у себя на плече слабую сухую ладонь старухи.
— Милочка, ты что, ты что? Дымом надышалась? А давай мы окошко откроем?
Раздался шорох, скрип, и я опасливо приоткрыла один глаз. Бабушка Эсмеральда, невысокая и полная, одетая в черное платье до пола, стояла ко мне спиной и тянулась к окну, отведя в сторону шторы. В комнату хлынул поток свежего воздуха, бабушка Эсмеральда обернулась — такая же пожилая, как и раньше.
— Я пойду, наверное, — встала я.
— Иди, Катенька, — кивнула ведьма. — И не забывай, правда там, где сердце.
Ну да, ну да. Правда там, где сердце; звезды не сияют без темноты; я не конфетка, чтобы быть всем по вкусу… Бабушка Эсмеральда явно отдает должное соцсетям.
Я забыла о том, что было в кабинете, не дойдя даже до середины лестницы.
— Ну как? — нетерпеливо спросила меня Аделаида Александровна. Глаза у нее любопытно блестели. — Что Она сказала?
Она — прозвучало именно с большой буквы.
— Сказала… — пробормотала я и замерла. Внутри клубились неясные образы, силуэты, черные глаза с огнем в глубине зрачка, а еще почему-то сердца, увенчанные короной. — Сказала, что все будет хорошо.
— Ну вот и отлично! — радостно воскликнула Аделаида Александровна.
— Я…
Меня прервал звук открывающейся на втором этаже двери и громкий скрипучий возглас:
— Пастилу не забудьте оставить!
Следом дверь с громким стуком захлопнулась.
Всю дорогу обратно я молча вела машину. Болтовня Аделаиды Александровны долетала до меня как будто через толстый слой ваты. Я не помнила, как подвезла ее до дома, как приехала к своему, как приняла душ и легла спать…
Очнулась я только утром, пошла на работу, как ни в чем не бывало. Все вокруг было каким-то странным, как будто происходило во сне, как будто, если бы я как следует надавила на стену здания или сильно топнула ногой, пространство порвалось бы и обернулось картонной декорацией.
Я вяло подумала, что у меня, должно быть, начинается простуда, так сильно все горит внутри и так невыносимо кружится голова. Вышла из зала суда — не смогла подать документы на возбуждение дела, потому что забыла доверенность и паспорт, как какая-то первокурсница, — и провалилась в канализационный люк, который кому-то вздумалось оставить открытым.
Нет, он был окружен специальным ограждением.
