Назад к жизни - Весела Костадинова
В кофейне вкусно пахло свежими банничками и кофе, было довольно прохладно и свежо. Вскоре мне стало значительно лучше.
— Держи, — Михаил поставил передо мной чашку с капучино и тарелочку с небольшими пирожными.
— Вижу, — улыбнулась я, — вы здесь не первый раз.
— Угу, — кивнул он, садясь напротив меня. — По делам в городе или гуляешь?
— По делам, конечно. Сейчас самый сезон, у нас нет времени на прогулки, — засмеялась я.
— Работаешь?
— По полной. Да еще интернет магазин, наконец-то нормально заработал, — призналась я. — А вы?
— Только что принял сессию у поросят. Сейчас пойду в отпуск.
Его глаза смотрели на меня тепло, даже с некоторой нежностью. Конечно, когда-то и я была тем поросенком, который мотал ему нервы при сдаче экзаменов.
— Ничего не меняется, так ведь, Михаил Иванович? — я невольно снова улыбнулась ему. — Студенты все так же играют на нервах?
— Тебя, Кира, сложно переплюнуть по нахальству, — рассмеялся он. — Хотя, признаю, пытались.
— Мне до сих пор стыдно, — я почувствовала, как порозовели щеки. — Это как же я вам проела печень, что вы из сотен студентов меня запомнили….
— Ты очень старалась, — кивнул он, в серых глазах плясали искры искреннего веселья. — Я так и не смог тебя забыть.
От его взгляда у меня пересохло в горле. Еще тогда, после первой встречи несколько месяцев назад, я часто вспоминала о нем: с легкой грустью, со светлой памятью. Он был человеком из светлого, счастливого прошлого, беззаботной юности, когда я даже и представить не могла с чем столкнусь в будущем.
Он смотрел на меня так, как уже давно никто не смотрел. Да, я изменилась за эти 20 лет, стала спокойнее, сдержаннее, взрослее. У меня семья — любимый муж и прекрасный сын, в котором я души не чаю, — и все же такого взгляда на меня давно никто не кидал. Восхищение, радость от встречи, доброта и забота — все было в этом взгляде. И… желание. Да, ошибки не было, это я тоже отчетливо читала в его глазах.
В животе образовался тяжелый ком, спускавшийся все ниже и ниже. Я безумно любила Диму, знала, что и он любит меня, но наши отношения давно стали спокойными, лишенными прежней страсти. Слишком много мы прошли вместе, слишком хорошо знали друг друга. Наверное, большая вина за это лежала и на мне — я слишком многого ждала от своего мужа.
Внезапно, я почувствовала, как пальцы Михаила едва ощутимо коснулись моих. От этого осторожного, даже опасливого движения по руке прошел ток.
Я поняла, что пора уходить, если не хочу неприятностей.
— Торопишься? — его голос, слегка охриплый, вернул меня к реальности.
— Да, простите…. — я едва сглотнула ком в горле.
— Я провожу, — он встал даже слишком поспешно. Возражать я не стала — пролетевшая искра между нами была слишком быстрой и не казалась опасной. А расставаться на плохой ноте не хотелось.
Мы молча шли к моей машине, держась на приличном расстоянии. Михаил больше не сделал ни малейшей попытки коснуться меня.
Из-за большого наплыва туристов, машину мне пришлось поставить в одном из самых дальних проулков, где в это полуденное время народу не было совсем. Мы подошли к мерседесу и молча встали рядом, оба не понимая, как заканчивать эту встречу.
Я понимала, что мне нужно уходить, причем срочно. Пока мы шли, я вдруг поняла, что все последние месяцы нет-нет да вспоминала Михаила и нашу неожиданную встречу. А сейчас вдруг почувствовала то, чего не чувствовала уже долгое, очень долгое время — бабочек в животе.
— Спасибо, Михаил Иванович, — глухо сказала я, — спасибо, что проводили….
Его глаза потемнели, как небо перед грозой. Он шагнул ко мне и крепко обнял. От неожиданности, я не успела ни возразить, ни отшатнуться, а после было поздно. Ток желания, необъяснимого, всепоглощающего пронзил все мое тело от головы до пяток.
Я хотела этого мужчину. Хотела так, что готова была сделать это хоть на заднем сидении машины.
Михаил губами поймал мои губы, сминая все возражения, все доводы рассудка. Это было похоже на какое-то сумасшествие, на сон наяву. Прижал меня к машине и целовал, целовал так, как меня не целовали уже очень, очень давно. Я дрожала всем телом, ощущая сквозь тонкую ткань летней одежды его возбуждение, которое передалось и мне. Он на долю секунды прервал поцелуй, и мне показалось это пыткой, но все же рассудок сделал последнюю, отчаянную попытку остановить безумие.
— Остановись, прошу тебя, — успела прошептать я.
— Назови, назови меня по имени, Кира, — велел он.
— Остановись, Мишо, — я назвала его на болгарский манер, — я прошу — остановись.
— Ты так этого хочешь?
— Нет. Но я делаю ошибку. Я не могу….
— Чего, Кира? Что ты не можешь? Я думаю о тебе постоянно, после той нашей встречи зимой, — голос его звучал глухо. — Я старался тебя забыть, но ты ведь как ураган врываешься в жизнь, как заноза, которую очень сложно достать. Ты — буря, Кира, моя буря. Я не ездил в твой город, боялся снова встретить, но не забыл. И сегодня… — он почти простонал мне в ухо, прижимаясь всем телом, точнее прижимая меня к себе. Нас разделяла только тонкая ткань, и мне хотелось содрать с себя эту преграду, почувствовать его полностью, почувствовать его на своей коже, на своем теле. Почувствовать в себе.
4
2002 год
— Якимова! — жесткий голос вернул меня к реальности, заставил вздрогнуть всем телом. Воспоминания отступили, а щеки залило яркой краской стыда и возбуждения.
Широко раскрытыми глазами я смотрела на Стоянова, не в силах понять где реальность, а где — воспоминания. Когда он вошел в аудиторию: такой молодой, такой холодный и гордый, воспоминания затопили мою голову, как приливная волна, которой невозможно сопротивляться. Двух человек я видела перед собой: один — мой преподаватель, вызывавший у меня страх и некую неприязнь, второй — мой любовник, которого я ненавидела и одновременно хотела даже сейчас.
— Якимова, мало тебе было прогуливать мои занятия, хочешь еще и консультацию сорвать? — довольно зло рявкнул он. Я вдруг осознала, что все еще стою в проходе между партами и не свожу с него глаз.
— Простите…. — тошнота подкатила к горлу. Я вдруг поняла, что меня сейчас вырвет прямо в аудитории.
Зажав рот рукой, я пулей вылетела из помещения, под удивленные взгляды сокурсников
Лучше стало только в туалете, когда меня основательно вывернуло. Как бы я мысленно не готовила себя к этой
