Воровка - Наталья Савчук
Но нет… Слышится еще пара ударов, после чего дверные петли противно скрипят, а ко мне шаркающим шагом направляется черноволосый, небритый, с грубой щетиной мужчина. Его губы растянуты в улыбке, в уголках суженных глаз залегли морщины, на рубашке расплылись пятна пота.
— Ну, что милая, — приподнимая бровь, говорит он, — я пришел, как и звала. Давай знакомиться, — его рука устремляется ко мне в приглашающем жесте, — меня Алден зовут.
— Знаете, — нервно комкаю пальцами подол платья, — у меня отдых, — вскидываю на него покрасневшее лицо, — на сегодня я закончила принимать гостей.
— Да брось, — отмахивается мужчина, — я оплачу хорошенько, — его указательный палец поднимается вверх и он делает пару шагов ко мне. — Не представляешь, как я устал, — разминая плечи, он смотрит на меня сверху вниз и останавливается напротив. — Начни с массажа ног, — нагло опустившись на кровать, он снимает ботинки, небрежно отбрасывая их в сторону и, прищурившись, добавляет: — И будь добра, сделай все сама, сил совсем нет.
Подступившую тошноту я прячу за кашлем. От одного вида потных конечностей меня едва не выворачивает. О каком массаже идет речь? О чем он?! Ему бы помыться, а уж потом думать в какую кровать прилечь. Но вместо этого, я приторно сладким голосом выдавливаю из себя:
— И почему же столь статный мужчина устал, — я кокетливо накручиваю один локон на палец и склоняю голову так, чтобы выглядело будто я с ним заигрываю, а сама устремляю взгляд к плотно закрытой двери, — Кто ж так загонял? Неужели начальник зверствует?
— Не то слово, — с готовностью подхватывает мужчина, — и ловим то мальчишку! — он ударяет себя ладонью по лбу и, растягивая кожу, проводит рукой по лицу. — Уж больно юркий да ушлый: то прислугой вырядится — в дом проникнет, то ночью в окно проберется, любой сейф открывает, даже под половицей монеты находит! Только и у нас нюх отменный, — приподнимается на локте Алден и самодовольно кивает, — почти поймали его сегодня. Может к утру и попадется малек — бежать ему некуда. Давно его изловить пытаемся.
Сердце в груди заходится в бешенном ритме. Я едва не давлюсь собственным вздохом. Как давно ловят?! Врет! Не могут за мной давно следить! Нахмуриваюсь, припоминая все последние вылазки, но, почувствовав на себе взгляд, вновь натягиваю на лицо добродушное выражение:
— Оу, — протягиваю, — да у вас действительно был трудный денек! Для такого случая у меня есть ароматные масла, — изящно сложив пальцы, показываю ими незримую нить исходящего запаха от благовоний, и добавляю самое важное, то, что позволит уйти: — Мне стоит лишь на мгновение выйти, и я вся ваша, — развожу руки в стороны и покорно склоняю голову вниз, пряча лицо за волосами.
Еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег, с маской радости на лице я поворачиваюсь спиной к Алдену и направляюсь к двери. Дрожащей рукой тяну дверное полотно и шагаю в полумрак длинного коридора.
По спине бегут холодные мурашки, движения получаются скованными, от вида стоящих впереди мужчин становится дурно. Я приближаюсь к ним нарочно медленно, покачивая бедрами и улыбаясь. От их внимательных взглядов к лицу приливает жар, а увидев куда устремлены их взоры, мне приходится перебросить волосы на грудь, скрывая слишком глубокое декольте.
— Всё работаете, — томно вздыхаю и прохожу мимо, устремившись к холлу.
Спину жжет от взглядов, каждый грациозный танцующий шаг дается с трудом. Я едва держусь, чтобы не сорваться на бег, не позволяя так опрометчиво выдать себя. В повисшей тишине чётко слышен стук потрепанных ботинок.
От отчаяния давлю крик и продолжаю грациозно плыть вперёд то и дело поправляя волосы, чтобы хоть как-то отвлечь внимание ищеек от несоответствия образа продажной девки. Стоит мужчинам опустить взгляд вниз, и они все поймут.
— Стоять! — оглушает меня грозный приказ.
Сердце замирает и ухает вниз. Тело выгибается вперёд, будто от невидимого толчка в спину. Рот сам по себе открывается в немом крике, я неуклюже взмахиваю руками, ошарашено оборачиваюсь и вижу, как один из мужчин тянет за собой хозяйку дома для утех, подкидывая на ладони увесистый мешочек для монет, который должен быть отнюдь не у него. Женщина пытается договориться, висит на руке ищейки, но всем уже не до неё. Все взгляды прикованы ко мне.
— Попалась! — восклицает один из мужчин и делал шаг вперед. Он смотрит на меня с явным интересом. Его губы растягиваются в улыбке, а потом медленно раскрываются, проговаривая с наслаждением каждую букву: — Взять!
От его слов все внутри обрывается. В панике я мечусь из стороны в сторону. Тяжелая ваза летит на пол, рассыпаясь на мелкие, колкие осколки под множеством ног. Глупо было надеяться, что это поможет уйти, а вот трость, так любезно оставленная у входа одним из посетителей, непременно добавит мне пару минут.
Выскочив на улицу, я вставляю палку в отверстие дверной ручки и бегу, подхватив юбку, вдоль домов к лесу, понимая, что только он сможет меня спасти.
За спиной слышны звук погони, крики и лай собак. Я понимаю, что дальше бежать смысла нет — все равно схватят. Воображение рисует, как мне в лодыжку вцепиться зубастая пасть, дёрнет на себя, а я завалюсь вперед, поскуливая от боли.
Стиснув кулаки, я сосредотачиваюсь, зажмуриваю глаза на бегу и развожу руки в сторону, призывая дар. Терять уже нечего.
Стон, переходит в крик, с пальцев срывается полоса огня, которая ленивой петлей, словно живая, вытягивается вдоль дороги, ограждая меня от преследователей со всех сторон.
— Проклятая! Стреляй!
Ошарашено смотрю на свои ладони, в замешательстве замираю, не веря в происходящее. Дар бьётся, выходит беспрерывным потоком переплетающихся нитей.
Первый выстрел глушит. В горле образуется ком от подступивших слез и осознания безысходности, колкий страх мешает думать и бежать, тело становится неуклюжим, неживым, будто оно и вовсе не принадлежит мне, а все происходящее я наблюдаю со стороны.
— Пожалуйста, пусть это будет сон, я сплю, просто сплю! — рваным голосом хриплю, задыхаясь от бега.
Пули свистят рядом и только благодаря проклятому дару не достигают цели. Сполохи огня понемногу угасают, становятся менее яркими и четкими, грозя погаснуть в любой момент. Полоса запретного леса мелькает перед глазами, меня держит лишь надежда на спасение, кажется, что я даже бегу машинально, то и дело норовя споткнуться и упасть лицом в грязь на радость своим преследователям. Сердце колотиться так,
