Любишь меня? Люби мою собаку! (СИ) - Таня Белозерцева
Он сходил за полотенцем, завязал зверю глаза и отволок в подвал, снял повязку и показал рукой на пол:
— Вот твоя новая охотничья территория. Удачи.
И ушел. Гиппогриф проводил хозяина недоуменным взглядом и собрался оскорбиться таким невнятным отношением, но тут чуткое его ухо уловило тоненькое, ультразвуковое попискивание крыс и он моментально насторожился, определив источник звука, весь напружинился и подобрался, готовый атаковать. Спустя пару минут из щели выглянула мордочка крысы-разведчицы, принюхавшись и поняв, что кошкой тут не пахнет, она осмелела и вылезла целиком. Смерти она даже не осознала, так точен и стремителен был удар мощного клюва голодного гиппогрифа. Охота началась.
Несколько дней спустя в окно спальни Сириуса влетела роскошная белоснежная сова. Сев на спинку кровати, она величественным взглядом окинула адресата и важно протянула ему лапу с привязанным письмом. Сириус с глубочайшим почтением отвязал послание и развернул его. Письмо оказалось от Гарри.
«Дорогой Сириус!
Я получил твое письмо и рад, что у тебя всё хорошо. Рон получил твой подарок, ему очень понравилась сова-малютка, он даже отдал её на экспертизу Живоглоту, и кот подтвердил, что сова — настоящая! Это, конечно, шутка, ты же не станешь подсылать к нам ещё одного анимага.
Чемпионат по квиддичу начнется ещё не скоро, и я не знаю, как убить время до его начала. Как жаль, что мы с тобой так быстро расстались.
Дела идут как обычно, у Дадли ничего не получается с диетой. Вчера моя тётка поймала его, когда он пытался тайком пронести к себе пончики. Родители пригрозили урезать ему карманные расходы. А так мы все вместе сидим на овощной диете, кроличьей, как выражается дядя.
У меня всё в порядке. Дурсли очень боятся, вдруг ты нагрянешь по моей просьбе и превратишь их всех в летучих мышей или жаб. Мою сову зовут Букля, сообщаю тебе её имя на всякий случай, она очень гордая птица и может заартачиться, чуть что не по ней, но если обратиться к ней по имени, она всё простит. Передай от меня привет Клюву.
Гарри»
Прочтя письмо, Сириус горестно задумался. Судя по всему, Гарри избегает говорить ему о своих неприятностях, не желая его беспокоить, но в письме вольно или случайно проскользнула пара тревожных моментов. Во-первых, мальчик скучает по нему, об этом он прямо говорит — «жаль, что мы расстались». А во-вторых, Гарри голодает. Они все сидят на кроличьей диете. А он ведь и так тощенький и не стал бы жаловаться на диету, если б не голодал. Проклятье! Что же делать-то?! Тоскующий маг заметался по комнате, подобно льву в клетке и вцепившись в черные кудри. Белая сова настороженно следила за его передвижениями, готовая драпать в случае опасности, кто их знает, волшебников, вдруг накинется… А Сириус в своих метаниях поймал мысль, которая ему очень понравилась. Успокоившись и сев на кровать, он позвал Кикимера. Его пришлось долго ждать, прежде чем он вполз в комнату, похоже от старости он уже не мог трансгрессировать, как в былые годы. Сириус проглотил комок в горле и затолкал подальше все чувства, пока они не переросли в жалость и сожаление. Нарочито бодро спросил:
— Кикимер, а в доме не найдется какая-нибудь палочка для меня?
Кикимер честно задумался, глядя в потолок вечно слезящимися глазами, потом кивнул, прошаркал к письменному столу, открыл дверцу тумбы, выдвинул ящик и, покопавшись, принес хозяину… карандаш. Простой графитный карандаш. Палочка, ага… пишущая. Сириус вынужденно и терпеливо уточнил:
— А волшебная палочка есть?
Старый эльф снова задумался, кивнул и негромко пробормотал:
— Есть одна палочка. Кикимер сейчас принесет её господину.
И ушаркал за дверь. Сириус со всей возможной кротостью приготовился к долгому ожиданию, но Кикимер вернулся буквально через минуту и подал ему в руки палочку из темного дерева. Сириус растерянно заморгал, узнав инструмент Регулуса. Кикимер принес ему волшебную палочку погибшего брата, какая горькая ирония — Звездный Лев давно умер, а палочка его до сих пор жива… Глубоко вздохнув, он взял её и взмахнул, вызывая в памяти шарик света. Тихо шепнул:
— Люмос…
На кончике старой бесхозной палочки загорелся неяркий огонек. Она работала, плохо, с натугой, но работала. Сириус кивнул — ну что ж, для его целей она вполне сгодится. Напрочь забыв о сове, он вышел из комнаты и спустился в прихожую, толкнул парадную дверь и вышел…
Чтобы спуститься с крыльца собакой. Поняв, что идет на четырёх лапах, Сириус неуверенно замер — что за… Попытался превратиться, но ничего не вышло, лапы так и остались лапами. Черный волкодав уселся на тощий зад и озадаченно почесал задней ногой за ухом. Пришлось вернуться в дом, и в коридоре он снова смог стать человеком. Подозрительно оглядел свои руки, палочку Регулуса и осторожно позвал Кикимера. Тот долго спускался из спальни, с черепашьей скоростью сползая по лестницам. Доковылял до хозяина, вопросительно квакнул:
— Да, господин?
— Эта палочка исправна? — подозрительно осведомился Сириус.
— Исправна, господин.
Сириус опять шагнул за порог, а едва его нога коснулась брусчатки — снова против воли стал собакой. Вернулся в дом, навис над эльфом, кипя праведным гневом:
— Ты это видел? Что всё это значит? Почему я не могу выйти из дома по-человечески?!
Кикимер виновато съежился и медленно перевел остекленевшие глаза на портрет, висящий в центре коридора. Сириус проследил за его взглядом и судорожно сглотнул — всё ясно, какая-то посмертная воля матери сыграла с ним дурную шутку…
Часть третья. Гость на Гриммо
После нескольких попыток Сириус убедился, что из дома он может выйти только в образе черной собаки. Подумав, он решил попробовать покинуть дом, не касаясь земли ногами. Для этой цели он выволок из подвала гиппогрифа, оседлал и, толкнувшись корпусом, заставил того слететь с крыльца. И едва не убился насмерть, съехав со скользкой спины — собаки, знаете ли, не очень хорошие наездники…
Кикимер поймал гиппогрифа за волочащуюся по земле цепь и скорбно смотрел, как ползет домой пёс, хромая на все лапы. Превратившись на пороге, кряхтя и охая, Сириус, держась за отбитые бока, проковылял на кухню и со стонами опустился на стул. И зло, истерично зарыдал. Вот делать его матушке больше нечего, кроме как смеяться над ним из могилы. Гарри нужна помощь, а он из дома выйти не может,
