Истинная для волка - Анна Соломахина
Его супруга — огненноволосая Жолана — красиво играла на флейте и задорно плясала, а её брат подыгрывал им на барабанке. Петь Жолана тоже любила, но голос её терялся на фоне мужниного, да и слух не отличался идеальностью — приходилось много репетировать, чтобы в ответственный момент не дать петуха на сцене. Впрочем, она была мудрой женщиной, философски относилась к своим талантам и до безумия любила Праса.
Её брат — крепкий коренастый парень, чуть менее рыжий, нежели сестра, слухом не обладал вовсе. Зато имелось чувство ритма и руки из нужного места росли. Положа руку на сердце, их повозка давно бы развалилась, если бы не его мастерство и набор инструментов, доставшийся ещё от погибшего отца.
— Жоль, подай молоток, — крикнул он сестре, лёжа под телегой, сломавшейся в очередной раз.
— Держи, — Жолана аккуратно, стараясь не повредить живот, наклонилась и подала требуемое.
Через пару месяцев они ждали пополнение семейства. Событие радостное и одновременно сулившее дополнительны трудности. Поэтому им было как никогда важно вновь хорошо показать себя при дворе Гирдира, дабы именно их пригласили в состав придворных лицедеев на этот сезон. Впрочем, Прас был действительно талантливым музыкантом, которого любили и ценили.
— Милая, иди лучше поешь, — Прас нежно приобнял супругу, поцеловал в висок и настойчиво повёл к костру, возле которого стоял котелок с готовой похлёбкой. — Я сам помогу Видару.
Уставшая от долгой дороги, готовки и жары женщина отказываться не стала. Да и ребёнок давал о себе знать постоянным чувством голода. Прожорливый рос малец!
То, что она носит мальчика, ей сказала ещё старая провидица в Магроде, где они проводили лето. Солнце, море, множество отдыхающих, обеспечивавших отличный заработок — что ещё нужно для здоровья и хорошей жизни? Вот только зимой там делать было нечего. Море становилось холодным, с небес бесконечно лилась ледяная вода, а местные жители не спешили тратиться на представления, ибо заработанные за лето деньги им предстояло растягивать до следующего курортного сезона.
Посему весь листопад бродячие артисты неспешно ехали в столицу Гардалии[2] — Староград, где в высоком тереме восседал сам Гирдир — великий и премудрый, как его величали в народе.
Правил он действительно мудро. Тех, кто служил ему верой и правдой, награждал сполна, простой народ не гнобил без веских на то причин, разве что с врагами не церемонился, отправляя тех осваивать дальние земли. Суровые, беспощадные к слабым, берущие дань смертью. Зато те, кто там выжил, мог вернуться обратно спустя десять лет и даже получить хорошее место в княжеской гвардии, ведь после такой закалки этими людьми можно было даже гвозди гнуть. Ну и дурь из головы хорошо выветривалась суровыми северными ветрами.
Впрочем, эти певцы-сказители были гражданами законопослушными и в заговорах не участвовали, даже если им за это деньги предлагали.
Только-только Жолана прилегла отдохнуть в тени дерева, как её чуткий слух уловил… песню. Странную, незнакомую, визгливую:
На лабутенах, ах,
И в восхитительных штанах[3]
Рената летела долго. Едва она ощутила, что гигантский исполин растворяется под её руками, попыталась выровняться и отпрыгнуть, но… увы. Её засосало в липкую темноту. В какой-то миг ей показалось, что она ослепла, оглохла и вообще умерла, так как перестала чувствовать собственное тело. Любимое, холимое и лелеемое в спа-салонах, а ещё хранимое для того самого. Единственного. Которого она пока так и не встретила.
А как его встретишь, если ты всё время в перелётах? Принимать всерьёз пару сотен предложений руки и сердца от случайных встречных было бы несусветной глупостью! Последний раз её пытались захомутать в Марокко, причём весьма настойчиво — еле отбились. Спасибо Жоре — он мог любого уболтать, а ещё имел воистину энциклопедические знания о тех местах, куда его заносила судьба. Рената тоже много дополнительно читала, но больше об искусствах и интересностях той или иной страны. И если фраза: «за неё уже дан выкуп», — ей была понятна, то зачем Жора приплёл, будто её жених (несуществующий, между прочим) купил ей квартиру, она не догнала. И спросить забыла — всё как всегда завертелось, закрутилось и понеслось галопом.
Впрочем, сейчас это не имело никакого значения, разве что было до слёз обидно умереть вот так, не познав, что такое настоящая любовь, не почувствовав, каково это — выйти замуж, родить ребёнка… на худой конец просто переспать с мужчиной. И это не говоря уже о карьере, которую она старательно строила вот уже второй год!
— Аллах, Иисус, или кто там всем этим делом заправляет, — Рената не отличалась особой набожностью, да и не заставляли её вдаваться в ту или иную религию в смешанной семье, взращённой на советском атеизме. Но сейчас, когда происходило что-то за гранью нормальности, она истово взмолилась: — Спасите-помогите! Я больше никогда не буду трогать каменных истуканов! Я… я возьмусь за ум, не знаю… крестиком научусь вышивать, или что вы хотите. Я даже согласна каждый день варить борщ своему мужу, если он у меня всё-таки будет.
Несмотря на отсутствие в этой жуткой тьме каких-либо ощущений, она почувствовала, как что-то горячее зарождается в груди. Мгновенье, и жгучие слёзы катятся по её высоким скулам, омывают пухлые губки, солонят язык. Глухое, словно не её, рыдание срывается с уст.
Внезапный резкий свет ослепил её, пришлось быстро зажмуриться. Минута, две, три… Девушка, наконец, решилась приоткрыть один глаз. Ветка. Абсолютно обычная, берёзовая, как в России, а не на треклятом острове. Чтобы она ещё раз куда-нибудь… Ни за что! Только родная страна, хватит с неё приключений!
Осторожно, стараясь не делать резких движений, Рената села. Вокруг бодро пели птицы, шумела листва, аромат грибов щекотал нос — так и захотелось пойти поискать, не растут ли здесь лисички. Очень уж она их любила с жареной картошечкой.
— Да, Рената, тебя занесло чёрт знает куда, а ты всё о еде думаешь.
Несмотря на то, что дева себя очень любила, самоирония помогала не зазвездиться. Учитывая её известность, полезное свойство. Помогает крепко стоять на
