Вечное - Мара Вересень
— У тебя еще и сестра?
— Ага, близнецы мы. У нас всегда по двое. Один тёмный, другой светлый.
"Два весёлых гуля", — тут же пропело у меня в голове. Рекламóроки — страшная вещь, застревают намертво.
— А какого гуля ты тут?
— Дневник по практике подписать.
— По четвергам не подаю.
— Сегодня среда.
— Глядь! — орнула я. — Копать! Зараза!
Кошак подкрался и, воспользовавшись моим отвлеченным состоянием, принялся шершавить языком пальцы на ноге.
— Лайм!
— Да мам? — тут же нарисовался на верхних ступеньках сын с моими тапками в руках. Он, как и Копать, обожал возникать из ниоткуда, шастая тенью с домьего попустительства.
— Ты это кормил?
Перехваченный за шкирняк кот пустил носом пузырик и поджал лапы зайцем, наглые зенки, прищурившись, косились мне за ухо.
— Э-э-э нет.
Теперь ясно было, откуда мне столько любви.
— Так покорми, иначе однажды он сожрёт что-нибудь не то и всем будет печально.
— Он сдохнет? — поинтересовалось доброе дитя.
— У вас не будет меня. Эй, стажер, как там тебя?
— Кай-Моран же, я же гово…
— Давай сюда свою графомань.
Я спустилась, отдала кота мечтательно улыбающийся дочке. Та молча направилась к кухне, кивком позвав за собой Лайма, тоже спустившегося и спустившего тапки. Только дети, переглядываясь как заговорщики, удалились, я спрятала облизанные ноги, взяла у детинушки замусляканную тетрадку, будто у него тоже дома кот. Пощелкала пальцами. Сообразительный парень тут же вложил в них ручку. Проглядывая отчеты, написанные неожиданно разборчивым почерком, я сквозь ресницы любовалась на красивое. Ну до чего хорош, пернатый стервец. И глаза лукавые смотрят прямо в…
— Ни стыда, ни совести, — вздохнула я тем, куда он смотрел.
— Не-а. Я темный. Мне не положено.
— Будем воспитывать.
— Кнутом или пряником?
— Лопатой!
— Мастер Холин, а вы со мной на кладбище пойдете?
— Обязательно, — многообещающе оскалилась я и шлепнула тетрадкой в широкую грудь. — И забей кокетничать с куратором, на оценку не повлияет, и я тебе в матери гожусь.
— Это вряд ли, максимум я ваш не очень младший брат, — заулыбался Кай.
— Исчезни, младший брат, пока я тебя по-сестрински не проводила.
— Это как?
— Пинками.
Стажер тут же нашел, где дверь, но не удержался и заглянул в тетрадку. Узрел наличие исправлений и отсутствие подписи и бровки домиком собрал. Но я была закалена браком, двумя детьми и котом. Кстати, что-то там, куда последние удалились, подозрительно тихо.
— Совести у вас нет, мастер Холин, — проныл Кай.
— Не-а. Я темная. Дальше сам знаешь.
Кай энергично закивал, развернулся к двери и… никуда не ушел.
— Э… мастер Холин, дверь не открывается.
Дом редко выкидывал подобные штучки. Он вообще был не слишком активный, а когда не стало папы и ба, и вовсе почти уснул, начал оживать, когда родился Рикорд, а к Дариному рождению уже уверенно забавлял детей светлячками и фигурками из теней на стене. Он чаще отказывался впускать кого-нибудь, но чтоб выпускать… Пришлось самой открыть, проводить стажера до ворот и еще и там открыть.
— У тебя всего ничего до ночной, и я бы на твоем месте поспала, мало ли что, — напутствовала я.
— Откуда вы знаете?
— Не знаю. Но я ведьма и мне сглазить, как тебе почесаться.
Парень, свернувший тетрадь в рулончик и собиравшийся сунуть ее в карман плаща, тут же почесал ею сначала грудь, потом тыльную сторону ладони, потом наконец донес до кармана, не выпуская тетради, прямо через карман почесал бедро, потом до него дошло.
— Очень хорошо, что я сегодня не дежурю.
— А кто? — удивилась я, потому что никого нового нам не присылали, Кастис окончательно обосновался у патрульных, а Став… Не комиссарское это дело на дежурстве сидеть, когда другие есть.
— Комиссар арГорни сказал, что сам подежурит. Я ему, что я уже на вторые сутки без отдыха, а он сказал, чтоб я пошел отдохнуть обязательно, а он сам, ему все равно заняться нечем. И улыбался.
— А сейчас там кто?
— Так он же и есть.
— Придурок…
— Вот и я почти так же подумал, но вслух…
— Это ятебевслух говорю. Могу по слогам повторить. А будешь умничать, инквизиторам сдам. Есть у меня один давно знакомый и нежно нелюбимый.
— Это светен Арен-Тан что ли? Так я с ним уже знаком. Это он рекомендацию распределить меня в ваше отделение в аттестационную комиссию Академии дал. Сказал, что мне будет полезно, а вам понравится. Или наоборот? — Кай собрал глаза в кучу и поскреб рученькой затылок. — А почему вы его не любите? Он вот вас уважает. И вообще мы прекрасно побеседовали. Очень приятный человек.
— У меня много причин для подобного отношения, Кай-Моран, — ответила я, стажер поймал мой взгляд и тут же прекратил изображать идиота. — И запомни одну вещь, он не человек — инквизитор, механизм или инструмент, который иногда, очень редко, позволяет себе побыть человеком и никак не наоборот. Свободен. Три часа на сон и вечером чтоб был…
— Иначе?
— Иначе никаких совместных прогулок по кладбищам.
— А перья покажете? Вы обещали.
Я показала.
— Страшно, — сказал Кай. — Страшно красиво. Но страшно — больше. Но красиво. Очень. Очень страшно и очень краси… Я лучше пойду, мастер Холин. Посплю. До вечера, мастер Холин.
Вернувшись, я первым делом проверила кухню и ожидаемо не нашла там детей. Прислушалась — в их комнатах их тоже не было. Копать возил по д столом какой-то комок. Оказалось — записка. Рикорд Лайм Холин сообщал, что они отправились к отцу, как было условлено и что забирать их там же и во столько же. Пришлось напрячь мозг. Что-то смутно припоминалось. Трех часов для разбора отчета из информатория мне будет явно мало, больше заняться нечем, поэтому можно навестить Става. Когда я поднималась наверх, чтобы переодеться, дверь кабинета снова была открыта.
4
— Иди поспи, — сказал Став, едва я вщемилась в заклинившую и не отрывающуюся даже наполовину дверь “Только для”. Удивлялась еще когда подъехала, отчего все через главный вход бегают.
— Я уже поспала.
— Иди еще поспи. Смотреть страшно. Не женщина, а подобие.
— Подобие чего?
— Подобие ничего. Всего и осталось, что глаза и си… и глаза.
Я краем глаза покосилась на “глаза” и посмотрела на начальство, не веря своим ушам. Этот ценитель объемного переписался в тролли или у меня бред? Или у него?
Полезла потрогать, нет ли у гнома внезапного жара, поскольку все прочие признаки могильной горячки наличествовали: нелогичное поведение, внезапная смена настроения, блеск в глазах нездоровый…
— Давай без благодарных объятий, — шарахнулся Став, — не такие у
