Ведьмина Ласка (СИ) - Мию Логинова
Дав пинка вороне, нырнул в шкаф в поисках тряпья. Нашлось. Модное даже. Это что же, ведьма старая — молодчика подцепила? Приворожила никак! Кто ещё позарился бы на морщины столетние?
Натянул штаны, отбиваясь от зверинца хозяйского. Надо свалить до того, как старуха вернётся. Объясняйся потом с нею и владельцем штанов.
Вдруг запело радио. Я аж шарахнулся с перепугу.
"Мораль этой истории будет такова
Коль, дал кому ты слово, то держи его всегда".
Приёмник затрещал, будто новую волну ищет, и одновременно с этим скрипнула дверь. Я к окну, а там котяра этот проклятый. Довольный такой, скалится. Хвостом по раме барабанную дробь выбивает.
— Чтоб тебя блохи заняли, чёрт волосатый.
"Попал похоже. Опять. Как кур в ощип.
в мой капкан ты попал
заключён в моём взгляде,
и как выйти не знаешь
больше точно не сбежишь"
Запело радио и в дверь протиснулись девчонка лет восемнадцати.
Странно. Летом же приезжала Людмилы внучка: лет десять ей, не больше… или… это я сколько животиной по миру бродил?! Твою-ю ма-ать!
Девчонка визжит. Ворон каркает. Кот хвостом лупит по подоконнику.
— ДА ЗАМОЛЧИ ТЫ СИРЕНА ПОЖАРНАЯ! — пытаясь переорать этот гомон, рявкнул во всю мощь лёгких. — Сосед я, за сахаром зашёл.
— Голый!? — недоверчиво щурится Людмилы внучка. Ладненькая выросла, спелая. Это её хахаля что ли штаны? Эх, глупая, тебе разве не говорили, что в лес дрова не возят? Чо попёрла-то мёртвый груз в отпуск? У нас своих мужиков — только успевай ноги раздвигать.
— Так ведь сирым и убогим охотнее подают, — улыбаюсь, пожимаю плечами. — Так что? Сахаром поделишься? Меня Яном, кстати, зовут. — Протягиваю руку, а она всё спиной двери подпирает.
"Много занимает в твоей жизни ложь, враньё, думаешь, тебя спасёт
Верил, но в итоге понял, ты рядом со мной только врёшь"
— У тебя тут радио с катушек слетело. Хочешь починю? Я в этом деле мастер.
Глава 4
— Это не моё, так что не стоит.
— В каком смысле не твоё? — до чего молодёжь за время, пока я зверем был, обнаглела и скурвилась. Это ж надо, бабки добро не жалеть. Мне Ладомилы имущества тоже не жалко, конечно. Она ж ведьма. Таких бы сразу в Смородине топить. Не было б ведьм, глядишь, не проклял бы никто. Иринка тоже, небось ведьма была. Иначе, чем объяснить, что околдовала чуть не с первого взгляда? Как ухнул в её омуты души и всё. Пропал. А уж ниже глаз какие у неё омуты имелись! Век бы их не знать, проклятых. Жил бы себе, не тужил.
— А чьё же?
Ладомилы внучка неуклюже пожала плечами и я заметил, что у неё эти омуты, те что пониже глаз, тоже как болото затягивают. Ладная всё же девка выросла. А была какая: щуплая, нескладная и наглая, как козёл в огороде.
— Хозяев. Яды.
— Так ты не она? Не Ладомилы внучка? — выходит, с математикой у меня осечка вышла. Высчитать бы как-то, сколько я в звериной шкуре бегал…
— Не она. Василиса я. А ты точно он?
— Кто?
— Сосед.
— А ты думала кто?
— Ну вор там или маньяк, — Василиса опять пожала плечами. Что ж ей за восемнадцать лет никто не указал так не делать! Особенно при мужиках! Особенно когда хочешь с ними диалог вести. Осмысленный.
— Так, воры голышом на дело не ходят!
— Откуда тебе знать, если ты не он?
— Слишком приметно потом добро выносить. Особенно в темноте. Шкура у нас, у людей, не очень для маскировки приспособлена.
Василиса прошла к той части, где располагалась кухонная мебель, даже не улыбнулась на шутку. Вот же бронированная!
— Не уверена, что сахар есть, — повернувшись спиною, она принялась шарить по шкафам, предоставив мне обзор на роскошные нижние формы. Хороша! Хоть оставайся ночевать… Так ведь знаю их. Сегодня ночевать, завтра жениться. А не хочешь — будь ты проклят, козлина безрогая.
Я теперь учёный. Это мы проходили.
— Несладкая у нас с тобой, Василиса, жизнь, видать.
Девчонка обернулась, нахмурилась и серьёзно кивнула. Это у неё что? Чувство юмора ампутировали? С пуповиной вместе отрезали при рождении?
— Да уж… а у тебя что? — тяжело вздохнув, гостья Ладомилы подозвала к себе кота. Тот усиленно изображал природную глухоту, продолжая сторожить оконные рубежи. Как будто я, вот прям при ней, брошусь спасаться бегством. Во-первых, вроде ж не бьют, чтоб бежать. Во-вторых, двери свободны.
Стоило мне об этом подумать, как огромная птица, та что тюкнула меня по темечку, спикировал на ручной вязки половичок у входа. Замуровали, гады!
— Девушка у меня утонула… — пожаловался я, добавив в голос тоски. Девки до того любят жалеть убогих и судьбой обеденных — хлебом не корми. Вот пусть сразу проникнется, по глазам вижу, что проняло.
Говорят, что слова ничего не значат
А сами слова не плачут
Не блестят, не приносят удачу —
Это просто слова
Не лечат, не ранят сами
Но нашими голосами
Меняют мир полюсами слова
Опять запело! Так и с Кондратием недолго познакомиться с перепугу-то.
— Видишь! Точно не надо чинить? Вот проснёшься ты ночью нужду справить, оно как заорёт дурным голосом и всё — больше ни в чём, кроме савана, нуждаться не будешь.
— А саван при чём?
Ну точно ампутировали! И чувство юмора и здравый смысл, видать.
— Укрыться.
— От чего? — кот и тот лапой морду прикрыл! Я в отражении окна видел. Клянусь! Или, может, умываться принялся — черти его знают.
— От звуков посторонних, — за беседой Василиса успела нырнуть в холодильник, достала оттуда банку тушёнки и чахлый огурец. Скудный у Ядвиги провиант, однако. Ещё б бутылку самогона и будет набор почётного алкаша. Впрочем, с такой-то бабулей сам Бог велел. Иначе, чем всякую чертовщину себе объяснять? А тут жахнул и всё ясно — белочка заглянула.
Тем временем, девица достала нож консервный, приладила в желобок, и видать с одурью, на какую была способна, шлёпнула сверху ладонью. Ну сразу видно, что с юмором, что с банками беда. Хотя смешить точно умеет! Такое тут началось: кто куда, банка в пляс круговой по столу зарядила, вертясь волчком соскользнула на пол, Васила, недолго думая, на мой вкус, красиво изогнувшись в талии попыталась ловить, но куда там, только по ноге себя саданула да ногу ключом поранила. Н-да-а… Орать у неё, конечно, не хуже кота с отдавленным хвостом выходит. Неудавшийся ужин покатился аккурат в лапы к сидевшему у дверей ворону. И
