Ежевика в долине. Король под горой - Мария Гурова
– Сэр, а почему вечером? Не легче ли искать струпку при свете дня? – спросил Оркелуз.
– Нет, увы, днем эти вершки корня мимикрируют и умудряются прикидываться заурядной травой или кустом, – с сожалением ответил сэр Мерсигер. – Что ж, господа, если нет еще вопросов, жду вас после обеда у главного входа.
Позже в коридоре Гаро спросил:
– Думаешь, мы его найдем?
Тристан помотал головой.
– Думаю, что не найдем. Мерсигер просто хочет, чтобы эта вылазка имела какой-то смысл и мы были заняты поисками, а не тыкали на спор ядовитых жаб палками на болотах.
После обеда у подъемного моста собрались сэр Мерсигер и послушники, все верхом. В классе Тристана учились двенадцать мальчиков от тринадцати до семнадцати лет. Гаро был самым старшим в их компании, высоким и крепким. Оркелуз был ровесником Тристана, все прочие одноклассники были младше. Несмотря на разницу в возрасте, акколаду, церемонию посвящения в рыцари, класс проходил вместе. Считалось дурным тоном, если школяра оставляли послушником в чужом классе. Поэтому младшим ребятам приходилось сложнее. Для молодых людей, не отмеченных военными заслугами и фронтовым опытом, было звание рыцаря-сквайра.
– Я, кстати, вот этого не понимаю, – сказал Тибо, самый юный в их классе. – Это ведь просто звание внутри Ордена. Так-то мы все рыцари, верно?
Гаро с Тристаном усмехнулись.
– Верно, – ответил Гаро. – Только никому на службе не нужен рыцарь, который войну в глаза не видел.
– Есть ли пальеры, которые стали учеными? Ну, в смысле, остались учителями в школе после присяги?
– Ты что, боишься ехать на фронт? – вмешался Оркелуз.
– Вовсе и не боюсь! – бойко заявил Тибо. – Я просто интересуюсь. Мне интересно!
– Не задирай его, – одернул Гаро Оркелуза. – Не волнуйся, Тибо, тебя все равно никто не отправит на военную службу, пока не станешь совершеннолетним.
До места доехали быстро, разбили лагерь, а когда запалили костер, в лесу уже стемнело. Сэр Мерсигер велел всем зажечь фонари, разделил класс на пары по принципу «старший с младшим» и велел расходиться. Это был не первый поход и даже не такой изнурительный, как в стужу. Едва подоспевшая к долине весна растопила снег, превратив в болота даже лесные тропы. Послушников приучали к тяжелым испытаниям зимними переходами через холмы и двухнедельным отшельничеством в лесной хижине. Для одних парней это была пытка, для других – блаженные дни тишины и безмятежности. После испытаний им всегда задавали писать эссе на тему их приключений и переживаний. Наставники говорили, что Тристан не самый бравый из послушников, но самый смиренный. А еще они говорили, что он мог бы стать поэтом – так необыкновенно цветист был его язык и так искренне мысли ложились на бумагу, будто плелись лозой. Тристан даже осознал, как у него это получается: он вовсе ничего не записывал в походе, только осмыслял события, находил названия своим чувствам и давал всему этому оценку. Наверно, только так и поступают поэты, а не ученые.
В напарники Тристану достался Тибо. Он был не то чтобы пугливым, скорее, очень мнительным. И его болтовня сбивала Тристана с мыслей. Он щебетал своим еще не сломавшимся голосом всю дорогу.
– Давай договоримся: ты молчишь, а я рассказываю Мерсигеру, что ты все делал верно, вел себя храбро и вообще спас меня, вытащив из норы? – предложил Тристан.
– Тут есть такие норы, в которые можно упасть? – Тибо округлил глаза, Тристан же свои закатил.
Тибо все же принес ему охапку хлопот. Спустя четыре часа ходьбы по вязкой скользкой земле он набрал и воды, и грязи, и даже веток в сапоги, чем и стер ноги в кровь в семи разных местах. А теперь канючил.
– Вот ты бедолага, – устало выдохнул Тристан. – И бедолага, и дуралей. Ты зачем гетры надел, когда надо было портянки?
– Они у меня всегда сползают! – стенал Тибо.
– Что мне с тобой делать?
Тристан сжалился и не стал отправлять напарника обратно к сэру Мерсигеру. Вместо этого он нарубил хвойных веток и соорудил ему небольшое гнездо, в которое велел улечься и спать.
– Смотри мне, Тибо, – пригрозил Тристан. – Не найдется той силы, что спасет твои уши от меня, если по возвращении я тебя здесь не найду. Или если ты еще натворишь глупостей.
Тибо виновато кивал. Не то понимал свою ошибку, не то понимал даже больше и умело юлил. В одиночку Тристан шел быстрее. Он свернул с тропы и направился к Гормовым холмам, прорубая себе дорогу через кустарник в густом лесу. Но прошел он недолго, из полевой сумки донесся голос Ситцевого рыцаря.
– Не туда идете, господин, если только вам надо за корнем струпки, – проворчал он.
Тристан остановился, огляделся. Убедившись, что никого поблизости нет, достал куклу.
– Знаете, куда идти?
– О да. Струпка не любит солнце и ему всегда мало питья.
– Значит, надо идти к озеру? – спросил Тристан.
– Именно, господин, именно к Ворклому озеру! Милее места не придумаешь для этих кореньев, – закивал Ситцевый рыцарь.
– Как же его тогда среди холмов находили?
– Должно быть, старая плантация фей, – предположил он. – Но если ее всю перекопали, то новых струпок в холмах не появилось, будьте спокойны.
Тристан вспомнил карту и повернулся в сторону Ворклого озера. Он никогда не был в глубокой чаще леса. И пока он шел, кроны деревьев, убранные прошлогодней померзшей листвой, становились все гуще, а дорога – все темнее. Тристан напряг слух. Было странно, что безлюдный лес с его непугаными жителями такой тихий. Тристан слышал только свои шаги. Шлеп, шлеп. Время от времени он переговаривался с Ситцевым рыцарем. Тому повезло: вощеная кожа планшета укрывала его от сырости внешнего мира. Тристану же досталось худшее. Было душно и влажно в лесу, от быстрого шага выступала испарина, и влага его тела встречалась с капелью и моросью, пропитавшей одежду. Но Тристан знал, что ничем это не исправит, и просто шел. Шлеп, шлеп, шлеп. И Ситцевый рыцарь запел. Он редко позволял себе подобное – обычно рядом с Тристаном могли оказаться незваные слушатели. Но во время походов и отшельничества Тристан узнал, что Ситцевый рыцарь имеет богатый репертуар: баллады, гимны, серенады и даже колыбельная.
– Кабы леди сжалилась и меня пригласила в дом, когда муж ее рогатый спит глубоким сном, – мурлыкал на кабацкий мотив Ситцевый рыцарь.
– Дурные песни поете, сэр, – осуждающе сказал Тристан.
– А это хорошо, господин, что вы в них дурость разглядели, – весело отозвались из планшета.
В воздухе запахло застоявшейся водой и холодом
