Вампир Его Высочества (СИ) - Ефимия Летова
А зря.
Отчётливо запахло жжёным салом и мокрой псиной. Блюдо перекочевало на пол, нож — в руки хозяина. Над постаментом прямо в крыше оказалась прямоугольная дыра, будто кто-то аккуратно выдавил в черепице ровнёхонькую прореху. А на каменном столике, вытянувшись струной, неподвижно лежала абсолютно голая женщина.
Я вытянула шею и снова заморгала, от усердия подёргивая шеей, как голубь: может, привиделось со страху? Но нет. Женщина или девушка — худощавая, темноволосая, может быть, не старше меня… Длинные тёмные пряди рассыпались до пола, едва не касаясь тусклых пляшущих огненных капель, заострившиеся соски на неожиданно полной, изредка вздымавшейся груди казались почти чёрными, от треугольника тёмных волос внизу живота я стыдливо отвела взгляд. Её лица не было видно, но, возможно, она потеряла сознание от ужаса, околдована… или спит.
Четвёрка слуг разошлась каждый к своей колонне, упершись в неё спинами. Рядом со мной оказалась невысокая и полная дама в бесформенном балахоне. Я перестала видеть столик и брюнетку на нём, и любопытство победило осторожность: на четвереньках я выползла вбок. Покосилась на бабу — слуги пугали гораздо меньше их хозяина, они-то были обычными людьми… людьми ли?!
Женщина с низким голосом сбросила балахон, и я чуть не метнулась куда-то, может быть — в очерченный чёрной лентой квадрат или выделенный свечами круг. Потому что мощные плечи, мясистая спина, ягодицы и бёдра дамы оказались неравномерно покрыты густой бурой шерстью, а слева от меня, чуть ли не до пола, свешивался толстый, толщиной в руку, напоминающий змею хвост — подрагивающий, живой! Я крепко закусила ладонь, бросила взгляд на неподвижное тело в центре мансарды — и увидела склоняющегося над ней мсье Латероля.
Уже без цилиндра. Тёмные с проседью волосы оказались забраны в хвост. А в правой руке нож.
Он водил над девушкой — сейчас я почему-то была уверена, что ей нет и девятнадцати — сложенной щепотью левой рукой, посыпая чем-то черным, разлетающимся мгновенно тающей дымкой. А потом мягко взял в руки её тонкую руку — никаких развитых мускулов, вряд ли девушка поднимала в своей жизни что-то тяжелее цветочного букета. Мужские губы аккуратно коснулись запястья и — я не могла этого услышать, поэтому дело, вероятно, было в разыгравшемся воображении — но я услышала влажный хруст прокусываемой кожи.
Мсье Латероль пил-целовал её запястья, тонкую шею, губы — и я, уже привыкнув к полумраку, увидела тонюсенькую тёмную струйку, тянущуюся из уголка её губ до линии скул. Он пробежался губами по груди, животу — дальше я зажмурилась, но тут же открыла глаза, чувствуя какую-то смешанную с тошнотой тягучую дрожь по всему телу, скручивающуюся узлами в горле, ладонях, в моём собственном животе. Последним вампир прикусил бедро, облизнулся, вытянул руку над девушкой, побелевшей, как мрамор. Вытянул нож с чёрной рукоятью и резанул крест-накрест собственную ладонь. Капля его крови упала на женское тело — и оно вспыхнуло чёрным пламенем.
Вампир отскочил, словно боясь обжечься. Тело горело, клубы дыма скручивались шарами — но я не чувствовала ни удушья, ни запаха гари. Дым поднимался вверх. Он шёл и шел, словно под мёртвой — без сомнения! — жертвой была огромная печная труба из самой преисподней или вулкан. Хотя чада и не было, у меня заслезились глаза, зачесалось в носу, черная лента, обвивающая колонны, захлопала, как полотнище на ветру.
Тело сгорало без остатка, и уже не казалось мне человеческим. Может быть, кукла?.. Я заметила, что кожа чернеет, рассыпается пеплом, мельчайшие частицы поднимаются в воздух, увлекаемые дымовым потоком. Пять минут, пять часов — время текло так странно, ноги затекли, и я переменила позу, села, поджав их под себя, наблюдая, как на почерневшем, закоптившемся каменном постаменте осталась только горстка чёрного праха, а через прямоугольную прореху в крыше медленно, с опаской, начинает проникать серебристый солнечный свет, слабый и тусклый, неестественно застывая над потолком.
Покрытая шерстью оборотница — или кем там она была — медленно отпустила балку, подняла с пола и натянула своё покрывало и, переваливаясь с ноги на ногу, побрела в сторону лестницы. За ней потянулись и остальные, оставляя прах и погасшие, оплывшие свечи, порванную, бессильно обвисшую чёрную ленту.
И мсье Латероля — он, оказывается, никуда не ушёл и уйти не мог. Лежал на полу неподвижно, скрючив пальцы, как будто окоченев, устремив к потолку неподвижный взгляд широко открытых красных глаз. Нож валялся рядом.
Я попятилась к выходу, но вспомнила о хвостатом чудище и остановилась. Преодолевая отвращение и страх, подошла к вампиру. Солнечный свет не касался его тела, но… Вряд ли он умер.
А лежал — как мёртвый, вроде даже и не дышал. Как… ненастоящий.
Шаг. Шаг. Шаг.
Постамент манил меня, как магнитный сланец железную иголку. Узоры на его боках казались теперь выпуклыми, живыми, извивающимися, будто черви. Захотелось развеять дурное наваждение — мало мне того, что происходит в реальности! Голова кружилась, как это часто у меня бывает и без подобных бессонных ночей, и снова потекла кровь из носа.
Я заметила это слишком поздно: алая капля упала на каменную поверхность.
На мгновение я снова почувствовала себя неловкой младшей горничной во дворце на испытательном сроке, торопливо задрала подол платья и попыталась стереть пятно, мысленно костеря себя на все лады — глупее было бы только раздеться догола и самой сюда улечься! Надо попробовать сбежать отсюда, вот что. Может быть, вампиру я не нужна — сам же говорил, что я страшная, что не понравилась. Хоть какая-то польза есть от моей рябой физиономии… А если золотые всё ещё там, снаружи? А вдруг моя высокошпильная Льерия сгорела дотла?
Хвать!
Вампирова ладонь крепко вцепилась в щиколотку, я замерла, дрожа, точно заяц.
— Наклонись, — хриплым голосом произнёс мсье Латероль. Когда он успел подползти ко мне так близко?! Медленно-медленно, не смея ослушаться, я опустилась на колени, его рука переместилась на ворот моего платья, притягивая меня ближе, и я увидела, что его красные радужки стали цвета поеденного ржавью железа. Он ткнул острым пальцем куда-то мне в щёку.
— Мне… в детстве… бабка говорила, мол, золотые метят так своих детишек, перед тем, как подбросить их, точно кукушат, в человечьи гнёзда. Золотая кровь… — теперь он почти касался кончиком носа моих губ. — Пахнешь… страхом. Испугалась? Не… бойся. Так… надо было.
Ладонь легла на мой затылок, и я ощущала мозолистые
