Еще более дикий Запад (СИ) - Лесина Екатерина
— О! Чарли… — белая, как и все-то в этой комнате, дверь распахнулась, впуская донельзя счастливого Эдди. — Живой! А мы уж беспокоиться начали.
От Эдди пахло розовой водой и еще мясом, сдобой и в принципе съестным, отчего в животе раздалось урчание.
— Живой, — Чарльз сглотнул слюну, которая наполнила рот. — Где я?
— Гостиница «Белый лебедь». Между прочим, лучшая в городе.
— Ага, — Чарльз опять сглотнул, поняв, что еще немного и не справится. — Есть хочу.
— И хорошо! — кажется, Эдди подобное заявление весьма обрадовало. — Значит, живой! И жить будешь. Вот поверь моему опыту…
— Эдди!
— Идем, — он хлопнул Чарльза по спине, и от этого удара Чарльз едва не упал, но был пойман заботливой орочьей лапой. — Ты, главное, не переживай… если подумать, то все не так и плохо.
Прозвучало… не слишком утешительно.
Помимо спальни, в номере для новобрачных — а Эдди доверительно сообщил, что иных-то и не нашлось, разве что одиночные, а им надобен побольше — была гостиная, в тех же светлых тонах и украшенная чучелами лебедей. Исполненные с немалым мастерством, чучела держали огромное зеркало, мимо которого Чарльз постарался прокрасться незаметно, но все одно уловил собственное отражение и не сдержал протяжного стона.
— Ты не переживай так, — Эдди воспринял стон по-своему. — И женатые мужики живут. Женитьба, это же не конец света…
— На твоей свадьбе я тебя тоже так утешу, — мрачно сказал Чарльз, рухнув в кресло. Низкое, укрытое белоснежным покрывалом, оно оказалось мягким, и Чарльз даже решил, что сейчас вовсе провалится.
Не провалился.
Дотянулся до столика, на котором виднелся серебряный поднос, а на нем в свою очередь серебряные же блюда.
Эдди вздохнул.
— Милисента где?
— В ванной. Ты… извини, но это надолго.
— Пускай, — Чарльз поднял крышку и едва не захлебнулся слюной. На крупном куске мяса, украшенном веточкой розмарина, плавился кусок сливочного масла. И золотистые дорожки бежали по стейку, мешаясь с крупной солью и темными перчинками. Появилось желание забыть про все манеры и просто впиться в этот кусок зубами.
Сдержался Чарльз немалым усилием воли.
— Рассказывай, — велел он, понимая, что вляпался во что-то куда более серьезное, чем рассчитывал.
— Ну… тут такое… в общем… — Эдди осторожно опустился во второе кресло и потянулся к кофейнику. — Твой приятель, который некромант, он полагает, что брак вы заключили не просто так, а нерасторжимый.
Мясо оказалось сочным.
И нежным. И вкус его, подчеркнутый приправами, доставил такое наслаждение, что Чарльз замычал.
— Он сказал, что вы принесли клятвы. А свидетелями стали древние силы. Может, даже божества.
— Сиу?
— Не только… что… может, племена помнят не так и много. Мне дед мой говорил, что когда-то были особые места, — Эдди наполнил крохотную чашку, которую держал явно с трудом. — Туда приходили, чтобы вершить суд. Или договор заключать. Или торговать. Или еще что… ну, раньше, до вас, людей, тоже не особо мирно жили. Вот и появились. Там кровь первых всех. Орков, сиу, подгорников, даже людей. И потому-то там древняя сила. А потом появились люди с другой стороны моря и все переменилось.
Чарльз вздохнул.
Стейк оказался куда меньше, чем выглядел, и закончился слишком быстро. Правда, под вторым серебряным колпаком обнаружились ломтики картофеля, обжаренные до золотистой корочки. А к нему — бекон и тонкие острые колбаски.
Соус в соуснице.
Салфетки.
Может, сервировке не хватало изящества, зато еды было много.
— Он сказал, что в ваших храмах вроде как тоже есть эта сила, если туда и вправду ходят молиться. Верить. Ну и делятся душой. Тогда да, тоже клятвы особыми становятся. А если нет…
— В общем, развода не будет? — уточнил Чарльз.
— Ну… — Эдди провел руками по лысой башке, с которой исчезла та мелкая поросль, что пробилась за время пути. — Извини… он говорит, что можно, конечно, но лучше не рисковать. Вы ж и силой клялись.
И еще кровью.
Идиот.
Но злости, странное дело, не было. В конце концов, именно Чарльз предложил эту женитьбу. И на обряд согласился добровольно. И… и у него образование, опыт. Так чего уж тут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Милисента как?
— Да… нормально. Вроде. Не знаю. Она же ж… она плакать не станет. И претендовать на что-то тоже, не думай.
— Не думаю, — Чарльз почесал шею, которая раззуделась просто-таки до невозможности. — И не дергайся, я не собираюсь её обижать.
— Я и не позволю, — Эдди глянул так, что кусок в горле застрял. — Не знаю, выйдет чего у вас или нет, но… вдовой остаться она всегда успеет.
И это, пожалуй, не было угрозой.
— Не думаю, что до такого дойдет, — Чарльз протянул руку. — Кофеем поделись. Р-родственничек…
Глава 3. О превратностях брака и высокой общественной морали
Счастье было.
Конкретно в этой ванне. Огромной, даже больше той, что у нас стояла, тем паче, наша давно облезла и водой, если и наполнялась, то давненько. А тут… ванна сияла, краны тоже сияли, и все-то вокруг сияло, было белым и чистым, чем внушало мне некоторые опасения. Я открыла краны и сунула палец под горячую струю.
А потом, как ванна наполнилась, и залезла в воду.
И просто лежала, чувствуя, как отмокает шкура. Кажется, даже придремала немного, но не так, чтобы сильно. Потом уже мылась. Долго. Натиралась душистыми мылами, какой-то фигней в банке, про которую сказали, что она для кожи.
Пускай.
Но чем дольше я лежала, тем сильнее остывала вода, а в голове появлялись мысли… да разные мысли. Большею частью о том, что Чарли новостям не обрадуется.
Он ведь граф.
Всамделишный.
И это я тут могу над графством его посмеиваться, а там, на Востоке, смеяться будут уже надо мной. Я даже высунулась, чтобы в зеркало поглядеть, чего явно делать не стоило. Из зеркала на меня поглядела смуглая до неприличия — еще немного и с сиу по цвету сравняюсь — девица с темными волосами и резкими чертами лица. Губы у нее были тонкими и большими. Помнится, судейская дочка еще мой рот жабьим обзывала. Нос с горбинкой. Глаза… глаза, пожалуй, что и ничего. А вот шея длинная, как у жирафы, которую я на картинке видела. И сама-то тощая.
Кости торчат.
Кожа… кожа вон ниже шеи белая. И на руках тоже. И будто я то ли перчатки одела, то ли вымазалась. А матушка еще когда предупреждала, что приличные леди носят перчатки.
И маски от солнца.
Носила бы…
Не помогла бы маска, даже если загар отскоблить, все одно я останусь не совсем, чтобы человеком. Может, не настолько, как Эдди, но коль приглядеться, то чувствуется во мне иная кровь.
И вообще…
С этой мыслью я нырнула в остывающую воду, под которой и сидела, пока хватило дыхания. А как закончилось, то вынырнула.
— Хватит, Милли, — сказала я своему отражению, стараясь подражать мамаше Мо. Вот кто умел изгонять бесов, в том числе и трусости. — Вовек в ванной не спрячешься.
А вот волосы мыть надо.
И мыла. Дважды. А они все одно остались черными и спутанными. И… белый мягкий халат, который единственно нашелся из одежды — Эдди обещал решить вопрос — нисколько не успокоил.
Я осторожно приоткрыла дверь и ничуть не удивилась, обнаружив графчика.
Графа.
К мужу стоит отнестись серьезно. Он сидел на белом диванчике и глядел в пустую кружку.
— На кофейной гуще гадаешь? — спросила я, потому что нужно было чего-то сказать.
Подозреваю, основное он узнал от Эдди. А я… я стою. С полотенцем на волосах. Мамаша Мо так закручивала, чтоб не просквозило. Тут, конечно, сквозняков нету, но с полотенцем все одно как-то спокойнее.
— Скорее думаю.
— Злишься? — не люблю недоговорок.
Я бы вот злилась, если по-хорошему. Да и… и должна бы, и странно, что не злюсь. Я ведь тоже не хотела замуж. Но…
— Нет, — он покачал головой. — Ничуть. Сам должен был бы подумать.
— Эдди говорит, что все не так страшно. Что надо просто изучить клятву и… и может, что-нибудь придумаем.