Опасная пара для темной (СИ) - Вознесенская Дарья

С чего ему огорчаться, что у меня есть дочь?

Разве что с того, что две ведьмы - две беды?

Но почти сразу мне стало стыдно. Перед своей дочкой, да. За то, что я о ней подумала хуже, чем следовало. Потому что ничего она не натворила. А увидела...

- Он лежит. И стонет. Ну я потыкала его - еще громче застонал. И кровищи там! - бормотала Аника, утаскивая меня прочь от мужланов, диалогов с пресветлыми, самих пресветлых… а, нет, от этих так просто не отделаешься. За нами пошел. - А потом ка-ак выругался! И ка-ак намагичить попытался! И сознание потерял… В общем, я даже немного заорать хотела, но потом подумала, что у него и так голова разбита если я еще орать буду - ему же совсем плохо станет!

Аника поясняет происходящее звонким голосом, ведет меня мимо столов, мимо стойки, в боковой вход, а там - через задний двор. То ли в стойло лошадиное, то ли в сарай какой с сеном и...

- Погоди ты о воплях - по порядку поясни, что вообще произошло! - требую я перед сараем.

Оказывается, пока мы препирались с пресветлым, Аника успела разведать, что Ханша рядом с родителями не наблюдается. И отправилась по его следу как настоящий оборотень - а вдруг он делает что-то такое, что ей тоже надо? И нашла того возле раненого мужика. А еще у мужика конь красоты невероятной. Он тыкал мордой в лежащее тело, ржал и пытался добудиться. Но дети его привязали, чтобы не сбежал. И сами стали будить мужика, но тот, видимо, совсем плох...

- Мы же недолго разговаривали с пресветлым… - удивилась я такому стремительному повороту событий.

- А я все делаю быстро, - сообщила моя маленькая ведьмочка.

На инквизитора на всем протяжении нашего пути она не смотрела, воодушевленная очередными приключениями. Да и зачем? Последнее время вокруг нас громоздилось столько пресветлых, что если обращать внимание на каждого - время терять.

А вот пресветлый, что так и не удосужился представиться - впрочем, я тоже имени своего не назвала - очень даже обратил внимание на мою малышку. И слушал ее болтовню со все более ощутимым изумлением.

Думаю, невольно сравнивал ее поведение и то, как ведут себя пресветлые мальчишки в этом возрасте.

У тех все было строго чуть ли не с младенчества. “Мальчики не плакали”, ходили строем, берегли свои беленькие плащики, трудолюбиво точили клинки и со строгими лицами сидели целыми днями над огромными фолиантами со всякими премудростями.

Кошмар, короче.

У ведьмочек не так.

С малых лет нам дозволено творить и вытворять. Босоногими бегать по всем окрестным лесам, тыкать тоненькими пальчиками во всякую гадость - проверяя, сожрет или нет - находить на свои пятые точки неприятности и учиться с ними справляться. Попутно подъедая дикие ягоды и познавая чувства леса.

В общем, полная свобода действий.

Зато с возрастом все менялось. И оборачивалось полной противоположностью.

Инквизиторы вступали на путь вседозволенности и диких экспериментов.

Ведьмочки же получали лучшее образование и воспитание, приобретали стойкость, гибкость и уверенность и становились настолько сдержанны, что любые гадости могли делать, не меняя выражения лица...

Мы заглянули внутрь сарая, спугнув Ханша, который явно не ожидал столь быстрого нашего появления. Я сморщилась невольно. Уж не знаю, что там с ранением, но от лежащего в неудобной позе мужчины та-ак пахло какой-то ядреной настойкой, что как бы я сама не опьянела!

Кровью тоже пахло.

А еще…

- Это же инквизитор… - нахмурился мой провожатый и наклонился над пьянчугой.

Я невольно сравнила обоих.

Тот, который стоял, такой весь светлый и брезгливо подбирающий полы, выглядел, будто снизошел сюда прямо из дворца. И выглядел неуместно.

Тот, который, судя по позе, доехал хоть до какого-то укрытия и просто свалился со своего коня, тоже был неуместен - даже в этой дыре. Разве могут инквизиторы напиваться до беспамятства? И выглядеть еще более заросшими, грязными и неприятными, чем оскорбившие меня мужланы? Может он вообще поранился исключительно потому, что, напившись, не удержался на лошади?

Хотя… нет.

Я, наконец, поняла, что мне показалось знакомым. Запах гари с примесью свежести. Так пахнет воздух после грозы возле сожженного молнией дерева.

Запах Запределья.

Я подавила в себе желание отшатнуться и вовсе не иметь дела с этим вот всем. Потому что об этом нельзя говорить. Запределье - это ведь плохо. Для тех, кто живет в Джалгаоне. Даже для ведьм. С тварями Запределья надо бороться, трещины, через которые они лезут - закрывать. И никто из местных - даже ведьмы! - и не знают, сколько возможностей оно дает…

Например, собственную нечисть, о которой я не пока рискнула упоминать в Джалгаоне. Но благодаря которой я чувствовала частички Запределья лучше, чем кто-либо другой.

И могла помочь этому пьянчуге… то есть пресветлому.

- Аника, - сказала я тоном, который не предполагал возражения, - Возьми Ханша и вернитесь к его родителям. Пусть они вас покормят, пока я буду заниматься раненым.

Моя ведьмочка открыла рот, но тут же благоразумно его закрыла. И действительно схватила мальчишку за руку и ушла.

- Лечить, значит? - задумчиво протянул живой и здоровый инквизитор и с каким-то облегчением отошел прочь от не слишком живого и здорового. Будто вся эта грязь были ему мучительны, - Это хорошо, что есть кому лечить. А я пойду к его коню, посмотрю седельные сумки - может пойму, кто такой.

Хм, и даже не проверит, как я помогать буду? Не усомнится в намерениях ведьмы?

Почему-то такое поведение вызывает раздражение.

Но я пока отбрасываю ненужные мысли. Склоняюсь над мужчиной, откидываю перекрученный плащ, и внимательно его осматриваю. Затем руки - ноги проверяю. Не сломаны. Основная проблема - это ушибленная голова - но глупее инквизиторы обычно от таких травм не становятся, дальше некуда - и рана на боку, через которую утекает жизнь.

Я разрываю пропитанную кровью рубаху и всматриваюсь в несколько порезов. Шепчу заклинание подбадривающее - больше для себя. Медленно обвожу ладонями контур головы, тела. Не прикасаясь. Только чтобы до конца почувствовать, насколько плохо дело...

От него жар исходит запредельный, в прямом смысле. Твари оставляют след. Далеко не все раны видимы. И те, что видимы, порой бесполезны для лечения. Долго и муторно будет, с последствиями, если не вычистить сразу от гнилых искр, частичек Запределья…

Но с этим инквизитором что-то совсем не то. Я и не видела раньше подобного. Края глубоких борозд, оставленных когтями, обуглились - это нормально. Но внутри как-будто крупинки голубого льда вместо привычных черных сгустков.

Не знаю что такое. Но, почему-то, знаю, что это очень очень плохо. И надо избавляться. Пресветлый иначе не выживет… Хотя какой он пресветлый в таком-то виде?

Алкогольный запах с ног сбивает. Сапоги покрыты слоем глины. Мех накидки свалялся и пропитался кровью, тряпки какие-то вонючие - вот не поверю, что это за день испачкалось! Он вообще стирал их когда-нибудь? А черные кудри в грязи и дорожной пыли. Прилипли ко лбу, покрытому испариной…

Вздыхаю и отвожу их с лица.

Как-то слишком нежно получается...

Стараюсь не смотреть на ровный нос, впавшие щеки - не знаю почему, но лучше не смотреть! - четко вылепленные губы…

Красивый инквизитор.

Я же не смотрела!

И наношу на точку между бровей специальную мазь, дающую успокоенное забытье. Высвобождаю воротник, слишком туго охватывающий мощную шею, поджигаю шалфей для очищения пространства. А потом мягко кладу ладони на горячую кожу вокруг раны и закрываю глаза…

В следующее мгновение я уже лежу на грязной соломе, придавленная очнувшимся раненым. А длинные пальцы, безвольные еще мгновение назад, сжимают мою шею.

Твердая грудь вдавливалась в мою, мягкую. Темные, почти черные глаза смотрят одновременно зло и беспомощно сквозь пелену боли. Зло потому, наверное, что заставили очнуться от тяжелого забытья.

А беспомощно - явно ведь не соображает ничего…