Воин и озерная дева - Алия Халирахманова
«Это конец», – в отчаянии подумал Джильслан, начиная терять сознание.
Но вдруг сквозь толщу воды он углядел знакомое лицо прелестной озерной нимфы.
– Ты… – попытался произнести он, но изо рта вырвались пузырьки воздуха и неразборчивое бурчание.
Последним, что он успел увидеть, прежде чем провалиться во тьму небытия, было то, как озерная дева пыталась освободить его от смертельных пут.
***
Джильслан пришел в себя внезапно, почувствовал невыносимую боль в груди; кто-то с безжалостной силой давил руками на его грудную клетку, заставляя его прокашляться. Когда вода покинула его легкие, он, наконец, смог поднять голову и распахнуть глаза.
– Что за выходки? – сразу обрушился на него жесткий вопрос.
Джильслан заглянул в пронзительно синие глаза озерной девушки, нащупал ее руку и, крепко сжав, прошептал:
– Мне нет жизни без тебя. Я прежде не задумывался над тем, насколько человеческое сердце способно любить. Теперь душа моя поет, когда ты рядом, а без тебя рыдает кровавыми слезами.
– Не желаю слышать подобных слов от тебя, человече, – грозно хмуря тонкие брови, проговорила Хранительница озера. – Разве ты не узрел, что мы совершенно разные, что мы дети разных стихий? Нет, не можем мы соединить свои сердца, ибо я не выживу на суше, а ты погибнешь в воде.
– Нет, я не желаю мириться с этими условиями. Я люблю тебя, как никого еще не любил в своей жизни. Любовь к тебе заставила меня забыть обо всем на свете, о том, кто я такой, как мое имя…
– Твое имя – Джильслан Меллет, ты офицер Восточной Империи, и долг твой – хранить свою воинскую честь, вернуться к своему Императору, принести ему вести, хоть и дурные.
– Но забыл я и дорогу в родной край, – упорствовал воин. – Дом мой теперь здесь, рядом с тобой. Я не могу вернуться.
– Я напомню тебе дорогу, – отрезала озерная дева. – Ты без труда возвратишься домой. Тебе стоит лишь идти на восток, не сбиваясь с пути и никуда не сворачивая. Более того, я обеспечу тебя съестными припасами и призову тебе в спутники удачу.
– Воля моего сердца противится против доводов твоего разума. Я не покину тебя, любовь моя. Нет, не проси меня уйти.
Тут черты озерной красавицы смягчились, легкая улыбка изогнула ее бледные губы. Она нежно коснулась холодной ладонью щеки Джильслана, а затем поцеловала его в лоб.
– Ты, воин, тоже вызвал во мне непонятный трепет, который доселе не был мне знаком. Ты против воли моей полюбился мне, но вместе быть нам не суждено. Расстанемся же друзьями. Ступай своей дорогой, а я вернусь в свою родную стихию, а то мне больно дышать колючим воздухом. Я не в силах долгое время находиться на суше, пойми.
– Неужели нет никакой возможности нам быть вместе?
– Ни единой, – грустно прошептала девушка. – Ты должен уйти, Джильслан.
– Видимо, придется мне тебя послушаться. Но знай, что я никогда не забуду тебя… Но как же тебя зовут, любовь всей моей души?
– Ишбель.
– Ишбель, – ласково протянул воин. – Это имя будет согревать меня.
– Прощай. Завтра на рассвете ты обнаружишь на берегу все, что я пообещала тебе.
– Но увижу ли я тебя саму, чтобы проститься?
Ишбель отрицательно мотнула головой.
– Простимся немедля, – ответила она, поднимаясь с земли.
Джильслан выпрямился вслед за ней и крепко обнял ее. Так они и стояли, крепко прильнув друг к другу и наслаждаясь недолгими и последними минутами единения. Джильслан нежно гладил ее по влажным шелковистым волосам, а она тихо роняла слезы на его плечо.
Затем они неохотно выпустили друг друга из объятий. Джильслан с тоской в сердце наблюдал, как озерная дева уходила под воду, то и дело оборачиваясь к нему. Когда она исчезла, воин почувствовал, что раздавлен всей этой несправедливостью.
За всю ночь Джильслан не сомкнул глаз, сидя на берегу и ожидая Ишбель, которая обещала приготовить ему некоторый провиант для долгого пути. А наутро он не выдержал и задремал, а когда очнулся, то увидел корзину, оставленную возле дерева, к которому был привязан конь. Джильслан обнаружил в корзине различные плоды, ягоды, что-то, завернутое в листья водорослей и ракушки. Ишбель позаботилась о том, чтобы он в пути не умер с голода.
Подправив сбрую, Джильслан вскочил в седло и, бросив последний взгляд на зеркальную поверхность озера, тронул коня. Он должен был вернуться к Императору, к тому, кому дал присягу в верности, и сообщить ему об обстановке на границе. Ведь, сказала Ишбель, это был его воинский долг.
***
Три дня и три ночи Джильслан двигался по пустынной местности, продвигаясь все дальше и дальше на восток, к пределам родной столицы. Он поехал несколько иным путем, чем тогда, когда двигался в обратную сторону. На место страшного побоища он не наткнулся, впрочем, он и не стремился снова мысленно пережить весь тот ужас при виде жуткой картины, оставленной после битвы. Теперь путь его лежал по широкому тракту, который, по-видимому, давно никем не использовался, дорога тут заросла густой травой и кустарником. Медленно подкрадывалась ночь, и Джильслан стал думать о ночлеге. Он намеревался лечь на землю, укрывшись своим плащом, но вдруг заметил вдалеке поднимающуюся в небо змейку дыма. Он сразу двинулся вперед, к его источнику. Дым, как оказалось, вырывался из трубы на крыше сиротливо стоявшего возле дороги домика. Джильслан забыл о ночлеге под открытым небом и постучался в покосившуюся дверь в надежде получить приют. Через несколько мгновений на пороге появилась старуха, такая древняя, что Джильслану показалось, что она вот-вот рассыплется. Она воззрилась на воина своими большими тусклыми глазами, а затем недовольно проворчала:
– Кого еще Тьма принесла в мою одинокую обитель?
– Меня зовут Джильслан Меллет, я устал с долгой дороги и был бы весьма и весьма признателен, если бы вы позволили мне отдохнуть до утра под крышей вашего дома.
– Какая судьба занесла тебя в эти опасные края, юноша? Эта земля пустынна и не особо приветствует путников. Я живу здесь уже давно в одиночестве своем, и у меня найдется для тебя уголок, воин, – сказала старуха, а затем отступила в сторону, приглашая Джильслана войти в свою скромную хижину.
Джильслан перешагнул через порог и оказался в тесной комнатке, заваленной всевозможными вещами. В дальнем углу стояла кровать со сломанной ножкой, которую старуха заменила подходящим по высоте поленом. Несколько стульев стояло вдоль стены, и на них были в полнейшем беспорядке разложено какое-то
