Поваренная книга волшебной академии - Лариса Петровичева

Когда в академии наступает пора вступительных экзаменов, то здесь все похоже на заводской конвейер. Один, второй, третий, толпа народу со всего королевства — некогда всмотреться в глубину каждого, слишком мало времени и слишком много абитуриентов. Они дрожат от страха, повторяют те простенькие заклинания, которые выучили за три недели подготовки, молятся и подкладывают в обувь монетки по пять кроххов, чтобы получить «хорошо» и «отлично».

Была ли такая монетка под пяткой у этой Майи? Наверняка была. Я вспомнил, как она бросала боевые заклинания — слабенько, вяло, с такими никогда не причинить хоть сколь-нибудь серьезный ущерб. Ну да и это ничего, боевая магия не для всех — но тогда девчонка показалась мне слабачкой, а слабакам не место в академии. Магия — это судьба сильных. Судьба и участь.

Если ты слаб, то не поступишь. Будешь и дальше вести обычную жизнь с крохами магии, как все.

Фарш был готов. Я погасил огонь в плите и принялся собирать ту лепешку, которую обожают южане: выложил фарш, добавил овощи и зелень и щедро умаслил соусами. Теперь — туго свернуть, вынуть из морозильного шкафа бутылку темного сандревельского пива и наслаждаться тихим вечером.

Кто-то из домовых шевельнулся, привлеченный запахами еды, и, заморгав темными глазами, поднялся на тоненькие ноги и проговорил:

— Ой, мирр ректор, чего изволите?

— Спи, спи, — махнул я рукой. — Чего изволю, все имею.

Домовой опустился на прежнее место и засопел. Я открыл бутылку, налил пива в высокий бокал и подумал, что у меня пир горой.

Итак, Майя, доставщица еды из городского ресторанчика быстрого питания. Могущественная волшебница, чью мощь окутали цепями заклинаний так, что теперь она проявляется только в стряпне — искорки того пожара, который горел в ее душе, выплескиваются в еду. Я вспомнил пончик — этот простенький десерт был словно откровение. Это был голос запертой души, который звучал сильно и ровно. Это был зов и просьба об освобождении.

Заклинания были мощными и очень темными. Я не стал говорить об этом — незачем пугать девчонку еще сильнее, она и так тряслась, как листок на ветру, когда я к ней прикоснулся. Но эта Майя была похожа на грозовую тучу — я посмотрел на нее сумеречным зрением, когда вошел в зал и принял за обычную воровку, и это впечатлило.

Туча была стройной от постоянного недоедания. Форма доставщицы под серым поношенным пальто должна была выглядеть кокетливо, но выглядела жалко. Рыжие волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы, темно-карие глаза смотрели с испугом и любопытством, нежное лицо побелело от страха. Она всего боялась, но ей было интересно. Немногие студенты обращали внимание на мою коллекцию диковин, а она надо же, залюбовалась. Даже отважилась дотронуться до бабочки, которая так удивилась, что даже не укусила ее за палец.

Но заклинание! Я откусил от лепешки, сделал несколько глотков пива. Давно я не встречал такой мощи. Нет, конечно, когда ты сидишь в академии, учишь студентов и изредка выезжаешь на международные конференции, то восприятие невольно притупляется. Изоляция ведет к деградации — так говорил мой отец, и вот он, пожалуй, мог бы окутать Майю настолько сильными чарами. Но он, на счастье всего мира, упокоился двадцать лет назад, когда мне было пятнадцать.

Тяжелые чары. Злые чары. Если Майя сбросит их — а однажды это обязательно случится — то всему миру небо с овчинку покажется. В Майе была сила, и эта сила кричала и пела о своем желании освободиться. Вряд ли Майю Морави сковали потому, что она могла выращивать ананасы среди снегов.

Некромантия, скорее всего. Запретное искусство работы с мертвыми — и Майя проявила свои таланты в таком раннем возрасте, что это испугало окружающих так, что они надели на нее оковы.

Итак, вопросы. Кто именно сотворил эти заклинания? Я должен был это узнать — если тебе известно имя мага, то ты сможешь работать с тем, что он создал. Пусть это будет тяжело и больно — но это возможность.

И самый главный вопрос: какими именно силами обладает Майя? Это тоже надо знать с максимальной точностью, чтобы действовать правильно, когда случится взрыв.

Может быть, это и не имеет никакого отношения к некромантии. Мне почему-то хотелось на это надеяться.

Я доел лепешку, вымыл посуду и вернулся к пиву. За окнами сгустилась ночь. Студенты, преподаватели и сотрудники спали в своих комнатах, а я сидел в одиночестве в самом центре академии и думал о том, что у нас тут магическая бомба, которая может рвануть в любой момент. Эмоциональное потрясение, например, сможет разорвать цепи, и тогда бегите и спасайтесь.

Майя Морави была обычной девушкой. Работала, наверняка имела какие-нибудь увлечения и подруг с милыми друзьями. Пончики вот пекла. Интересно, придет ли она завтра — или так испугается, что ресторан отправит другого курьера?

Пусть так. Пончиков будет вполне достаточно.

Я осушил бокал и отправился на третий этаж, в лабораторию. Мне надо было поговорить кое с кем.

* * *

Лабораторию заполняла тьма. Окна были занавешены, и свет фонаря казался расплывчатым желтым облаком — он покачивался снаружи, не в силах развеять мрак внутри.

Я похлопал в ладоши, оживляя лампы — колбы под потолком нехотя налились светом, и я увидел, как за их стеклом лениво кружат золотые колибри: их быстрые крылышки разгоняли золотые волны. Постепенно из тьмы проявились идеально убранные рабочие столы, ровные ряды чисто вымытых пробирок, шкафы, заполненные коробками, ящиками, бутылками и банками. Свет заиграл на бесчисленных реактивах и полудрагоценных камнях для артефактов, пробежал по черепам и скелетам, проявил стопки сушеных крыльев летучих мышей.

Идеальный порядок.

Мысленно похвалив мирра Дженкинса, начальника лаборатории и хранителя материальных богатств академии, я прошел туда, где под легким покрывалом таились древние зеркала. Несмотря на то, что я прекрасно умел ими пользоваться, мне никогда не нравилось работать с ними. Я всегда чувствовал, что проникаю слишком глубоко — туда, где заканчивается магия, которую можно постигнуть разумом, и начинается Божественное откровение — то, к чему лучше не прикасаться.

Что ж. Начнем.

Я снял и сложил покрывало — зеркала, выстроенные в сложную систему приема-передачи, послушно отразили меня, придав моему облику ряд особенностей. Одно зеркало одарило голым черепом вместо головы, второе окутало огнем, третье… в третье я не стал заглядывать, оно меня не интересовало. Я вновь хлопнул в ладоши, на сей раз активируя заклинание покорности, и отражения в зеркалах погасли — теперь в каждом из них