Светочи Конфедерации (СИ) - Лактысева Лека

— Все-все. Мир. Не прав. Извините, доктор. — Рид попытался изобразить на лице раскаяние. Получилось не слишком удачно.

Впрочем, Лайона, похоже, к его наездам отнеслась с поистине философским спокойствием. Бросила ему коротко — отдыхайте! — и вышла из бокса.

Он услышал, как доктор отдает медсестре новые указания:

— Седацию полностью снять. Обезболивание — ненаркотическими анальгетиками не чаще четырех раз в сутки. Внутривенно даем антидепрессант (прозвучало какое-то незнакомое название) два раза в сутки.

— А зачем антидепрессант? — полюбопытствовала медсестра.

— Пять суток на барбитуратах и на наркотических обезболивающих. Будет постнаркотическая депрессия. А нам оно надо?

— Нет, не надо! — прозвучал испуганный голосок сестрички. — Он вон и так бешеный. А если еще и сплин его накроет…

«Депрессия меня накроет… Хрен вам, девочки, с маслом, а не депрессия! Я что — зря мастерский пояс получал? Сейчас вот раскачаю энергетику, запущу процессы восстановления, через пару дней меня тут не будет!» — полковник выдвинул вперед нижнюю челюсть, выпятил подбородок и угрюмо хмыкнул.

Энергетику раскачать? Как бы не так!

Похоже, организм потратил на выживание слишком много ресурсов. Слишком много энергии. И только сейчас полковник с полной ясностью осознал, как близко он подошел к краю. На какой тонюсенькой — словно паутинка — ниточке висела его жизнь.

Медсестричка вошла в палату с полным шприцем, наклонилась, проткнула резинку подсоединенной к его руке капельницы, начала что-то вводить. Глянула на него коротко и вдруг тихо — чтоб никто не слышал — прошептала:

— Зря Вы на доктора Лайону кричите. Не имеете права. Она придумала, как Вам и ногу, и жизнь спасти.

Развернулась. Вышла. Рид закаменел лицом и отвернулся к закрытому жалюзи окну.

Глава 6

Через день полковника ждали очередные суровые испытания. Утром в бокс набилась куча медиков в халатах и костюмах всех фасонов, размеров и расцветок: обход.

— Так, ну что? — пожилой усатый мужчина с благообразным лицом профессора потянул простынь, спустил ее до колен, обнажив полковника перед толпой.

Впрочем, толпу это ничуть не смутило: чего они там не видели?

— Смотрю, послеоперационная рана затягивается хорошо. Чистая.

Мужчина, склонившись, рассматривал бедро полковника. Затем выпрямился. Обернулся к Лайоне, снова заступившей на дежурство:

— Мочится достаточно? Может, пора мочевой катетер убрать?

— Сегодня удалим, — согласилась та.

— Кормить начали?

— Кишечник пока слабо работает. Будем активировать.

— Ну давайте, давайте. Сколько можно этого бугая на полном парентеральном держать?

Рид лежал и чувствовал себя биороботом. Сломанным биороботом. А все эти люди обсуждали, как его починить. Никто с ним не разговаривает. Никто ни о чем не спрашивает. Даже простынь на место возвращать не спешат. Хотелось вскочить. Хотелось заорать матом: «Эй! А у меня вы ничего не хотите спросить?»

Лайона вдруг обернулась. Глянула ему в глаза. Подошла, вернула простынь на место. На секунду сжала его руку чуть выше локтя: все будет хорошо, не расстраивайтесь, полковник. И ушла. А Рид вдруг ощутил, что у него на ресницах выступили слезы.

Через некоторое время Лайона вернулась в бокс в сопровождении медицинской сестры и крепко сбитого, накачанного санитара.

— Полковник Рид, — обратилась она к хмурому мужчине, сверлившему ее холодным взглядом. — Сейчас мы сделаем Вам укол, чтобы снова заблокировать нервные сплетения правой ноги, а затем удалим мочевой катетер. Будет не слишком приятно, но придется потерпеть.

Полковник лишь дернул головой — приступайте, чего зря разговаривать.

Медики надели перчатки, Лайона взяла с лотка заранее подготовленный шприц, а санитар неожиданно бережно повернул Рида на левый бок. По правой ягодице мазнуло что-то мокрое и холодное. Остро запахло антисептиком. Пальцы Лайоны принялись ощупывать ягодицу, затем в мышцы впилась игла. Полковник сжал зубы и задержал дыхание.

— Ну вот, первая часть Марлезонского балета закончилась. Ложимся обратно на спину, — скомандовала Лайона, и санитар так же бережно вернул пациента в исходное положение.

— Извлекаем катетер? — подала голос медсестра.

— Да, подай пустой шприц, — отозвалась Лайона.

Полковник почувствовал, как сдвинулась пластиковая трубка, вставленная в его половой орган. Лайона что-то продолжала колдовать со шприцем.

— Ну вот, можно извлекать. Постарайтесь не дергаться, господин полковник.

Лайона взяла его пенис в левую руку, а правой потянула пластиковую трубку. Полковник сжал зубы еще крепче: ощущения были откровенно болезненными. К счастью, вся процедура заняла всего несколько секунд.

Выдохнув, Рид едко откомментировал:

— Ну, доктор Лайона, Вы первая, кто взялся за мой член не для того, чтобы приласкать меня. Признаюсь, удовольствия я не получил.

— Ничего, вот переведем Вас в травматологию, встанете на костыли, и пойдете искать приключений на свой конец, — холодно ответила женщина.

— А от Вас, значит, ласки не дождешься?

— А у меня, господин полковник, другие задачи. Луиза, поставь на табуретку рядом с койкой полковника утку, чтобы мог помочиться, когда захочет, — обратилась Лайона к медсестре, затем снова повернулась к полковнику. — Первое время из-за раздражения, оставшегося после пластиковой трубки, будет казаться, что хочется «отлить», пусть вас не смущает, что мочи при этом будет не так много.

— После всего, что Вы тут со мной проделывали, уж не знаю, чем меня можно смутить, — проворчал Рид.

— Как нога? Что-то чувствуете после укола? — переключилась Лайона на другую тему.

— Чувствую, что ничего не чувствую. Уже начинала побаливать, подергивать, вроде даже жжение какое-то было в бедре. А сейчас такое ощущение, что ногу все-таки оттяпали.

— Ну, значит, заморозка удалась. Продержится до полутора суток. И поверьте, господин полковник, это Вам же на пользу. Боль в ноге при таких обширных повреждениях тканей могла бы свести с ума. Лучше Вам ближайшие несколько дней ногу вообще не чувствовать.

— Понял, не дурак.

— Отлично. Отдыхайте, поправляйтесь. Постарайтесь съесть все, что Вам сегодня принесут в обед и на ужин.

— Как прикажете, капитан медицинских войск, — едко ухмыльнулся пациент.

Лайона неожиданно тепло ему улыбнулась и вышла из палаты.

Время — странная материя. То его ничтожно мало. То так много, что кажется — некуда девать. Дни в реанимации казались Риду бесконечными. К нему постоянно кто-то заходил: санитарки, подававшие и убиравшие утку, приносившие безвкусный диетический больничный паек. Медсестры, менявшие флаконы и мешочки на штативе, к которому крепилась капельница. Доктора, доктора, доктора: травматолог, невролог, реабилитолог, диетолог. Все о чем-то расспрашивали, что-то уточняли, назначали, рекомендовали и записывали.

Рид поймал себя на том, что прислушивается к шагам в коридоре, пытаясь распознать среди них шаги Лайоны. Она занимала его мысли. Спокойная, сдержанная. Отдающая указания тихим, но твердым голосом. И вдруг — неожиданно! — дарящая ему теплую улыбку, пожимающая его сжатую в кулак, напряженную руку… Она не появлялась уже второй день — и это выбивало его из едва обретенного шаткого равновесия.

— Ну что, господин полковник! — ворвался в бокс сияющий улыбкой травматолог. — Сегодня переводим Вас в отделение реабилитации. Там Вами займутся наши лучшие специалисты: будут работать над восстановлением чувствительности и подвижности Вашей чудом спасенной ноги. Да и мышцы придется укреплять и наращивать по новой. Так что собирайтесь, готовьтесь, карету скоро подадут!

— Какую еще карету? — медвежьим ворчанием ответил на слова лучащегося энтузиазмом Арсена полковник.

— Кресло-каталку на колесиках — довезут с ветерком!

— То есть в реанимации я уже отлежал свое?