Мертвое сердце (СИ) - Цой Анна

Из грустных мыслей меня вырвал довольный вскрик и топот, усиленный старым деревянным полом.

— Алиска! — орал Барсик, подлетая к нашему столику, словно дикий хряк во время гона, — Ты где была?

Я подавилась чаем и взглянула на этого наглеца, что стоял и с улыбкой переводил взгляд с меня на участкового. Он видел, как меня сажают в полицейскую машину! Даже ручкой помахал на прощание. Знал, что ничего мне не будет, поэтому и не помог. Да и как бы он это сделал…

Доела кашу и взглянула на воспитательницу. Та кивнула, разрешая идти, и вновь улыбнулась Михаилу Семеновичу. Сейчас будут обсуждать мое жуткое поведение.

Я встала, молча отнесла посуду в специальную комнату и, схватив этого… гада чуть ли не за шиворот, пошла в комнату.

Глава 2

— Ты просто… гад! — я посмотрела на парня со всей злостью, на которую была способна, и открыла двустворчатую деревянную дверь, ведущую в общежитие.

Пройдя по длинному коридору, в котором половина стен облезла до бетона, а вторая просто была изрисована, я вышла в женскую секцию и поднялась на второй этаж. Барислав шёл сзади и улыбался как первый деревенский идиот, то есть как обычно. И что я только нашла в нем?

Я его не любила, даже обычной симпатии никогда не было. Барсик был скорее "удобным", как бы жутко это не звучало. Мне было с ним комфортно. Хоть он и впутывал меня в передряги, чаще он же из них и спасал, да и с ним было просто весело. Иногда мне не доставало ощущения настоящего мира вокруг, а он словно сама жизнь, такой же яркий, непоседливый и искренний. Вот я, как пластмассовая кукла, пыталась согреться у этого солнца, впитать как можно больше его света и тепла.

Зачем ему нужна я — другой вопрос, требующий ответа уже несколько лет. В искреннюю любовь я верила смутно, парень любил всех и вся. Причём часто и во всех смыслах. Я же оставалась для него "любовью душевной", как он меня нередко называл, чем вводил в ступор окружающих. Возможно, я и вправду была для него отдушиной от мира фальши и глупости, в котором мы оба обитали. Я достаточно неплохой собеседник, не глупа и главное — умею хранить тайны. Лестная характеристика, только она не моя. Так всегда говорила мне мама, а верила я ей безоговорочно.

— Я знал, что тебя не обидят! Ты лучше скажи, тебя сильно Машка задела?

Я хмыкнула. Знал он. Да я на сто процентов уверена, что не стал бы лезть, даже если бы обидели. Вытащил бы потом, но не вмешался. Причиной тому была условка.

Лезть в его "бизнес" я даже не пыталась, ведь чуть что, и меня первую поведут на допрос. Поэтому здесь работал принцип — много знать вредно. К тому же был шанс разочароваться в лучшем друге, как только узнаю правду. Все-таки Рая воспитала меня моралисткой.

— Меня Раиса ещё полгода назад на борьбу запихала, забыл? — я зашла в комнату и открыла окно, — теперь я могу терпеть боль даже от переломов!

Свежий воздух поступал порывами, дышать стало легче. В помещении похолодало, но терпеть сигаретный дым я не могла. Так уж вышло, что в одной комнате нас было трое, и двое курили. Естественно, специально отведённых мест под это дело не было, поэтому все прятались по комнатам. Раздражало это безумно.

— Закрой! — взвизгнула Марина — одна из моих соседок.

Я презрительно на нее взглянула. Умом девушка никогда не блистала, как и всем остальным. Мы были одногодками, учились одинаково, да только я ничего не делала принципиально, а она — потому что ничего не понимала.

Она все ещё искренне верила, что наступит великий день, все наладится и над "Надеждой" засияет солнце. Но дня этого не дождаться, жизнь, она твоя и зависит только от тебя. Само по себе ничего не произойдёт. Солнце не выглянет, пока ты не разгонишь тучи.

— Потерпишь, — ответила я и пронаблюдала, как на парковку подъехала новая машина директора.

Пару недель назад купил, куда только администрация городская смотрит? Дверь открылась, вышел мужчина и ласково закрыл дверцу. Странно что не погладил и не поцеловал. Полтора миллиона как-никак стоит. Счастливое лицо светило до самых ворот и исчезло за кронами деревьев. Пижон хренов.

Его радость была на руку — получу выговор и наказание мамы. А не как обычно — стертые до кровавых мозолей руки от очередного кошмара, что директор трудотерапией называл.

— Карина с Бариславом пришли ещё вчера, а ты — утром только. Опять в ментовке была? — продолжила лезть ко мне эта без чувства самосохранения.

И чего ей от меня надо? Я вообще никого не трогаю. Даже периодически прикрываю ее перед учителями и воспитателями. А она! Не умеют здесь за добро добром платить. Ну или хотя бы не злом. Именно из-за таких, как она, я не открываюсь людям. У меня два друга, а других я просто не подпускаю к себе. Как бы сказала Карина, в любой ситуации выставляю иголки словно ёж.

Нет, я то промолчу. Но вот Барсик, который вольготно развалился на моей кровати, молчать не способен.

— Заткнись уже. Дел других нет? Вали вообще отсюда!

Ну вот, все слишком предсказуемо. Жалко ее немного, хоть она и лезет куда не надо, плохого ничего не совершила. Девушка надула губы, встала и выскочила в коридор, хлопнув дверью так, что потолок чуть не обвалился.

Время неумолимо шагало вперед, приближаясь к девяти утра. Хотелось спать, но меня ждал весьма продуктивный субботний день. Кто вообще придумал шестидневную рабочую неделю? Надеюсь, жизнь у них не слаще моей.

Карина вошла в комнату, с трудом закрыв дверь — петли погнулись от хлопка этой кикиморы Марины. Укутанная в длинное полотенце девушка сначала привычно оглядела комнату на предмет нахождения здесь Барсика и, закатив глаза, указала парню на дверь.

Он тут же встал и, бросив мне "жду в столовой", удалился, выгнув дверные петли на их законное место.

— Интересный он — когда я переодеваться собираюсь и его выгоняю, он глаза закатывает. А на тебя взглянуть боится! Сразу выбегает, даже просить не надо, — прошипела Рин, вытирая влажные волосы.

Никогда не обращала на это внимание. Он и вправду относился ко мне не так, как к другим девушкам, но я считала это издержкой того, что мы встречаемся. Да только… он меня даже не целовал ни разу. Словно боялся, что разобьёт как хрустальную вазу. Относительно сдержанно вёл себя со мной, не то что с другими. Как то пришлось увидеть его "в деле". Кардинальные изменения. Никаких тебе смешков и глупых шуточек, всегда предельно собранный и строгий, будто всю эмоциональность выкачали.

— Скажешь Барсику, что вечером увидимся. Не хочу есть, — сказала я и схватила с полки шампунь.

Подруга отстранённо кивнула и продолжила одеваться.

Собрала себя в кучу и, взяв остальные ванные принадлежности, пошла мыться. С душем у девушек все было демократичнее: один на шесть человек, то есть на две комнаты.

Вновь коридор и небольшой закуток-прихожая. К моему счастью тут никого не было, так что я зашла и закрылась на щеколду. Хорошо что поела раньше, сейчас хоть не придётся ждать в очереди, и принять душ можно спокойно, без вечного стука в дверь.

Помылась я быстро, ничего не могу сделать с этой привычкой. Сразу высушила и выпрямила утюжком короткие сожжённые волосы. Когда-то они были длинными и темными. Рая все детство называла меня "кудряшка". Но когда мне исполнилось двенадцать, в мозгу что-то замкнуло: обстригла волосы, начала выпрямлять их, носить бесформенную одежду и влипать в истории. Переходный возраст наступил рано и испортил меня, полностью преобразив. Милая отличница Астафьева Алиса превратилась в Белку — ленивую разгильдяйку, неадекватную бунтарку, которая связалась с кампанией таких же придурков.

Мне нравилось казаться плохой для других. Чувствовать, что ты чем-то отличаешься от толпы. Ты — индивидуальность, а не часть стада. Ты — другая. Без разницы как кто к тебе относится, часто в спину мне летели зависть, злость и агрессия и иногда обоснованные обвинения. Но это было побочным эффектом моей "злой маски", что вросла в кожу и уже не снималась.