Игрушка подводного Принца. Часть 2 (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

— Но денег на него…

— А семья Радмински? Они ведь могут спасти его?

Папа задумчиво покивал, но без энтузиазма.

— Только я с ними в натянутых отношениях с некоторых пор.

— Это ерунда. Если правильно поняла Радмински, он ещё верит в наш брак. Значит, и им наш союз выгоден. Но прежде чем решиться на такое, я хочу знать, — выдержала короткую паузу и пристально посмотрела на отца: — Если выйду за Стэфана, к тебе ведь будут относиться как раньше? И банки. И правительство…

— Со стопроцентной уверенностью не сказать, — досадливо качнул головой папа, — но это бы сделало платформу менее шаткой.

Я молча кивнула.

— Я тебя люблю, пап, — обронила, уже понимая, что вернулась в Ад, который когда-то считала Раем. И получила свободу, о которой грезила. Вот только она была отнюдь не свободой…

Я вновь загнала в угол, но этот отвращал куда более, чем плен Тайфуна.

— Я всё верну, обещаю…

Глава 3

Глава 3

Мирэя

Через несколько дней из больницы выходила в официальном статусе «по-прежнему невеста Радмински» и с диагнозом «частичная амнезия, на фоне травмы головы и истощения».

Не смертельно, размыто и вроде как подкреплено бумажками по всем обследованиям и анализам. Хотя осмотр «меня ВЕЗДЕ» слегка покорёбил, ведь категорично заверяла, что меня не насиловали.

Но как мягко объяснили психолог и мой лечащий врач, необходимо сделать полное обследование, чтобы не пропустить каких-либо повреждений, заболеваний, инфекций…

И заключение «подивило» всех. Не то чтобы ахали и охали, но несколько минут моей девственности в разговоре с отцом было затронуто.

И уже на улице нас ожидали: папарацци, телевидение, камеры, вспышки, суета и толкотня, и это всё благодаря, как понимала, родственникам Стэфана. Им было жизненно необходимо моё возвращение и наши «отличные отношения» осветить как можно громче и ярче.

Мы все вышли с улыбками на лицах, но примирением родителей было только для камер. На деле… Отец и мать Стэфана на папу продолжали обижаться.

Так что первой целью для меня стало, как можно быстрее сгладить конфликт. Да, вот такого рода проституция/дипломатия. Смягчала своё отношения к их сыну, умалчивая о нём нелицеприятное. И всячески оправдывала поведение отца:

— Горе часто затмевает разум и когда боль становится невыносимой, ополчаешь на весь мир. Ищешь виновных, потому что отчаялся…

— Ты так говоришь, будто сама пережила подобное, — хмыкнул Стэф, когда я своё видение озвучила за общим столом в гостях у Радмински.

Я потупила взгляд, до мурашек вспоминая заточение на острове. Своё отчаянье, страхи, безысходность, опустошение, злость…

— Так и есть, — кивнула, без охоты ковыряясь вилкой в идеально приготовленной говядине на дорогой тарелке безупречно сервированного стола. — Когда остаёшься один на один со своим горем, когда нет никого, кто бы поддержал, облегчив боль от одиночества, многое переосмысливаешь.

— Прости, — тихо обронил Стэфан, перестав улыбаться.

Его родители тоже замерли и на меня чуть настороженно уставились, словно боялись, что сейчас вывалю жуткую правду, как случилось на самом деле. И, конечно, облечу в виновности их сыночка.

Но правда заключалась в том, что он не был виновен.

Не честен со мной — да.

Подл — да.

Неуважителен — без сомнения, но в том, что упала с яхты — нет!

Да и чего греха таить, я ему была навязана.

Не самая красивая, толстая, малолетняя, глупая. Только выгодная партия: дочь нужного им человека.

Так что мы оба были заложниками обстоятельств!

Он старался быть милым.

При его воспитании, красоте, популярности, избалованности, вседозволенности… у него это получилось отчасти.

И зла держать на него не собиралась, хотя глубоко в душе осадок остался. Но я сильная, переживу. Тем более за это время я уже слова Радмински в свой адрес перебрала от и до.

«Рэя может быть толстой, глупой, наивной, но чего не отнять, она настоящая и не такая развратная и подлая как ты, дорогая… Смирись, эта пышная булочка станет моей женой!»

Почти комплимент…

— Я идиот, — искренне повинился Стэфан. — Ляпнул, не подумав. Сложно было? — секундой погодя. — Выживать… — пояснил осторожно, словно опасался, что мог меня обидеть репликой или тем, что напомнил о случившемся.

— Никому не пожелаю, — кивнула в стол.

— Ты стала что-то вспоминать? — в наш разговор вклинилась мать Стэфана.

— Не то чтобы, — тотчас съехала с щекотливой темы. — Рада, что память решила мне облегчить жизнь и стёрла из воспоминаний почти всё. Ничего цельного, но я остро помню то самое жуткое чувство… бессилия, отчаянья… — пожевала слова. — Поэтому, как никогда понимаю, что любые ссоры и конфликты нужно уметь гасить. Нельзя позволять обстоятельствам нас рассоривать, — выдавила милую улыбку. — Мы сильны друг другом, и, чтобы понимать лучше, что в душе страждущего, нужно ставить себя на его место, — поумничала, изо всех сил стараясь произвести впечатление.

Вроде получилось расположить его родителей ещё больше.

— Ты здорово повзрослела за это время, — задумчиво пробормотал Стэфан, когда после ужина взялся меня до дому отвезти.

— Это плохо? — отстранённо уточнила, глядя в лобовое. По нему крупными каплями лупил дождь. Не знаю почему, но меня завораживало это… Казалось бы — дождь — обычное явление… Не самое красивое и душевное.

Ан нет! Мне до безумия нравилось смотреть на причудливые узоры воды на стекле, по которому упрямо двигались дворники, старательно удаляя разводы.

— Тебе больше нравилось, когда я была толстая, глупая, наивная? — не преминула уколоть.

— Нет, — замялся Радмински, настороженно на меня покосившись. — Но… быстро.

***

Я оказалась права, уже через неделю у отца дела сдвинулись мёртвой точки. Появились «важные дела», «встречи» и «работа до ночи».

Всё как раньше. Это и радовало, и расстраивало, потому что я вновь ощутила себя лишней в этом мире.

Сидеть дома было мучительным занятием, поэтому уговорила отца позволить вернуться в школу. На носу были экзамены и я клятвенно заверила, что так быстрее справлюсь с материалом. И конечно не без помощи репетиторов. Не обманывала. Действительно сидела за учебниками — с большим усердием занималась учёбой, точно зная, куда хотела поступить, и какой проходной балл был необходим!

Я вообще стала себя загружать максимально, чтобы времени на мысли и воспоминания не оставалось. Так, чтобы головой касаясь подушки, вырубалась без задних ног, только Стэфан ворчал: «Ты из весёлой девчонки превратилась в зануду и заучку. Хоть и очень сексуальную…»

Да, его интерес как мужчины ко мне, тоже заметила.

Вернее, он не давал ни секунды об этом не думать.

Обязательно обнимал, целовал. Топил ласками, нежностями и даже пытался развести на секс. Не то чтобы мерзко было, но не так… как чувствовала себя рядом с Тайфуном. Поэтому отбрыкивалась, как могла. Ссылалась на занятость и необходимость подтянуться по учёбе — и без того пропустила очень много! Он недовольно пыхтел, бурчал, обижался… но на какое-то время отговорки спасали от него и от собственного сумасшествия.

Какое-то… Потому что ни думать о Тайфуне не могла… Воспоминания, как назло, одолевали и изводили.

Да и жизнь не позволяла отпустить ситуацию. Интерес к моему возвращению/спасению не утихал, и я как заученный текст твердила: «Единственное, что помню, голова всё время сильно болела. Плот… но он развалился, и я просто гребла, уже не думая о спасении…»

Мало смахивало на достоверное, но чем была богата фантазия, тем я и ограничивалась.

— И что вы ничего больше не помните? — все как один интересовались и Стэф, в том числе. Он часто уточнял: «Не вспомнила никаких подробностей?»