Елена Грушковская - Печальный Лорд
— Здравствуй, Джим. Извини, что заставил тебя ждать.
Лорд Дитмар заметил и бледность Джима, и его покрасневшие от слёз глаза; за эти пять дней лицо Джима осунулось, как после болезни. Нелегко дались ему эти дни! Его измученный и несчастный вид заставил сердце лорда Дитмара вздрогнуть от острой нежной жалости. «Какое же я чудовище, — подумал он. — Зачем я его так мучаю?»
Джим стоял перед лордом Дитмаром ни жив ни мёртв, онемевший, с судорожно сцепленными замком пальцами и огромными испуганными глазами. Мягко взяв его за плечи, лорд Дитмар усадил его в кресло, подвинул к камину второе для себя и сел. Несколько мгновений был слышен только шум дождя и потрескивание пламени в камине.
— Говори, дитя моё… Говори, что ты хотел сказать, и покончим с этим, — промолвил лорд Дитмар.
Он был в своём неизменном чёрном костюме с белым шейным платком и белыми манжетами; голенища его сапог поблёскивали, отражая свет пламени. Шелковисто блестели чёрные волосы, обрамляя высокий белый лоб, большие красивые руки были спокойно сложены на коленях. Джим очень любил эти руки, и сейчас один их вид его успокаивал. Глядя на них, он начал:
— Милорд, то, что я скажу, может ужаснуть вас…
— Я готов к самому худшему, — сказал лорд Дитмар с печальной улыбкой.
Закрыв глаза — так ему было легче, — Джим начал рассказывать свою историю с самого начала, ничего не утаивая и ничего не прибавляя. По мере того как он рассказывал, флокарианское прошлое воскресало перед ним, и он словно переживал всё заново. Пытаясь справиться с дрожью, он до боли напрягал всё тело и говорил, говорил без остановки, глухо и почти спокойно. Он рассказал о Зиддике и о том, что тот сделал с ним; о том, что за этим последовало. Он не забыл о госпоже Аэни и её роли в его вызволении с Флокара. Упомянул он капитана Агеча и его серьёзные серые глаза, а также красивого, но холодного старшего советника Изона; признался, что Фалкон убил Зиддика и привёз ему трофеи — его мерзкий язык и нож в кожаном чехле, а он велел Криару выбросить то и другое. Сказал, что Альмагир всё знает: он сам ему обо всём рассказал.
— Я рассказал вам всё это, милорд, чтобы вы поняли, почему я… Почему на меня находят эти приступы тоски. Я думал, что смог всё забыть, но оказалось, что это забыть невозможно. Я знаю, мне следовало рассказать вам об этом раньше, до того как вы сделали мне предложение… Может быть, знай вы всё это тогда, вы бы его мне не сделали. Простите меня, милорд… Я вас очень люблю, вы единственный, кого я смог полюбить после Фалкона. Я знаю, я поступил дурно, скрыв от вас эту часть моей жизни… Вы имеете право знать всё обо мне, и теперь вы знаете.
Последние слова Джим сказал, склонившись над коленями лорда Дитмара. С его ресниц на руку лорда Дитмара упала слеза, и рука вздрогнула, будто от ожога кислотой. В оглушительной тишине шумел дождь и потрескивал огонь.
— В молодости я баловался наркотиками, но вовремя бросил, — услышал Джим задумчивый голос лорда Дитмара. — У меня была незаконная дуэль, я ранил человека, но мой отец выручил меня с помощью денег и связей. Оба моих брака были несчастливыми. Мой первый спутник изменил мне, и после того как я об этом узнал, мы не жили как супруги, хотя и сохраняли видимость благополучия, до самой его смерти. Он погиб, упав на своём флаере в воду. У моего второго спутника было психическое расстройство, и он покончил с собой. Я не успел ему помочь. Не смог.
Джим поднял лицо. В глазах лорда Дитмара не было ни ужаса, ни отвращения, ни того холодно-высокомерного выражения, которое Джим представлял себе. Положив Джиму на голову тяжёлую тёплую руку, он сказал:
— Теперь и ты знаешь обо мне всё, мой милый. Ну что же, теперь, когда ты это знаешь, ты по-прежнему хочешь стать моим спутником?
Из глаз Джима катились слёзы.
— Милорд… Вы…
— Я задал вопрос, дитя моё. Просто ответь «да» или «нет». Хочешь?
Уронив голову на его колени, Джим трясся от беззвучных рыданий. Сильные руки подняли его. Секунда — и он сидел на коленях лорда Дитмара, в тёплом кольце его объятий.
— Ну, хотя бы кивни, если твой ответ — «да». А если «нет», покачай головой.
Не в силах ничего выговорить, Джим несколько раз кивнул и зарылся лицом в ароматные волосы лорда Дитмара.
— То, что ты рассказал, дитя моё, — ужасно… Но, признаюсь, не это я ожидал услышать. Я ожидал услышать, что ты не любишь меня и брак со мной сделал бы тебя несчастным. Теперь мне всё ясно, мой милый. Я рад, что ты облегчил свою душу… И знаешь, если бы ты рассказал об этом раньше, до моего предложения, это ничего бы не изменило.
— Не изменило? — всхлипнул Джим, глядя в полные грустной нежности глаза лорда Дитмара.
— Нет, — улыбнулся тот. — Мне жаль только, что это мучило тебя на протяжение столь долгого времени.
— Милорд, но неужели это вас нисколько не… не ужасает?
Лорд Дитмар вздохнул.
— Ужасает, любовь моя, ещё как ужасает… Сколько же ты выстрадал, бедное моё дитя! И продолжаешь страдать. Я бы всё на свете отдал, чтобы избавить тебя от этого.
— И вам не будет… противно ко мне прикоснуться?
Лорд Дитмар покачал головой.
— Ну что ты говоришь, дорогой мой… Если ты смог произвести на свет здорового малыша — это ли не признак того, что с тобой всё в порядке?
Прижжённая стыдом душа Джима ещё дрожала от боли, старые раны были раскрыты и истекали кровью, и он прятал глаза от любящего взгляда лорда Дитмара и вздрагивал от бережных прикосновений его рук. Лорд Дитмар распорядился:
— Эгмемон, приготовь спальню для Джима. Он остаётся у нас сегодня.
Бережно, как раненый, Джим был уложен в постель, послушно проглотил капсулу успокоительного и откинулся на подушки, ещё не совсем понимая, что произошло. Он открыл свою постыдную тайну, но лорд Дитмар не оттолкнул его, не дрогнул, не отвернулся. Он сказал: «Ты любишь меня, и это главное для меня».
Лорд Дитмар проснулся оттого, что услышал, как кто-то ходил по коридору и всхлипывал. Встав и накинув халат, он вышел. Закутанная в одеяло фигурка бродила босиком, как сомнамбула, в тусклом свете садовых фонарей, проникавшем через витражное окно в конце коридора, и до слуха лорда Дитмара доносились тихие жалобные всхлипы. Осторожно приблизившись к ней, лорд Дитмар мягко взял её за плечи. Фигурка страшно вздрогнула всем телом и слабо вскрикнула.