Ведьмин костёр: обожжённые любовью - Татьяна Геннадьевна Абалова
– Боги верой сильны. А если ее нет, то ничего не останется, как уйти в забвение. Я сама вижу, как изменилось полотно человеческих судеб. Когда освоишься здесь, и тебе покажу. Сама поймешь, что у старых богов все меньше сил.
Ега тяжело вздохнула.
Глава 23
В светелке я надела все чистое. Ега помогла расчесать волосы. Хоть и стояла ночь за окном, воздух по–прежнему был теплым.
– Как приберешь волосы, спускайся вниз. Игнат, наверное, ушат уже вынес. Пойду помогу ему стол накрыть.
– С завтрашнего дня я вашей помощницей буду, – пообещала я, вплетая в косу ленту.
Лишь когда Ега улыбнулась, посмотрев на меня, я поняла свою оплошность. До сих пор я, как и положено вдове, заплетала волосы в две косы, а тут связала бантом одну. Будто согласилась снова быть невестой.
– Не переплетай косу. Не надо. Пойдем, Игнат ждет.
Хорошо, что при свечном свете трудно разглядеть, как сильно я покраснела.
Стол, что задвинули в угол во время моего купания, сейчас занял в горнице центральное место. Игнат не стал ждать помощи. Накрытый скатертью, богато расшитой по кайме, стол полнился нехитрыми, но сытными яствами. Кринка молока, исходящий хлебным духом каравай – пусть не сейчас испеченный, но подогретый до хрустящей корочки в печи. Кусок мяса порезан тоненько, зато в пшеничной каше, наложенной с горкой в миску, топился золотистый шмат масла.
У стола с обеих сторон стояли две длинные скамьи. На одной уже сидел Игнат и вертел в руках деревянную ложку. Ведьма заняла вторую, да так разложила юбку, что места рядом не оказалось.
Я растерялась. Егу так и хотелось назвать сводницей.
– Чего стоишь? Садись с ним рядом, – кивнула ведьма, указывая на Игната. – Не бойся, он не покусает.
Я дернула плечом, посылая влажную косу за спину. Вот еще! Когда это я боялась рядом с мужчиной сидеть? Только меня просто так не возьмешь. Я перед князем Олегом устояла, уж на что он был красивым мужчиной. Игнат, конечно, тоже ничего, но мое сердце принадлежит другому рыжему.
Как только я села, Игнат повернул ко мне голову.
– Не думай, что я рад такой помощи. Ега, должно быть, не знает, как унизительно для человека, когда его жалеют. Я не калека и не пес, чтобы меня пристраивать в добрые руки. Я знаю, что такое любовь, и на иное чувство не согласен.
Я выдохнула с облегчением.
– Спасибо, – прошептала и дотронулась пальцами до его руки.
Игнат вздрогнул, но, чтобы скрыть неловкость, потянулся за куском хлеба. Нашел его безошибочно. Я спохватилась и взялась за большую ложку, чтобы положить ему каши. Но он отстранил мою руку.
– Все, что мне нужно, я вижу, – сказал он, накладывая кашу в тарелку Еги. Потом пододвинул мою и в конце уже выскреб миску для себя.
Сытно поев, я клевала носом. Ега сама разлила ягодный узвар. Как только я пригубила свой, погрузилась в странную дрему. В бессилии прислонилась головой к руке Игната. Вроде все слышала, а пошевелиться не могла.
– Все. Неси свое сокровище наверх, – сказала ведьма. – А я пока здесь приберу.
Меня подхватили на руки. То ли вспомнилось, как Игорь после нашего первого и единственного раза нес меня на руках, то ли засыпающий разум обманулся, но я вновь почувствовала запах примятой травы и разгоряченных молодых тел. Я заплакала, поняв, что такое никогда больше не повторится. Нет Игоря, нет ощущения безмерного счастья, нет той безмятежной жизни, которой мы жили, считая последние дни до свадьбы.
– Тише, родная. Тише. Все будет хорошо. Ты только узнай меня.
Утром я не могла понять, слышала на слова Игната или мне все приснилось. Одевшись и умывшись в тазу, заботливо наполненным водой заранее, спустилась вниз. У печи уже хозяйничала Ега.
– Бабушка, а как я вчера в свою постель попала? Сама пошла или меня туда отнесли?
– Кому–то была охота живот надрывать? – она обернулась на меня. Хмурая с утра. В руках большой ухват. В печи пламя горит так ярко, что вот–вот вырвется наружу. – Чего ты себе напридумывала? Да, помню, что княжна, но, чтобы тебя на руках таскать? Сама, ноженьками вот этими, и пошла. Лучше делом займись. Корова недоенная стоит, куры некормленые. Чуни, вон, на полке возьми. Игнат полночи плел, чтобы тебе было в чем по траве бегать.
Я одурела от множества брошенных в меня слов. Растерялась, не зная, за что хвататься. То ли за чистое ведро, в которое следует надоить молоко (отродясь этого не делала), то ли спросить, где корм для курей взять и в какую сторону бежать. Но решила для начала примерить лыковые чуни.
Они оказались по ноге. Мягкие, со стелькой, чтобы не натерли. И в который раз я убедилась, что Игнат не Игорь. Тот совсем мальчишкой был, барчуком. Знал, как мечом размахивать да из лука стрелять, но чтобы чуни сплести? Нет, его руки не знали простой работы. Впрочем, как и мои.
– Куда идти–то, и где взять ведро, чтобы корову подоить? – я сдернула с крючка фартук и повязала его вокруг раздавшейся талии. На голову набросила косынку, что протянула Ега. Та уже так не хмурилась.
– В хлеву ведро, а корм в коробе около курятника. Иди–поторапливайся. Слышь, как Буренка зовет?
Ничего я не слышала. Но подхватив подол, заторопилась за дверь.
– Смотри с лестницы не скатись, колобок, – донеслось до меня насмешливое из горницы.
Хлев и прочие хозяйские постройки оказались слева от дома. По пути я заглянула в конюшню. Помимо моей лошади там стояли еще две – огромный черный конь и белая лошадь поменьше.
Конь заржал и стукнул копытом. Мне даже показалось, что дрогнула земля. Обе другие лошадки заволновались, и я поспешила покинуть конюшню. Убедилась же, что мою вычистили и накормили. Переживать нечего.
В хлеву грузно топталась корова. Большая, холеная, она подняла на меня влажные глаза. Зайдя за перегородку, я увидела сидящего на скамеечке у коровьего вымени Игната. Он не сразу показал, что заметил меня, а я залюбовалась, как ловко он доит Буренку.
– Ега послала меня помочь, – произнесла я, осматривая крепкую спину парня, обтянутую домотканой рубахой. Длинные волосы Игнат собрал под кожаный шнурок, на лоб надел обруч, чтобы вольные пряди не падали на лицо и не мешали работать. Корявый шрам открылся еще больше, но
