Мелисса Марр - Коварная красота
Бабушка нахмурилась.
— Айслинн, ты же знаешь, меня не проведешь. Сколько ни бегай, поговорить все равно придется. О том самом деле. Лучше не стало, как я понимаю?
Айслинн немного помолчала. И попросила:
— Еще несколько дней, ба. Пожалуйста.
Бабушка поджала губы, уперла руки в бока, словно собиралась приказать внучке остаться дома. Потом вздохнула.
— Никаких нескольких дней. Завтра Понятно?
— Обещаю.
Айслинн поцеловала ее, радуясь, что беседу удалось отложить хотя бы на день — сейчас она была не в состоянии разговаривать, — и выскочила за дверь.
Ей срочно нужен был Сет. Вчера она ему даже не позвонила.
— Поверить не могу, что я это сделала. Призналась, что знаю, кто они такие!
Айслинн уткнулась лицом в колени, сосредоточилась на усилиях побороть очередной приступ тошноты.
Сет, сидя на полу у ее ног, легонько похлопал ее по спине, потом стал поглаживать.
— Все хорошо. Дыши. Глубже.
— Ничего хорошего, Сет, — глухо сказала она себе в колени. Приподняла голову, бросила на него хмурый взгляд. — Обычно за это они людей убивают. Или выкалывают глаза.
Тошнота подкатила снова. Айслинн зажмурилась.
— Тихо, тихо. — Он придвинулся, успокаивая ее самой своей близостью, как бывало и раньше. — Дыши.
— Вдруг они меня ослепят? Вдруг...
— Успокойся. Мы этого не допустим.
Он стянул ее с кресла к себе на колени, начал покачивать.
В точности как ночью — Кинан.
Она почувствовала себя виноватой, словно предала Сета, хотя и не было ничего, кроме танца... Как она надеялась.
А если было? А если они с Кинаном... Айслинн тихонько заплакала.
— Ш-ш-ш. — Сет все покачивал ее, бормотал что-то, утешая.
Однако мысли о танцах с Кинаном, о его поцелуе и том неведомом, что могло произойти, уже не оставляли Айслинн. Она высвободилась и поднялась на ноги.
Сет облокотился на кресло, подпер голову рукой.
Айслинн, не в силах на него смотреть, понурилась.
— И что же мы будем делать?
Он тоже встал, подошел к ней.
— Сообразим по ходу. Он обещал исполнить твое желание? А их клятвы, если верить книгам, — это закон.
Она кивнула.
Сет наклонился к ней, и его волосы скользнули по ее лицу легкой паутинкой.
— И с остальным разберемся. — Он поцеловал ее очень нежно, очень ласково и добавил: — Придумаем, как быть. Вместе. Я буду с тобой, Эш, даже если ты расскажешь мне, что еще случилось.
— Ты о чем? — Мир поплыл у нее перед глазами.
— Ты что-то пила, перестала соображать, танцевала до рассвета, проснулась в своей постели, и тебя стошнило. — Он взял ее лицо в ладони. — Что еще случилось?
— Не знаю. — Айслинн содрогнулась.
— Как ты попала домой?
— Не знаю.
Ей вспомнился вкус солнечного света на губах, ощущение ласкающих лицо солнечных лучей в тот момент, когда Кинан к ней наклонился. Что произошло дальше?
— Ты еще куда-то ходила?
Она прошептала:
— Не знаю.
— Спала с ним? — Глядя ей прямо в глаза, он задал вопрос, на который она так хотела, но не могла ответить.
— Не знаю. — Айслинн отвела взгляд. Ее снова затошнило. — Но если бы что-то было, я бы знала. Уж это я бы запомнила.
Он притянул ее к себе, прижал крепко, словно хотел укрыть в своих объятиях от всего зла в мире.
— Понятия не имею. Но хоть что-то ты помнишь?
— Танец. Напиток. Какой-то странный стул, на котором мы сидели. Потом все ушли. Он меня поцеловал. — Айслинн снова содрогнулась. — Прости.
— Ты не виновата. — Сет погладил ее по голове.
Она попыталась отодвинуться. Он удерживать не стал. Посмотрел на нее серьезно и решительно.
— Выслушай меня. Если что и было, ты в этом не виновата. Он напоил тебя чем-то вроде наркогика, каким-то колдовским зельем. Ты была пьяна, очень пьяна, и не виновата ни в чем, что произошло после.
— Я помню, что смеялась. Мне было весело. — Она сжала руки в кулаки, чтобы не дрожали. — Мне было хорошо, Сет. И вдруг я повела себя как-то не так? Вдруг сказала «да»?
— Не важно. Ты не могла за себя отвечать. Все очень просто. Ему не следовало этим пользоваться. Если воспользовался — виноват он, а не ты, — сердито говорил Сет.
Но он не стал напоминать о том, что просил ее не ходить на ярмарку. И упрекать не стал. Вместо этого заправил волосы ей за ухо, повернул к себе лицом.
— И мы же не знаем на самом деле — может, ничего и не случилось.
— Но я хотела... чтобы в первый раз это было с тем, кто мне дорог... и если он... если мы с ним... — лепетала Айслинн, чувствуя себя довольно глупо.
Вот уж о чем волноваться не стоило, когда речь шла о гневе короля фэйри. Он мог убить ее или ослепить. Что в сравнении с этим утрата девственности? Пустяк.
Но не для нее.
Айслинн подошла к дивану, села.
— Прости. Ты был прав, а я...
Сет перебил ее:
— Не за что тебе просить прощения. Ты ничего не сделала. Я сержусь не на тебя. На него. — Он умолк. Устремил на нее долгий взгляд. — Ты единственное, что важно для меня в жизни.
— Обними меня. — Айслинн отвела глаза. — Если хочешь, конечно.
— Хочу. — Он тут же оказался рядом, усадил ее себе на колени, бережно, как нечто хрупкое и драгоценное. — Всегда хочу. И всегда буду хотеть.
ГЛАВА 21
Затем на левое веко ей капнули три капли драгоценной жидкости, и она узрела дивной красоты страну... С тех пор она обрела способность распознавать волшебный народ, для всех остальных невидимый.
Томас Кейтли.
Сказочная мифология (1870).
Подойдя к жилищу Сета, Дония увидела во дворе нескольких знакомых стражников, суккуба Сэрис и летних дев.
Короля рядом с Донией не было, поэтому никто ей не улыбнулся. Только склонили головы, почтительно, но без малейшей теплоты. Для них зимняя дева была врагом. Хоть она и рискнула всем ради Кинана, на что не решились летние. Но кто же об этом помнил?
Возле двери она собралась с духом, готовая противостоять неизбежной слабости, которую вызывали ужасные стальные стены. Постучала, и костяшки пальцев обожгло болью.
Открыла ей Айслинн, и Дония не без труда сохранила невозмутимое выражение лица. Судя по потерянному виду девушки, о случившемся на ярмарке она помнила гораздо меньше, чем Кинан. Тот признался, что попал под влияние момента, увлекся весельем и танцами и позволил Айслинн выпить слишком много летнего вина. Это так на него похоже — легко верить, легко радоваться...
Айслинн выглядела ужасно.
Смертный юноша Сет стоял рядом и держал ее за руку. На Донию он взглянул устало и зло.
