Ведьмы в Драконьей Академии (СИ) - София Балашова
— И… в чём их шикарность?
— Они одноместные.
— Оу. Ну, если только это. Просто когда думаешь о племяннике императрицы, то ожидаешь, не знаю, как минимум несколько комнат, отделанных золотом и лепниной.
— Это ты увидишь в нашем родовом замке, Варвара.
Я против воли краснею.
Родовой замок… Почему это звучит так… странно. Я имею в виду, будь у меня родовой замок, я бы об этом вещала с куда большим апломбом, а не говорила настолько будничным тоном. Хотя, может если бы я выросла с мыслью, что я живу в замке, мне бы это не казалось чем-то из ряда вон выходящим.
— Располагайся, — Модсогнир кладёт руку на мою талию и немного сдавливает, подталкивая по направлению к небольшому, обитому тёмно-зелёной тканью диванчику.
Несколько мгновений я тушуюсь, но всё-таки опускаюсь на мягкое сидение.
Странно.
Мне казалось, что истерика совсем лишила меня возможности чувствовать, и мозг потерял на время потенцию эмоционировать, но сейчас по моей груди вновь расползается знакомое волнение. То, которое возникало каждый раз, когда наши взгляды ненароком встречались, и его глаза, глубокие и загадочные, с явным вожделением проходились по моему телу, заставляя его трепетать.
Да, будучи в компании, мы почти всегда общались с ним так. Взглядами. Мимолётными прикосновениями. Брошенными невзначай фразами. Фразами, тон которых балансировал между вежливым и бесстыдным.
Как это получалось? Почему наше взаимодействие тет-а-тет каждый раз строилось на противостоянии, а в присутствии свидетелей приобретало какой-то непонятный, заигрывающий оттенок?
Может, этот способ общения и был для нас самым подходящим? Я имею в виду, Модсогнир — личность явно скрытная, отстранённая. Наблюдая за ним, я не раз замечала, как на его лице отпечатывалось равнодушное безразличие, стоило кому-то завести с ним беседу. Это было похоже на принуждение, будто он совершает усилие над собой. Но в то же время я с трудом могу вспомнить кого-то, кто был бы настолько же хорош в невербальном общении. Красноречивые взгляды, расслабленная мимика, уверенные жесты — всё это говорило за него, именно по ним считывалась его истинная реакция. Именно в этом появлялся он сам.
В то же время я. Мои родители погибли, когда мне едва исполнилось восемь, и опеку надо мной получила бабушка, мать моего отца. Женщиной она была строгой, ярчайшая представительница вида "сталинист классический": непримиримая, требовательная, скупая на похвалу. Жёсткая, причем нередко её жёсткость переходила в настоящую жестокость. Я бы даже сказала, что она во многом была пуританка — по крайней мере, её отношение к романтике и ceксу явно указывают на это. Тогда как Анька, живя со своими родителями, могла позволять себе менять парней чуть ли не каждый месяц, мне капали на мозги занудными нотациями о необходимости "беречь честь смолоду" и прочей высокодуховной чепухой, которые бабушка горделиво называла правильными принципами.
Готова поспорить, подобный сдвиг по фазе у бабули произошёл вследствие далеко не благопристойного поведения её матери — легендарной бабки Кхамали, поэтому я не держу зла на неё за это. Сами подумайте: каково быть старшим ребёнком в семье, когда ваш единственный родитель только и делает, что скачет по молодым мужикам и с завидной периодичностью инсценирует собственную смерть? По мне так, далеко не сахар, так что, свою бабушку я давно простила, но вот полюбить так и не смогла. Я вообще за всю жизнь никого и не любила, кроме моих родителей и Аньки — сестра после смерти мамы и папы в принципе стала для меня единственным родным человеком.
Вот почему мне на самом деле претит мысль о вступлении с кем-либо в отношения. Если до этого я считала, что всему виной навязывание мне Модсогнира, то теперь понимаю: проблема не в нём, проблема во мне. Я боюсь близости. Боюсь подпустить кого-то к себе, открыться кому-то. Ведь так я стану уязвимой. Так меня можно будет покинуть, как это сделали когда-то родители, а теперь ещё и Аня, так я не смогу защититься от жестокости, как не смогла защитить себя от бабушки. Для меня любое сближение — это гарантия будущей боли.
Сглатываю подступивший к горлу ком. Справа раздаётся звон стекла, и я мимоходом бросаю взгляд в сторону Модсогнира. Спокойным движением он достаёт пробку из горлышка прямоугольного рельефного графина и наполняет стакан карамельного цвета жидкостью. По комнате в тот же миг разносится аромат крепкого алкоголя.
На моих губах появляется грустная усмешка.
Да. В этом проблема. У нас сложности с формированием привязанности или типа того. Поэтому нам так тяжело общаться и поэтому мы лучше всего понимаем друг друга без слов! Может это — и есть суть истинной пары? Когда нет необходимости говорить для того, чтобы понимать. Чувствовать.
Знать.
— Выпей, — его голос звучит хрипло, когда он протягивает мне наполовину наполненный бокал. — Это успокоит тебя.
— Спасибо, — я силюсь улыбнуться, но выходит криво.
Делаю маленький глоток.
Жжёт.
— Кхэм-кхэм, — откашливаюсь. — Что это?
— Это драконий виски. Он крепкий, но помогает… прийти в чувства.
Делаю ещё один глоток. Рот обжигает уже знакомой горечью, но на этот раз желания выплюнуть всё обратно нет, поэтому я позволяю терпкой жидкости спуститься в горло.
Модсогнир осторожно, будто боясь спугнуть, опускается рядом со мной на диван. Взгляд его неестественно синих глаз проходится ко мне, и я замечаю как дёргается его кадык, когда он смотрит на мою шею.
— Будет лучше, — прочистив горло, произносит он, — если ты будешь… спать у меня.
От неожиданности я давлюсь, принимаясь кашлять.
Спать у него?
С какой это стати, прошу прощения?
— Ч-что? — Возмущённо спрашиваю.
— Ради твоей безопасности.
— Ради моей безопасности достаточно проверить наш сектор и начать поиски моей сестры!
— Мы сделаем это, я даю слово. Но до того момента, пока мы не узнаем, что именно произошло, ты будешь спать в моей комнате.
— Нет. Я не буду спать в твоей комнате.
Модсогнир зло поджимает губы.
Поверить не могу, он ещё чем-то недоволен!
— Не ищи в моём предложении неприличного подтекста — всё, что я делаю, я делаю исключительно для твоей безопасности.
— Если ты так беспокоишься о моей безопасности, то вперёд! Беги на поклон к папочке и попроси его прислать охранников там, или как они называются, и пусть они дежурят под окнами и дверьми моей секции! Или ты хочешь решить проблему своего беспокойства за счёт ограничения моих свобод?!
— У меня нет цели ограничивать тебя в чём-либо, — поспешно отвечает мужчина. — Присутствие гвардейцев может создать панику, а проводить поисковые работы в такой ситуации
