Ценнее власти (СИ) - Арунд Ольга
В голове бардак.
Сочувствие, любовь, потребность защищать и другие братские чувства смешиваются с истинно мужской яростью. Той, что требует придушить обидчика, посмевшего замахнуться на его пару. И пустота от оборванной метки добавляет остроты в и так непростую ситуацию.
Дверь открывается и Стася – их нежная, улыбчивая и ранимая Стася – сначала недовольно рычит: «Кто?», а потом взвизгивает и бросается ему на шею. И от её искренности шарики окончательно закатываются за ролики.
– Мар! – выдыхает она ему в шею, стискивает в последний раз и отстраняется, держа за плечи. – Мар, – добавляет тише и со счастливой улыбкой. – Как ты… отец тебя отпустил?
– Отпустил.
Он проходит вглубь комнаты, и Стася закрывает за ним дверь.
– Значит… – она растерянно оглядывает комнату. – Значит, убийцу Влада и Эрика поймали?
– Почти, – уклончиво отзывается Марек, цепким взглядом проходя по обстановке.
– И кто это? – совсем тихо спрашивает Стася, обхватывая руками плечи.
– Оля. – Приходится вывернуться наизнанку, чтобы произнести одно простое имя.
– Ты… – яркие глаза широко распахиваются. – Ты серьёзно? – Стася хватается за сердце, вот только его наличие теперь под большим вопросом. – Но как… как она смогла?
– Выясним.
Марек обходит сестру, заходит в её спальню.
– Что ты делаешь? – дрогнувшим голосом.
– Проверяю, – он усмехается, пользуясь тем, что она не видит. – Ты должна быть в безопасности.
– Ты думаешь, что она рискнёт…
– Влад и Эрик убиты. – Марек подходит к столику с косметикой, берёт в руки пузырёк без опознавательных знаков. – Этого хватает, чтобы думать обо всём.
Откидывает крышку, вдыхает.
– Мои любимые духи, мне привозят их из Индии. – Марек поворачивается и видит слабую улыбку сестры.
Улыбается в ответ. Оставляет флакон в покое. И идёт на выход.
– Ну как, я в безопасности? – Вопрос догоняет, когда он берётся за ручку двери.
– В полной, – мрачно отзывается Марек и выходит.
Маска, которую он натянул для Стаси, сползает, стоит оказаться в коридоре. И оставляет после себя только боль, разочарование и злость.
Оля была права, Бенеш прав, а он… он дурак.
Два резких шага, остановка.
Марек впервые чувствовал себя таким растерянным. И впервые до сжатых кулаков не хотел делать то, что было нужно.
Правда сбивала с ног. Доказывала, что лучше бы ему посидеть в камере до конца дела, но…
Придётся выбирать. И выбор этот будет…
Тряхнув головой, Марек поворачивает налево. Ускоряется, собираясь дойти до отца.
И словно на стену налетает на знакомый до боли запах. Зажмуривается. Выдыхает.
Но нет, не кажется.
Внутри всё переворачивается, и несколько шагов до глухой стены даются непросто. Присев на корточки, Марек видит Олины прикосновения, будто их нанесли жёлтой краской. Они начинают выцветать, значит, она была здесь давно, два-три часа назад.
Он касается камня в тех же местах и практически сразу замечает изменения. Стена становится полупрозрачной – не заметишь, если не приглядываться.
Хмыкнув, Марек встаёт и шагает внутрь прохода.
Не успев додумать, что станет делать, если отец прав и она там действительно с ним.
***
– Нет, я понимаю, что ты маньяк-шизофреник, но додуматься до такого? – из груди вырывается нервный смешок. – Оборотни, может, и идиоты, но далеко не все и не настолько.
– Что тебя не устраивает?
Мы снова сидим рядом. Словно закадычные друзья, вот только друзья обычно не ломают друг другу кости и не портят лица.
– Что Мар не поверит, – фыркаю. Боль в ноге стала почти терпимой. – Что вывернуть всё так, словно охоту на братьев устроила Стася, а не ты, это надо постараться.
– Так постарайся, – хмыкает Чех. – Или мы вернёмся к прошлым развлечениям.
– Слушай, убей меня, только отстань, – прошу со вздохом. – Все эти твои заскоки и биполярка во всей красе уже достали. Определись, маньяк ты или адекватный, тогда и будем разговаривать.
– Ты мне нравишься. – Повернувшись к нему, я поднимаю бровь с откровенным сарказмом. Но он лишь пожимает плечами. – С тобой и поговорить можно, в отличие от… принцесски. – Хмык. – Так что вариант с договориться импонирует мне гораздо больше убийства.
И добавляет после короткой паузы:
– В этот раз.
– А мне нет. И я не буду врать Мару, что Стася провернула всё это одна.
– Так не ври, не договаривай. – Взяв меня за подбородок, он критически осматривает лицо со всех сторон.
– Чтобы в следующий раз ты довёл дело до конца? – фыркнув, я дёргаю подбородком, сбрасывая его пальцы. – По-твоему, я буду сидеть и ждать, пока ты добьёшь Марека и Главу? Совсем с катушек съехал?
– Дворжака, так и быть, оставлю в живых, – не спорит Чех с моими предположениями. – Исключительно ради тебя.
Поднявшись, он отряхивается, с сомнением смотрит на меня, а потом вдруг щёлкает выключателем, заливая всё бледным жёлтым светом.
– Бонус тебе для более плодотворных раздумий, – скалится он, а у меня драма.
Что же фонарь-то таким хилым оказался. Из всех повреждений у него останется едва ли пара шрамов, а это никак не тянет на достойную моральную компенсацию.
Чех идёт к двери.
Попробовать проскочить? Для этого нужны силы, которых у меня осталась капля. Сомневаюсь, что их хватит против цветущего оборотня, который всё это время словно на курорте провёл.
Кривясь от остаточной боли в ноге, я опираюсь на одно колено, примерно, как бегуны перед стартом. Чех то ли не видит, то ли не считает меня угрозой умному себе.
– Не боишься, что выйдешь за дверь, и тебя повяжут?
– Не смогут, – уже взявшись за ручку, оборачивается он. – Я стёр все свои следы из этого дела. На всякий случай. – Ключ поворачивается в скважине.
– Свои, но не Стаси, – понимающе усмехаюсь я.
– Я говорил, что ты умная? – насмешливо поднимает он бровь. – А что мне нравишься?
– Это тебя и убьёт, – не отводя взгляда.
Чех не отвечает, видимо, считая это выше своего достоинства. Поворачивается ко мне спиной, вряд ли принимая за угрозу хилую меня. И приоткрывает дверь.
Время останавливается.
Царапая пол отросшими когтями, чувствую, как скользит между пальцев песок, я отталкиваюсь.
Больная нога подводит, но силы всё же хватает, чтобы прыгнуть на пределе возможностей.
Чех оборачивается.
И я со всей своей инерцией напарываюсь на его локоть.
Противный хруст.
Полёт в обратную сторону. Головой прямо в покрытую свинцом стену.
И это точно конец. Ни одному вампиру не дано жить без половины черепа.
Разочарованный взгляд Чеха.
Удар.
И дверь, рывком открытая с той стороны.
Глава 41
Карточного салона нет, бабки-княгини нет, ничего нет.
Одно плотное серое марево вокруг. Вокруг меня?
Не знаю. Потому что тела тоже нет – ни рук, ни ног, ни головы я не чувствую. Это и есть смерть?
Нехудший вариант, далеко не худший. Тепло, сухо, спокойно. Не хочется ни есть, ни спать, только бороздить неведомое нечто и ничем больше не заниматься.
Жаль, память не отбило, было бы совсем идеально. Потому что я всё ещё Ольга Щенкевич, недовампир, ясновидящая и истинная пара одного неверующего волка. И природной жажде деятельности быстро надоедает здесь болтаться.
Вот только какой выбор?
В ничто вдруг слышится знакомый смешок.
Кто здесь?
Но в ответ тишина. И насмешка. И укор.
«Всё-таки опоздала».
Да что происходит?
Но толком возмутиться я не успеваю. Меня затягивает в воронку, от круговорота которой сразу же начинает тошнить. И за мгновение до того, как содержимое несуществующего желудка планирует вырваться наружу, я открываю глаза.
Сипло и оглушительно громко вдыхаю, словно не в нечто болталась, а топилась на дне океана.
