Личная помощница врага (СИ) - Ольга Дмитриева
Ару шел вперед медленно и спокойно, будто нарочито лениво, показывая свое превосходство. Только я наметанным взглядом замечала его неестественно прямую спину и вымученные движения. Когда мы покинули квартал, я попыталась догнать его, чтобы накрыть ладонью адскую метку. Но Ару решительно оттолкнул мою руку и процедил:
— За нами следят. Наверное, подручные Шендана. Не дергайся. Идем домой.
Обратная дорога тянулась мучительно долго. Мы брели по темным улицам, уже не скрытые никакой магией. Походка Ару стала деревянной. Я не видела его лица и не представляла, как он страдает, как мучает его Адская метка. В какой-то момент он замер на перекрестке и уставился куда-то вдаль. Наш дом был в другой стороне. Улица уходила вниз, и вдали я увидела багровый отблеск. Адские врата? Как не вовремя!
Я огляделась, пытаясь вычислить преследователя. Но вместо этого в подворотне снова мелькнули длинные седые волосы. Точнее, теперь их обладатель не скрывался. Сухопарый седой мужчина стоял, опустив арбалет, но мне казалось, что я слышу щелчок рычажка, которым взводят тетиву. На пару мгновений страх парализовал меня, но я быстро стряхнула оцепенение и тут же повернулась к учителю. Времени на раздумья не было, и я едва слышно прошептала:
— Рой.
Это подействовало, как и в тот раз. Я боялась, что он снова придет ко мне, и седовласый увидит то, чего ему видеть не следовало. Но учитель лишь мельком взглянул на меня, а затем медленно развернулся и направился к дому.
Никогда я так остро не чувствовала, что мы идем по грани. Где-то во тьме скрывался соглядатай Шендана, по пятам за нами следовал убийца, приставленный Юлиусом Ару к собственному сыну. Мне оставалось только шагать за плечом учителя и молиться, чтобы он продержался до дома.
Только когда за нами закрылась дверь его комнаты, я вздохнула с облегчением. Ару поспешно сбросил пальто. Сюртук отправился следом. После этого кровник добрел до дивана и рухнул на него. На его лбу выступила испарина, из груди вырывалось тяжелое дыхание. Ару начал расстегивать рубашку и процедил:
— Кинжал… Пожалуйста.
Но я покачала головой и села рядом. Учитель распахнул рубашку на груди, и я увидела алое пятно на его коже. Оно так сильно напоминало те, которые я видела у отмеченных, что я испугалась. И, не думая ни о приличиях, ни о том, что у меня всего лишь половина круга, я накрыла пульсирующее пятно ладонью.
И едва не закричала от боли. Оно было нестерпимо горячим, не спасал даже лед. Я рывками вытягивала магию, но все равно было нестерпимо горячо. Ару выдавил:
— Не поможет… Не мучайся… Дай кинжал…
— Тот есть мучиться должны вы? Ну уж нет, — процедила я. — Ранить себя я вам больше не дам.
С этими словами я изо всех сил потянула через ядро свою магию, стараясь вспомнить все, чему учил меня Ару. Рывок вышел таким мощным, что на миг я потеряла ориентацию в пространстве, а в голове как будто взорвалось маленькое солнце. Стало больно дышать.
Когда белая пелена перед глазами спала, я ощутила, что ладонь окутал благословенный холод. Я перевела взгляд на обнаженную грудь Ару, которой касались мои пальцы, и не поверила своим глазам.
Алое пятно стремительно бледнело под натиском ледяной корки. Лед таял, испарялся и снова нарастал, и для этого мне больше не нужно было прилагать невероятные усилия. Магия лилась плотным потоком. Боль в груди сошла на нет, под ключицами поселилась тяжесть, и она показалась знакомой. Я такое уже чувствовала… Но как, когда, где? В Шейервальде?
Наконец, память подбросила мне нужный кусок воспоминаний. Пещера, свет, тяжесть в груди, боль. И слова одного из наставников: “Новая часть цикла пройдена. Терпи”. Новая часть цикла?.. Три четверти круга? Но разве это может произойти само по себе, вне пещеры, без испытаний?
Но тут мне стало не до вопросов. Магии я отдала уже много, и от слабости закружилась голова. Наградой мне был почти нормальный взгляд учителя. Он накрыл мою ладонь своей, а затем притянул меня к себе другой рукой. Наши губы встретились лишь на миг. Потом я не выдержала и положила голову ему на плечо. Вопросов у меня было много, но почему-то я задала далеко не самый главный.
— Что сделал Шендан? — прошептала я. — Дерево хай?
— Наверное…
— Там были врата?
— Об этом… не беспокойся. В том районе сегодня отец, он уже закрыл их…
Слушать его хриплый голос было невыносимо, и я попросила:
— Не говорите.
— Мне уже легче, — пробормотал он. — Спасибо.
Я хотела сказать, что это заслуга его уроков, а не моя. Но сил не было, поэтому я молча прикрыла глаза, продолжая накрывать адскую метку льдом. Я должна помочь. Должна облегчить его боль хотя бы на время.
… Наверное, я уснула. Точнее, мы оба уснули. Потому что когда я открыла глаза в следующий раз, комнату освещало солнце. А в шаге от дивана стоял Юлиус Ару, и в его глазах была ярость.
В этот момент я осознала, что все еще лежу в объятиях своего учителя, его рубашка распахнута, и моя ладонь касается его обнаженной груди. Хуже и быть не могло!
Я дернулась, но Ару только крепче прижал меня к себе в ответ. Его отец ткнул в мою сторону пальцем и прошипел:
— Что она здесь делает?
Его голос дрожал от ярости. Я почувствовала, что мои щеки заливает краска, а Юлиус Ару продолжил:
— Элизабет высказала мне свои предположения о твоих отношениях с этой девицей, но я посчитал ее слова бредом. И что я вижу сейчас?! Что она здесь делает, Рой?
Ару холодно ответил:
— То, чего никто из вас не смог.
С этими словами он откинул полу рубашки и убрал мою ладонь. Вместо алого узора на его коже был льдистый белый налет. На лице его отца появилось изумление, но в следующий миг оно сменилось яростью. Он понял, что самая страшная тайна его рода мне известна.
Но учителя это не смутило. Он спокойно разжал руки, позволяя мне отстраниться. А затем медленно поднялся на ноги и, глядя в глаза отцу, стал застегивать рубашку. Когда он заговорил, его голос остался холодным и спокойным.
— Ее магия помогает мне. Облегчает боль, успокаивает жар. И делает это гораздо лучше, чем любое другое средство. Ты думаешь, я оставил ее при себе просто так? Что предосудительного ты сейчас увидел, что готов поверить домыслам Элизабет?
Я опустила взгляд и постаралась успокоиться, но выходило плохо. Слова учителя резали
