Король плоти и костей - Лив Зандер
Ох, какой послушной маленькой женой она оказалась! Как заскользили ее губы вдоль напрягающегося стержня, пока она суетливо ерзала, растопырив руки, ища равновесие и пристраиваясь поудобней. Прекрасное создание, и это влажное чмоканье ее губок просто завораживает.
– О да, ты прекрасно справляешься, моя бесценная жена, – простонал я, лаская ее волосы и ее ухо так, как ей всегда нравилось и всегда смягчало ее. – Возьми глубже. М-м-м-м, замечательно.
Она вбирала мой член жадными глотками, пробегая губами по толстым венам, обвившим ствол, так что приливающая кровь раздувала их еще сильнее. Головка уже упиралась в ее мягкое небо, буквально в дюйме от мышцы, которая… так… и… не… расслабилась.
Я сильнее потянул ее волосы, что, впрочем, не принесло облегчения свербящим от желания ударить костяшкам пальцев, и пихнул ее голову вниз, приближая экстаз быстрыми толчками бедер. Головка члена щекотно запульсировала – тем интенсивнее, чем сильнее сжималось ее горло, – и в паху стало горячо в преддверии оргазма.
Стиснув основание своего члена, я оттолкнул женщину, оторвав от себя ее рот, и белесые струйки семени ударили ей в лицо, забрызгали ресницы и опухшие алые губы, закапали с кончика носа.
Ада вскинула на меня блестящие глаза. Чем сильней пульсировало ее лоно, тем сильней сокращалась диафрагма. И тем сильней каменел узел на ее шее, отказываясь сдаваться. И что же это означает для меня, бога? Что моя жена вовсе не моя, хоть и венчана, и ох как помечена моим семенем?
– Ты все сделала хорошо. – Костяшки хрустнули, когда я разжал кулак и притянул Аду к себе для поцелуя, слизнув свой вкус с ее губ. – Иди в свою комнату и умойся. Выбери книгу, пока я искупаюсь в роднике, потом я вернусь и утолю твое желание, а потом почитаю тебе. Иди!
Пока она, пошатываясь, вставала, пока спускалась с помоста, я приказал мускулам на ее шее обмякнуть. Сделал то, что отказывалось сделать ее тело, на что я не смог ее вдохновить, и в душе моей осели усталость и горечь.
Я сбросил рубаху прямо на помост, а кожаные бриджи превратил в тончайший порошок – он еще пригодится – и направился к роднику.
Едва я вошел в пещеру, на щеках моих осела теплая влага. Воздух здесь был насквозь пропитан солями и минералами той горы, в которой скрывался Бледный двор. Приятная перемена после затхлого запаха прилипшего к коже пепла, растворившегося, едва я погрузился в горячую воду. Скоро он вернется, как возвращается всегда, вечным напоминанием о боли, которую я претерпел.
Внезапно камни вокруг будто заледенели, и знакомый голос прошептал:
– Енош…
Пускай я бессмертный, но даже я содрогнулся, когда над плечом моим навис Эйлам.
– У Ярина был повод прийти ко мне, но тебе, если не ошибаюсь, я ничего не должен.
– Кроме извинений. – Эйлам снял поношенную тунику, которую таскал, наверное, несколько веков кряду, скользнул в воду и запрокинул голову, чтобы намочить свои жуткие белые волосы. – Ты украл у меня смертную женщину, превратив ее последний вздох во множество последующих.
Я напрягся:
– Тебе-то какое дело?
– Должно сохраняться…
– Равновесие! – Из коридора выступил Ярин в сопровождении выпотрошенного трупа, и я тяжело вздохнул. – Как же мне повезло, я прибыл как раз вовремя, чтобы выслушать внушающую благоговение лекцию Эйлама о равновесии. Честное слово, каждое столетие она становится все более и более захватывающей… О, мы купаемся? Я люблю купаться!
Виски уже ломило от его болтовни, но когда он сбросил сапоги, голова моя едва не раскололась:
– Что-то не припомню, чтобы я приглашал кого-либо из вас.
Эйлам внимательно рассматривал жемчужные капли воды на своей руке. Брат совершенно не привык к этой своей оболочке, и потому такая простая вещь, как стекающая по коже вода, завораживала его.
– Продолжай нарушать равновесие, Енош, и в следующий раз я не буду столь снисходителен.
Я скрежетнул зубами:
– Ты угрожаешь моей жене?
– Енош! – Ярин раздраженно фыркнул. – Полагаю, он только что именно что пригрозил твоей жене.
– Твоей жене грозит смерть. – Эйлам лениво пожал плечами. – Она, в конце концов, всего лишь смертная. Плоть, мысль да дыхание. Такая малость.
Я схватил его за волосы и толкнул под воду под тихое хихиканье Ярина. Эйлам барахтался и отбивался, но я поставил ему подножку, лишив равновесия, только чтобы посмотреть, как мой братец тонет. Хотя по силе мы были равны, особой ловкостью Эйлам никогда не отличался.
Отпустил я его только тогда, когда он перестал наконец дышать и вроде бы безжизненно всплыл на поверхность.
– Зачем ты пришел? Снова?
Ярин фыркнул:
– Так-то ты встречаешь своего любимого брата?
– Весьма бесцеремонное утверждение.
– С учетом того, что Эйлам в данный момент дрейфует носом вниз, полагая, что он мертв, хотя он и не может умереть, мне кажется, это дает мне некоторое право для подобных заявлений. – Он скользнул в воду – без приглашения, но хотя бы трупу своему велел не приближаться. – В любом случае – посмотри, что случилось с моей новой игрушкой.
Я не столько видел, сколько чувствовал, как вывалившиеся из вспоротого живота мужчины кишки болтаются и путаются при каждом его движении.
– Ты его сломал.
– Сломал. – Чего-чего, а вины в его голосе не было совершенно. – К счастью, у меня есть брат, который умеет чинить…
– Нет.
– …а так как я знаю, что я его любимчик, он никогда не откажет мне в этой маленькой просьбе.
– Нет.
– Твоя жена абсолютно права… Какой же ты ублюдок. – Он откинул голову на край родника и выдохнул клуб пара в сторону нависающих над нами серых сталактитов. – Скажу тебе, Енош, я не из тех, кто предается случайным безрассудным страстям, но этот мне понравился еще в Айренсти.
Труп поклонился, так что потроха его со шлепком ударились о коленные чашечки:
– Спасибо, хозяин.
– Да-да-да, а теперь заткнись и дай богам побеседовать. – Ярин замахал руками, пока мужчина не отступил. – Пожалуйста, исправь его, сделай опять симпатичным.
Я оглянулся через плечо на труп – обнаженный, если не считать тонких золотых цепочек, украшающих его член.
– Чего ты от него хочешь?
Ярин усмехнулся:
– Братец, у бога должны быть предпочтения, а вот у меня… нет. Тебе следовало бы как-нибудь попробовать…
Эйлам засучил ногами, всплеснул руками, глубоко вдохнул, смахнул с лица волосы, и его угольно-черные глаза впились в меня:
– Ты посмел поступить так с моей оболочкой?
– Грубо. – Ярин поцыкал зубом. – Все меня перебивают.
– Смертные называют это утоплением, – сказал я. – Один