Укради мою любовь - Ольга Ярошинская
— Это что, хлопок? — ахнул он.
Я кивнула.
— Косте, вроде, и на шкуре нормально было, — заметила Реджина. — Хотя, вы же не спали…
Открыв шкаф, слуга пересчитал вешалки и покачал головой. Заглянул в ванную, и вскоре оттуда донеслось приглушенное бормотание, из которого я разобрала «неслыханно», «просто кошмар» и «приют для бедных».
— Только держи себя в руках, — тихо попросила я Реджину. — Даже не думай ставить ему подножки.
— Я не собиралась, — проворчала она. — Хотя старикан напрашивается.
Он вышел из ванной, раздувая ноздри от гнева, и направился вон, не сказав мне ни слова.
— Чудная комната, не правда ли? — не сдержалась я. — Эльен будет в восторге и не захочет возвращаться домой.
Старик развернулся ко мне и, прищурив глаза, заявил:
— Я вижу вас насквозь, госпожа Доксвелл.
— Элисьена эль Соль, — исправила его я. — Предпочитаю это имя.
— Тем не менее вы уже были в браке, — возразил он. — И больше не юная непорочная дева, которой хотите казаться.
— Ох-хо-хо, — вздохнула Реджина. — Еще не берешь свои слова назад насчет пинков? Давай спустим его с лестницы.
— Вы ошибаетесь, —сказала я. — Не в том, что я не юна и непорочна, а в том, что хотела бы создать о себе такое впечатление.
— Я очень редко ошибаюсь в людях, — возразил слуга. — И, увы, мое мнение о вас оказалось верным.
— И что же вы думаете обо мне? — спросила я.
Не то, чтобы мне было так уж интересно, но лучше узнать чужие карты. Реджина материализовалась из стены и одобрительно кивнула.
Во втором крыле хлопнула дверь, послышались легкие шаги, и я увидела Ники. Гувернантка наверняка снова уснула, укладывая его, а вот мой малыш решил, что может обойтись без дневного сна, и даже сам надел ботиночки для прогулки.
— Вы собираетесь облапошить моего господина, — слуга указал на меня пальцем, привлекая к себе внимание. — Он чист и наивен…
— Это Коста-то? — фыркнула Реджина.
— Обычно репутация эльена, воина света, отпугивает мошенников, но очевидно, вы не из трусливых.
— Что ж, благодарю, — ответила я.
— Это не комплимент, — отрезал он. — Я повидал столько женских уловок и пустого кокетства, — слуга покачал головой и, сняв очки, достал из кармана жилета фетровый платок. — Однако вы переплюнули всех. Влезть в окно… Посреди ночи… Признаю: дерзко, провокационно и интригующе!
— Это было недоразумение, — пробормотала я и, вспомнив отговорку, добавила: — Приступ лунатизма.
Слуга вложил в свой взгляд максимум иронии.
— Вы решили использовать его слабое место, — кивнул он, протирая стекла очков. — Манипулировать ребенком. Ловко вычислили, на что надавить. Конечно, Коста хотел бы продолжить род эль Брао, и вы посулили ему готового сына.
Никлас подбежал ко мне и, задрав подбородок, сердито уставился на слугу.
— Это он и есть? — равнодушно поинтересовался старикан, приподнимая очки повыше и придирчиво оценивая безупречную чистоту стекол. — Задумывались ли вы, какую травму можете нанести ребенку, подсовывая ему ложного отца? Какая мать так сделает?
В глубине души я и правда часто винила себя в том, что недостаточно хорошая мать: слишком молодая, неопытная, ничего не понимающая в детях. Но сейчас меня обидели несправедливо. А слуга тем временем равнодушно продолжил:
— В вашей глуши, вероятно, не знают, но существуют артефакты, которыми можно определить кровное родство. Так что я легко выведу вас на чистую воду, и все поймут, какая вы наглая и беспринципная обманщица.
Замахнувшись ножкой, Ники пнул слугу по голени новеньким ботинком. Старик, зашипев, согнулся и, выронив очки, обхватил ногу руками.
— Моя мама самая лучшая! — сердито выкрикнул Ник, сжимая кулачки.
— Никлас! Не надо бить дядю! — воскликнула я, подхватывая сына на руки. — Простите.
— Прямо по косточке, — просипел слуга.
— Может, приложить лед? — предложила я. — Хотите присесть?
— Обойдусь, — выдавил он.
— Никлас, нельзя так себя вести!
— Можно, — сердито буркнул сын и показал слуге язык.
Тот как раз поднял треснувшие очки и нацепил их на нос, и теперь уставился на Никласа с таким странным выражением лица, что я испугалась — не прихватило ли у бедняги сердце.
— Знаете, вы можете думать обо мне, что вам угодно, — сказала я. — Я не собираюсь ничего доказывать, но прошу вас больше не приходить. А если эльену не нравятся хлопковые простыни — пусть отправляется домой и спит на чем он там привык: на шелке, бархате или простынях, вытканных из волос белокурых девственниц.
Слуга молчал, словно язык проглотил. Реджина подтолкнула его к лестнице, и он покорно пошел, оглядываясь на нас. Я провела его до двери, держась на безопасном расстоянии. Ники обхватил мою шею одной рукой, но второй вполне мог заехать слуге куда-нибудь в ухо.
— Еще раз прошу прощения за моего сына, — добавила я, выставив его на порог. — Но вы сами виноваты.
— Это я прошу у вас прощения, эльена, — пробормотал слуга. — Всего доброго. И вам, маленький господин.
— Пока, — буркнул Ник.
* * *
Коста подъехал к черному дому, и сердце забилось чаще от волнения. Как все будет? Как рассказать Никласу? Быть может, лучше не торопиться? Но перед домом, вопреки надеждам, он увидел не Элис и Ники, а Диера.
— Что ты тут делаешь? — воскликнул он, выпрыгнув из экипажа.
Диер подошел, вцепился в лацканы его пиджака, и Коста испугался — не случился ли со слугой удар: темные глаза блестели, а губы дрожали и кривились.
— Коста! — воскликнул Диер срывающимся голосом. — У тебя сын!
— Знаю, я же сам тебе сказал. Диер, чего ты сюда пришел? Надеюсь, не лез к Элис со своими нравоучениями?
Диер затряс его за грудки, едва не плача:
— То же лицо: брови, взгляд, подбородок… Я ведь помню тебя с рождения! Это наш мальчик!
Коста отвел его к экипажу, усадил внутрь.
— Успокойся. Вот, попей водички…
Диер глотнул из
