Детектив для попаданки (СИ) - Васина Илана

- Меня зовут Карина. Приятно познакомиться!

Он кивает напряженно, сосредоточенно. Словно сам себе говорит: «Так я и думал!» Просит, нет, жадно требует:

- Дальше!

- После смерти моя душа залетела в тело твоей жены, в тот момент пытавшейся покончить с собой...

Рассказываю ему всю свою историю, без утайки. Поначалу каждое слово дается тяжело, со скрипом, но к концу своего повествования, приободренная его спокойной невозмутимостью, немного расслабляюсь. Напряжение, натянувшее меня, как пружинку, постепенно сходит на нет. Вижу, что он мне верит, впитывает в себя мои слова, принимая их, как данность. Иногда задает уточняющие вопросы, но все больше молчит и кивает.

Когда я заканчиваю рассказ, замолкаю, жду его реакцию. Какое-то время Аким безмолвствует, но сам факт, что он не оттолкнул меня до сих пор с криком: «Не верю! Вранье!» невольно обнадеживает. Наконец, он задумчиво говорит:

- Так значит, ты Карина... Буду называть тебя Кари, если ты не возражаешь. Скажем остальным, что это сокращение от «Катерина».

- Я совсем не против. Меня так мама называла... Ты не удивлен?

- Удивлен? Я рад, но не удивлен!  Это твоя реальность и моя тоже, пусть и слегка безумная, ну так что с того?

- Мне не послышалось? Ты сказал, что рад? Чему?

- Тому, что ты не Катя. Что можно больше не сходить с ума, пытаясь распутать непонятки во всей этой странной истории. Тому, что все недоговоренности между нами остались позади. Теперь у меня есть чудесная, верная жена, ни разу мне не изменявшая... и которую я безумно люблю. Ты, я, мы - вот, что важно, остальное - ерунда, - он проводит губами по виску, обхватив шею рукой, а другой обнимая за талию, и мое дыхание сбивается с ритма. Судорожно вздыхаю, позабыв о чем шла речь, пытаюсь вернуть себе ясность мышления. Его губы на моей шее - том самом, не щекотном, но чертовски чувствительном месте. Какая там ясность?! Я тону в этих волнах, волшебных, ласковых ощущениях по всему телу. «Соберись, очнись», - приказываю себе. Мы не договорили! Кое-что самое важное из нашего разговора ускользнуло. Наконец, вспоминаю и озвучиваю последнее:

- Есть одна вещь, которую мы не обсудили.

Он хмурит брови, не в восторге от смены повестки, и, немного от меня отстранившись, приказывает:

- Валяй, говори!

- Когда мы закончим искать убийцу, я собираюсь сделать все возможное и невозможное, чтобы оформить на брата опекунство.

- Разумеется, - он пожимает плечами, – Помогу тебе, чем смогу.

- И, когда у меня это получится, я заберу Мишу к себе. Я хочу жить вместе с ним.

- Любовь моя, ты же не думала, что я буду против? – он в изумлении таращится на меня.

Не думала? Конечно, не думала! Потому что на эту тему не то что думать, я даже мечтать боялась! Я лишь мотаю головой, пытаясь сдержать счастливые слезы.

Быстренько перебираю нить нашей беседы, самые главные вехи. Вроде бы все самое ключевое обговорили. Его губы уже на моих губах, сметают всю логику, весь разум куда-то на дальний план, потом он шепчет мне на ушко мое настоящее имя, и  я улетаю в другой мир только для нас двоих, во вселенную сказочной, чарующей, чувственной близости.

Когда мы просыпаемся, то первым делом принимаем душ, а затем спускаемся завтракать в столовую, расположенную на первом этаже. Здесь роскошный шведский стол, просто глаза разбегаются! Набираю в свою тарелку лишь овощную нарезку и омлет - Катя могла бы мной гордиться! Аким себе накладывает то же самое, плюс бекон. Сейчас самый сезон отпусков, и так много постояльцев, что мы с трудом находим себе свободный столик.

Пока уплетаем завтрак, рассуждаем, кому была выгодна моя смерть. Лена получила мой детский сад. Выгодно? Еще как! Аня – опекунство над Мишей. Я всегда представляла опекунство как ответственность за кого-то. Допустим даже, Аня мне завидовала. Но разве зависть вместе с перспективой взвалить на себя ответственность за Мишу может послужить мотивацией к убийству? Сомневаюсь. Хотя с другой стороны, откуда у Ани появились деньги? Она же работает воспитательницей в саду. Много ли там заработаешь? Может, у девушки богатый спонсор появился?

Аким интересуется, что я оставила Мише в наследство? Опекун ведь получает не только ответственность за человека, но и право распоряжаться его имуществом. Я размышляю. Ну, две квартиры в Питере мне досталось от родителей, одну ипотеку выплатила сама, одна досталась от бабушки. Но Аня же не может их продать, правда? По закону не имеет права, заявляет муж. Если только не найдется способ обойти закон.

Андрей? По словам Ани, он чист. Да я и сама не верю в то, что Андрей мог бы меня убить. Никакой выгоды от моей смерти ему не перепало. А если бы он и вздумал меня убить от переизбытка эмоций, то точно не травил бы! Нашел бы какой-нибудь более... механический способ воздействия на тело. Задушить или там заколоть в порыве страсти – это куда больше на него похоже!

На словах про Андрея замечаю, что Аким напряжен, время от времени хмурится и нервно поглядывает в окно. Почему? На всякий случай уточняю:

- Ты же меня к нему не ревнуешь?

Аким уходит от прямого ответа:

- А должен?

- Нет, ни капли не должен! Ревновать к прошлогоднему снегу глупо! Я ему и тогда отказала в замужестве, а уж теперь, когда знаю тебя...

Развожу руками и качаю головой. У балабола Андрея нет ни единого шанса на фоне мужа. Аким смеется, и морщинка между бровей исчезает вместе со смехом. После завтрака мы собираемся прогуляться по Питеру. В голове уже зреет карта тех особенных мест, по которым мы сегодня пройдемся. Предвкушаю возможность пооткровенничать: показать универ, в котором я училась, школу, в которой впервые влюбилась... Или, может, про свою детскую влюбленность рассказывать не стоит?

Пока поднимаемся на лифте, я рассматриваю нас в зеркале и откровенно любуюсь мужем. Широкие плечи, мощная стать, небрежные, уверенные движения, серьезные, умные глаза. Он обхватывает меня одной рукой за талию и тихо комментирует мне на ушко:

- Во всех этих лифтах определенно есть нечто особенное. Возбуждающее. Тебе так не кажется?

Очень даже кажется! Он склоняется к моим губам, но в этот момент двери лифта разъезжаются, и к нам в кабину добавляется  пожилая пара, судя по их говору, откуда-то из Скандинавии. Они неторопливо лопочут на своем птичьем наречии. Седовласый мужчина берет женщину за руку, и та нежно улыбается ему в ответ. Добрые морщинки вокруг светящихся любовью глаз, красная помада на губах, приятный парфюм и короткая, модная стрижка - наверно, все для него, того, кто сейчас держит ее за руку. Мне вдруг очень хочется, чтобы мы с Акимом в старости были такими же! Переглядываемся и расплываемся в умиленной улыбке – похоже, думаем об одном.

Наконец, добираемся до нашей комнаты. Переодеваюсь, провожу обычную ревизию сумочки – все ли взяла? Травки от ведьмы всегда со мной, лежат здесь, в потайном кармашке. Без них неуютно куда-то идти, будто я голая и беззащитная. Ключи от номера, кошелек тоже есть. Когда я кидаю в сумочку свой смартфон, он неожиданно начинает вибрировать от полученного сообщения. Скрытый номер меня слегка настораживает. Открываю сообщение и читаю, с каждой буквой все глубже погружаясь в прострацию:

- Карина, твой брат в моих руках. Приходи на свою квартиру через час одна. Если об этом разболтаешь хоть одной живой душе, ты пожалеешь. Если опоздаешь хоть на минуту, пожалеешь еще сильнее.

Не успеваю даже осознать прочитанного, замираю от ледяного ужаса, сковавшего грудь, как уже через секунду получаю фотографию моего бедного брата, перед которым на столе лежит сегодняшняя газета. Шквал вопросов в голове! Где Людмила? Как же так? Что за подлец способен на такую мерзость - угрожать беспомощному инвалиду? Воображение рисует сиделку, связаную или оглушенную. И брат, мой родной брат, находится прямо в руках убийцы! Ведь только убийца может пойти на такой отчаянный шаг!

Захожу в ванну и вижу Акима с зубной щеткой в руках. Говорю ему внятно, изо всех сил стараясь не тараторить: