Лилэр (СИ) - Иолич Ася

Лиля стояла перед ним, глядя в его бешеные глаза, на его искажённое яростью лицо. Да, он вряд ли оставит что-то от Тадела. Она видела, как он прыгал с клинками на заднем дворе дома в Чирде.

– Это страшный грех против совести, – сказала она тихо. – И он твой брат. У него двое детей.

– А я – его брат. И Ирэл носит его племянника, – раздельно проговорил Ларат. – И я не буду лишать его дочерей денег. Они смогут остаться тут, с матерью, или она заберёт их в свой род, если захочет, и я не буду отбирать их как детей рода Бинот. Я просто хочу свои виноградники и свою семью. Мне не нужно ничего больше. Это моё по праву.

– У меня есть время на размышления?

– Нет. Мало того, он будет крайне заинтересован в том, чтобы найти тебя и всех, кто был мне верен, после того как он продаст мои виноградники и я начну эту войну. А я начну её. В тот же момент, как он подпишет эти бумаги с Кайсо. Он топтал меня как только мог, выставляя идиотом перед родом Пай и советниками крейта. Я сам виноват. Я долго вёл себя как малолетний полудурок, считая, что слово отца для него что-то значит. Но я повзрослел. Будь у меня какой-то авторитет во дворце, я мог бы просить рассудить этот спор, но я – никто. И нашу ветвь рода втопчут в грязь, если я не смогу защитить свою семью. Я подонок. Я знаю. Я замараю твои руки. Твоё решение?

– Ты просишь меня убить человека.

– Ты уже опаивала людей.

Лиля закрыла глаза. Сердце стучало в горле. Он стоял напротив, и ярость, которая пульсировала в его жилах, была почти осязаемой в холодном зимнем воздухе.

– Возьми его. Я вернусь через три дня. Тебе нужно решить.

Гранёный флакон был тёплым после его пальцев. Лиля стояла молча, не поднимая глаз на удаляющуюся спину Ларата, лишь слыша его затихающие шаги по дорожке.

Она сунула флакон в карман и направилась к двери на женскую половину катьонте, и внутри был неподвижный холодный кусок серого мрамора, который не давал дышать.

Миррим не было в комнате, и Лиля нахмурилась. Она вышла в коридор и постучалась к Рисвелде.

– Прости... Я разбудила тебя. Где Миррим? Её нет в нашей комнате.

– Опять, наверное, ушла стирать.

– Её надо показать хорошему гватре. Она бледная... Может, у неё кровотечение? Я попытаюсь с ней поговорить.

– Грит, об этом не принято говорить, – нахмурилась Рисвелда, погружая Лилю в отчаяние. – Не вздумай. Это стыдно! Она начнёт стесняться тебя.

34. У меня шесть братьев, и один из них – кузнец

Лиля накинула плащ, взяла фонарь и вышла обратно во двор. В сарае действительно слышался шум, и она заглянула туда. Миррим в мыльной пене лохани тёрла светлую ткань.

– Миррим, милая, пойдём спать, – сказала Лиля мягко. – Уже поздно.

– Ещё грязно. – Миррим помотала головой. – Ещё нет.

– Я могу сшить тебе такие штуки, чтобы платье не пачкалось. Их гораздо проще стирать и сушить.

Миррим молчала.

– Я посижу с тобой тут?

Миррим встала и вытерла руки об полотенце в углу.

– Нет. – Она вышла, не закрыв дверь, и Лиля слышала, как её шаги удаляются к дому.

Она вздохнула и присела у лохани. Бедная девочка. Так стыдиться месячных...

Лиля вытащила из пены нижнее платье и внимательно осмотрела его. Вроде чисто. И второе... И юбка.

Она закатала рукава и со вздохом склонилась над лоханью. Надо помочь. Прополоскать и развесить.  

Утро ползло по стене комнаты косыми лучами. Лиля села и потянулась, потом с беспокойством посмотрела на Миррим, но та спала, отвернувшись к стене.

Пылинки плясали в луче солнца, и внезапно такая неистовая тоска накатила, накрывая с головой, что Лиля согнулась в беззвучном стоне. Одиночество. Ларат уехал, а Джерилл... Где он? Надо написать ему.

Она шла по берегу кирио, поднимаясь всё выше и выше по ярусам склона. Дом Мейр оказался светло-голубым, хотя она почему-то ожидала увидеть белый или жёлтый.

– Мне конюха, – сказала она, оглядываясь на рощу олли за спиной, в которой птицы каделе, хлопая крыльями, взлетали на ветви.

– Я конюх. – Парень лет двадцати стоял перед ней, вытирая руки тряпкой.

– У меня письмо для Джерилла.

Конюх кивнул и сунул записку в карман. Лиля протянула ему монету. Он с любопытством наморщил брови, потом улыбнулся.

– А... Нет. Это в дружбу.

Ну, в дружбу так в дружбу. Лиля спустилась к заливу и стояла на берегу, кидая камешки в волны и глядя на круги, которые расходились от них. Надо будет летом поплавать в одной из бухт. Выбрать такую, уединённую... Вроде той, что под скалой со склепами. Мимо неё ходят только похоронные процессии.

Она прошла вдоль берега, обходя валуны и кусты, почти до самого порта. Надо было вернуться и заняться чем-то полезным, но в кармане лежал флакон, и он стучал в её сердце своими гранями, не давая сосредоточиться. Хоть бы Джерилл приехал. Или хотя бы ответил!

Дальше было не пройти. Валуны, рассыпанные по склону, перемежались какими-то особо колючими кустами. Лиля зашагала наверх, к кипарисам, и вышла на дорогу, потом свернула по узенькой тропинке в рощу олли.

– Эй! – Хриплый голос окликнул её, и она вздрогнула. – Ты ко мне, красавица?

Лиля подобрала подол. Голос доносился из-за деревьев справа. Наверное, один из моряков загулял... Обычно они не заходили дальше рыболовной конторы.

– Нет. Я несу киру то, что он забыл в лавке, – громко сказала она. – Хочешь ласки – вали в бордель. У меня шесть братьев, и один из них – кузнец. Рискнёшь связаться?

– Ты зла не держи, – сказал голос, и послышался удаляющийся шорох травы и треск веток. – Я ж пошутил.

Лиля шагала, качая головой. Перцовый баллончик бы не помешал...

– Миррим!

Она остановилась, с изумлением глядя на девушку, которая брела ей навстречу.

– Куда ты, Миррим?

Та остановилась и посмотрела на неё с недоумением, потом махнула рукой на город.

– Леденцы.

– Я же говорила тебе не усердствовать с ними, – вздохнула Лиля. – Зубные врачи тут дивные, конечно... Пойдём-ка домой. Я завтра тебе принесу.

Не хватало ещё, чтобы тот пьяный хрыч напугал девочку! Почему она ходит тут одна?

– Рисвелда, почему ты отпустила Миррим одну? – спросила она, спустившись на кухню. – Она чуть не наткнулась на пьяного моряка. Там один забрёл в рощу у дома Залгар.

– Далеко он от порта ушёл... Слушай, я и знать не знала, что она ушла. Она не отпрашивалась. Надо приглядывать за ней. Ты ей ничего не говорила?

Лиля помотала головой, пытаясь вспомнить. Нет. Она ничем не смущала Миррим.

– Касилл вернётся, надо будет отправить в город.

– Микилл договорился с новым мясником... Салва, что там с тестом?

– Хорошо... Грит, дай, пожалуйста, вон ту доску!

Лиля крутилась, болтая с ними о делах дома и о какой-то чепухе, словно пытаясь отодвинуть момент, когда ей придётся вынуть пробку, выпуская этот грех из граней голубоватого стекла. Всё от груди и до губ сковало онемение, ледяное, будто кто-то вымочил подушку в проруби и кинул ей на грудь – на, держи! Слабо?

Ей было слабо. С каждым движением минутной стрелки часов в холле, которые она не видела, но представляла сквозь все стены и перекрытия, отчаяние сковывало её. Вот-вот придут гости...

Зачем ей делать это? Ларат вернётся и сам всё разрулит.

Или не разрулит. Она оставит всё как есть, он вернётся как раз к подписанию бумаг и обезумеет. Этот гнев, выжигавший его, который она чувствовала почти физически, толкнёт его на глупость.

Чёрт.

Гамте.

35. Нет. Нет. Нет.

Часы пробили восемь. Лиля ходила по гостиной, зажигая свечи и поправляя диванчики и кресла, пытаясь делать что угодно, только бы не думать, не думать.

– Готовь вино, – сказал Келанте. – Там гости приехали.

Лиля машинально кивнула, потом сморщилась. Перед глазами стояло перекошенное гневом и беспокойством лицо Ларата.

– Где Миррим? – спросила она, глядя, как Рисвелда разливает вино по стаканам, а Салва раскладывает кусочки сыра на тарелку рядом с ломтями окорока.