Единственная. Твоя (СИ) - Мун Эми
Все мысли были сосредоточены на ребенке, который сейчас был беспомощен! Он не должен пострадать! Нельзя допустить этого!
Решимость и злость подгоняли огненным хлыстом. Краем глаза медведь заметил блеск среди деревьев, и решение пришло незамедлительно.
Прыгнув вперед, зверь рявкнул во всю мощь, на которую был способен. Тени в ужасе шарахнулись в стороны, давая ему несколько заветных секунд на смену обличия.
Подхватив Варвару на руки, Данияр бросился туда, где видел проблеск света.
А перед глазами мелькали картинки прошлого — как пытался найти утонувшую девочку на дне реки, как отчаянно желал, чтобы она оказалась жива. Но сейчас эти чувства были во сто крат больше. Ведь это и его ребенок тоже! Он не должен погибнуть!
Легкие горели огнем, ноги резало острыми корнями, словно он бежал по битому стеклу, но Данияр не останавливался. Рвался вперед так, что казалось — из кожи выпрыгнет. До сбитого дыхания и судорог напряженных мышц.
Земля под ногами вдруг исчезла, а вместо нее плеснула вода. Ручей!
Он чуть не споткнулся от неожиданности, но, напрягая последние силы, ринулся дальше. Селение уже недалеко! Нужно успеть!
Сквозь алую пелену в глазах прорезались очертания хорошо знакомого дома. Жилище Рады! Черт, как же вовремя!
За спиной что-то глухо ухнуло, заскрипело. Словно мрак обрел плоть и потянулся костлявыми пальцами к добыче. В спину толкнул ледяной порыв ветра. Кожу опалило чье-то неживое дыхание. Еще немного — и его вместе с ведой утащит назад!
Ну уж нет!
Данияр собрался было опять звать медведя, но окна дома вспыхнули ярко. По лесу прокатился яростный скрежет и вой. Но вслушиваться он не собирался! И стучать в двери не пришлось — Рада сама их распахнула.
— В дом, — коротко скомандовала она, и бросилась готовить инструменты.
Данияр пронес Варвару к постели, а сам, схватив первую попавшуюся тряпку, прикрылся и отступил в сторону.
Теперь дело за врачом. И Олесю позвать надо…
* * *Нет ничего хуже ожидания.
Любава смотрела на светлеющее небо и изо всех сил старалась не думать, что происходит в стенах дома.
Этой ночью она не спала. Осталась в доме Рады, которая, оказывается, знала планы Данияра. И уговаривала не мешать им. Смириться.
Но как это возможно?! С каждой секундой Любава накручивала себя все больше, но когда была готова уже бежать в ночной лес, на пороге появился Данияр. Вместе с Варварой…
Любава плотно зажмурилась.
Вид окровавленного подола до сих пор стоял перед глазами.
Данияр сразу ее не заметил, подбежал к постели, куда и уложил девушку, и лишь потом понял, что она тоже тут — стоит в дверном проеме.
Их обоих Рада и выгнала, сказала, что не пустит… Только Олесе позволила войти.
Любава тихонько выдохнула.
Не глядя, нашла руку Данияра и слегка сжала. Пальцы мужчины были совершенно ледяными. Согреть бы их в ладонях или обнять напряженные плечи, но Любава не шевелилась.
А в голове крутилась лишь одна мысль — только бы все обошлось.
Какие бы чувства она ни питала к Варваре, но смерти ей не хотела. А ребенку тем более.
Как же все сложно, запутанно и…
Громкий детский плач заставил подскочить на ноги. И не только ее.
Данияр бросился к двери, но на его лице Любава успела заметить облегчение. И самой тоже, как ни странно, стало чуточку легче.
Ребенок жив — это главное!
Данияр исчез в доме, а она осталась топтаться на пороге.
Без нее хлопотно. Да и не красиво это. Как не крути, Варвара все прекрасно понимала, так что попадаться ей на глаза — это лишний раз тревожить, а ведь неизвестно, в каком женщина состоянии.
Но через несколько минут из-за двери показалась Рада.
— Зайди, — кивнула ей. — Варвара поговорить хочет.
Под коленками враз ослабело. О чем им разговаривать? Две соперницы, обе друг друга на дух не выносят… Но Любава зашла.
В глаза сразу бросился Данияр, а рядом Олеся с ребенком на руках. Лицо женщины было заплаканным и до того несчастным, что Любаве подурнело.
Нехорошо все это.
Но кое-как она заставила себя подойти к кровати, на которой лежала девушка. Кожа ее была бледной, а черты заострились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Варвара, — позвала тихонечко, и веда открыла глаза.
Поморщилась.
— Имя дочери моя мать выберет, — шепнула едва слышно, но внятно. — А ты… Ты ребенка пальцем не тронешь. Иначе… убью.
Варвара запнулась. Обвела комнату мутнеющим взглядом и тяжело вздохнула. А у Любавы сердце в подпол провалилось.
— Все хорошо будет, — пробормотала, ругая себя, что никак не придумать слов поддержки.
А на губах Варвары расцвела хорошо знакомая кривая ухмылка. Холодная… гордая.
— Жалеешь? Ну и… дура. Я бы не пожалела.
Девушка вновь прикрыла глаза.
А Любаву кто-то взял под локоть и повел к выходу.
— Пойдем, девочка, — пробормотал над ухом голос Рады. — Больше тут ничего не сделаешь… Каждому прано или поздно по его деяниям, такова жизнь.
Над головой беззаботно чирикали птицы, ясно светило солнце и лесная свежесть хмелила голову, но Любаве казалось, что вокруг ночь непроглядная.
В то утро с первыми лучами солнца Варвара перестала дышать. Рада говорила, что ей не было больно… никакой агонии, метаний и всего остального. Просто уснула, но без возможности проснуться.
Но это было слабым утешением.
Любава никак не могла избавиться от острого чувства жалости к глупой и гордой веде. Но больше ранила сердце боль Олеси.
Любава покосилась на женщину, баюкавшую на руках внучку. Ее глаза были опять красны от слез, а губы искусаны.
— Она так похожа на Александра… — произнесла Олеся неожиданно.
Незнакомое имя заставило повернуться и уже пристальнее взглянуть на веду. Седьмой день прошел с того времени, как угасли искры погребального костра, и все это время Олеся вела себя будто не живая. Почти не ела, не говорила ни о чем и спала тоже мало… Безотрывно находилась рядом с ребенком. Сама ухаживала, никого не подпускала, кроме Рады и Данияра. Но те не слишком докучали вниманием, понимая, что сейчас ей это жизненно необходимо.
— Александра? — переспросила негромко, и Олеся кивнула.
— Отец Вареньки. Я его любила… Больше жизни, больше своей гордости. На все готова была ради него, но… — женщина запнулась и прикрыла глаза. — Но только не стать любовницей. Когда мы встречались, он решил жениться на другой…
Любава схватилась за амулет и прижала к губам. Какой ужас! Это же… это бесчеловечно! Подло!
— … Он утверждал, что это фиктивный брак, — тихо продолжила Олеся. — Ради связей и наследников. Сказал, что подумает над возможностью ЭКО с той женщиной, если вести себя паинькой буду. Представляешь? Подумает он! А когда я попыталась порвать с ним — под замок засадил. Я все же сбежала потом… Александр ведь не признавал слова «нет». Упрямый, гордый, жесткий, словно камень… Варенька пошла в него характером… Но все равно это я во всем виновата!..
И по щекам Олеси хлынули слезы.
Не могла этого Любава вынести! Обняла за плечи, попыталась утешить, но веда словно и не слышала.
— … я не должна была ее так баловать! — продолжила горько. — Потакать капризам, любым желаниям… А когда она захотела Данияра себе — мне стоило догадаться, что Вареньку ничто не остановит. Ни мой запрет, ни дурные последствия. Она ведь обманула меня… Сделала вид, что поняла, и вела себя равнодушно. Год выжидала, за нос меня водила. А потом оглушила новостью о замужестве! Вот тогда я стала догадываться, что дело нечисто, но… струсила. Я опять струсила, Любава! Испугалась ее потерять! Понадеялась, что все обойдется, но…
Олеся запнулась и крепче прижала к себе спавшую девочку. Малышка вкусно чмокала пустышкой и не подозревала, какой разговор сейчас происходит.
— … но ничего не обошлось, — хрипло выдохнула женщина. — Девана строга к своим дочерям. Мы платим за силу одиночеством. И собственными жизнями, если нарушаем законы богини. Но запрет для Вареньки всегда был вызовом… А я… Я — дурная мать, не сумевшая воспитать ребенка…