Другие: Она родная (СИ) - Мэйз Евгения

Он опять смеется! Кэш цокнула и попыталась пройти в спальню, сделала пару шагов и оказалась в его объятиях, крепких, теплых, пахнущих слабым ароматом знакомой туалетной воды.

— Отпусти меня.

— Ну, куда ты? — проговорил он ей на ухо. — Я не смеюсь, а констатирую факт. Если ты пошутила, скажи мне и я верну их тебе обратно.

Кэш не отвечала. Ее пальцы то сжимались, то ослабевали, обхватив его за плечи. Что не так-то сейчас? Почему она так ведет себя? Жалеет, что поддалась порыву?

— Скажи мне, что это был просто секс и я угощу тебя кофе. Больше я тебе и слова не скажу.

Она подняла на него глаза. Вот так просто? Не будет веселья? И молчаливой улыбки? Алекс, словно слыша все это, кивнул.

— Может быть я приготовлю тебе завтрак, но предупреждаю в моем арсенале только яичница и сэндвичи.

Она согласна. Ей хочется кофе и оказаться, как можно дальше от спальни, подушек и одеял, которые так и манят к себе, напоминают ей о лучшем сексе в ее жизни и призывают повторить, чтобы уж наверняка, наесться и до отвала.

Кэш не станет уточнять чем именно было это утро для нее, хоть оно и было сном. Она должна выслушать его, хотя бы сейчас, но после фразы “это был просто секс” вряд ли будет иметь значение, что было тогда, сейчас или вчера. Ей надо будет уехать и забыть обо всем раз и навсегда. Ему тоже.

— Я хочу знать, что произошло вчера, а еще, что случилось с моей одеждой, с той, что еще не принадлежит тебе.

Алекс только кивнул на это.

— И кофе, если это возможно со сливками или молоком.

Теперь он отпустил ее, несколько раз провел по плечам и отступил, пропуская вперед. Правда в коридоре он все же повел ее за собой.

— Осторожнее.

Причиной предупреждения была стена, которая представляла собой одно огромное монолитное стекло. Такое ясное и чистое, что легко можно и не заметить, припечатавшись о него лбом. С ее-то изящностью, так обязательно и было бы. Кэш оглянулась, увидев еще несколько дверей. Две из ни них были приоткрыты, впуская в коридор полоски и углы света.

— Спальня, гостевая и кабинет, — прокомментировал он ее интерес.

Кэш уже не смотрела на них, она разглядывала Алекса, его спину в светлой футболке, его бедра в домашних брюках. Она никогда не видела его таким, тот случай утром, в ее доме не в счет. В данную минуту, он был у себя дома и этот дом был его отражением, продолжением, неотъемлемой частью. В нем все смешалось, старое и новое, светлое и темное, грубое и хрупкое, массивное и такое изящное.

****

— Я нашел тебя на дороге. Точного времени не запомнил, кажется было начало десятого. Ты уже была мертва.

Он ждал ее на лестнице. Кэш нашла в себе силы отвести взгляд от мужчины и продолжать рассматривать дом. Стеклянная стена была определенно лишней. Сюда бы перила, чтобы перевешиваться с них и спрашивать: "что ты сказал дорогой?" Или швыряться подушками. Или спускать постельное белье заваливая им небольшую площадку перед ступеньками.

— Надо убрать его, — проговорил он заметив заинтересованный и вместе нахмуренный взгляд. — Дурацкое решение, как и думал когда-то.

Кэш остановилась на возвышении, не понимая в чем причина этой остановки. Алекс протянул ей руку.

— Перил нет, халат тебе явно великоват.

Это правда. Она подпоясалась, но все равно придерживает края махрового одеяния на груди, если подберет и полы, то держать равновесие с прижатыми к телу руками будет сложнее.

— Ты совсем не помнишь, что случилось?

— Немного.

Она рассказала ему то, что помнила, начиная с момента возвращения из Джуно.

— Так я и думал, — проговорил Алекс, ставя перед ней кружку с кофе. — Все выглядело очень неестественно.

— Ты видел много аварий?

Теперь он пронзил ее невероятно долгим и очень мрачным взглядом. Наверное, это означало: я обещал не хохмить и не издеваться, ты пожалуйста сделай тоже самое.

— Алекс, — начала она, но тут же исправилась. — Или все-таки Брэд?

— Первое, — ответил он тихо.

Эта женщина продолжает удивлять его и притягивать к себе. Он хочет, чтобы она звала его также, как кричала, стонала и шептала этим утром.

— Ты ведь оказался прав.

Кэш потянулась к нему и забрала из его рук чайную ложку.

— А я просто любопытствую, с чего ты это решил? — она продолжала успокаивать его внезапно проснувшуюся мнительность.

Он поставил перед ней сахарницу, все еще не сводя с нее пристального взгляда.

— Просто спросила не так полно.

Сначала ему показалось, что она разыгрывает его и издевается. Конкретно сейчас ему хочется спросить у нее: ты чего добиваешься? Но он не делает этого. Он или потерпит и разберется в чем дело, или скажет нечто резкое, или насмешливое и она уедет.

— Ты лежала слишком далеко от машины. Помнишь того кто сбил тебя?

Она мало-помалу успокоилась, потягивая сладкий кофе, перестала чувствовать себя неловко.

— Нет, но помню, что он рассматривал мои сиськи, — протянула она, отставляя кружку в сторону.

Кэш задумалась. Пусть она не слышала его голоса, слышала лишь громкий стук собственного сердца, но общие черты, образ и поведение очень напомнили ей механика. Она только не понимала зачем ему это было нужно. Не логично это. Она ведь согласилась на его уговоры и обещала заезжать на ремонт.

— Хочу знать о чем ты думаешь.

Кэш сфокусировала взгляд на нем. Он сидел напротив нее. Был таким лохматым, внимательным и серьезным. Она перевела взгляд на продукты, только бы не думать о том, что надо протянуть руку и попытаться пригладить заломившуюся прядь его волос.

— Думаю о том кто бы это мог быть.

Нельзя давать вытирать о себя ноги, а потом впускать в свою жизнь, как ни в чем не бывало.

— В нашей стороне больше никто не живет.

Рядом с ним, на доске, покоится кусок ветчины, упаковка мягкого сыра и арахисовая паста. Есть хотелось ну просто нестерпимо, но не так сильно, как дотронуться до него. Это немного пугало и стало походить на наваждение.

— Где моя одежда?

Если отбросить прочь плотские желания, то кроме них Кэш хочется знать как всё это произошло, в частности: почему он лег к ней в кровать? Грел ее собой? Это мило, но в доме очень тепло, а еще проблемы решает натопленная печь, электрический камин, грелка и шерстяные носки.

— Куртка и ботинки сушатся в прачечной, остальное — в мусорке. Я решил не заморачиваться и снять так.

— Почему?

— Одежда была мокрой. Полночи я провел с тобой в душе, другую часть пытаясь согреть тебя. Мокрая одежда и тепло — плохие спутники. Я не смог бы снять ее быстро и аккуратно, поэтому в ход пошли ножницы. Я устал и тоже хотел лечь.

Кэш сделала глоток сладкого кофе, сложила руки под подбородком и очень серьезно поинтересовалась:

— Считаешь, что я бы не согрелась, не составь ты мне компанию под одеялом?

Она перетянула на свою сторону доску с продуктами. Здесь не хватает ингредиентов для полноценного сендвича, но ветчина и мягкий сыр (а к нему бы еще добавить чеснок и зелень) — это всегда беспроигрышное сочетание.

— Намекаешь на то, что я сбил тебя, а потом притащил к себе домой?

Она думала об этом. Но Алекс не идиот и никогда им не был. Он не психопат. Кэш выяснит кто стоит за случившимся на дороге рано или поздно. Можно сказать, что она уже знает кто это. Вот только нужно определиться с мотивом. Его пока нет.

— Была такая мысль.

Кэш отошла. В ее словах, на губах и в темных, как ночь глазах стала прослеживаться улыбка, но этого было недостаточно. Лексу хочется знать, что все нормально, что она не расплачется, не станет выбиваться и клясть его на чем свет стоит, если он попытается приблизиться к ней.

— Я тебя предупреждаю Кинет: если ты сейчас заикнешься об изнасиловании…

Она отрезает тонкую пластинку ветчины, заворачивает в нее кусок сыра и возвращает на доску, принимаясь за второй сендвич, но на его обращение и незамысловатую угрозу вскидывает брови, а потом и глаза, кивая:

— А еще принуждаешь меня жить с тобой.