Лесная невеста (СИ) - Петровичева Лариса
Эвга сползла со стула и почти упала рядом с сыном. Обняла его, слепо ткнулась губами в макушку.
— Мальчик мой, — услышала я и обернулась на Ульриха.
Тот понял меня без слов и бесшумно выкатил кресло в коридор.
До лифта мы добирались в молчании. Я с трудом сдерживала слезы. Когда лифт открыл двери на нужном этаже, то Ульрих сказал:
— А он даже не посмотрел в твою сторону.
Это прозвучало, как издевка. Дескать, посмотри своими глазами, что на самом деле важно для того, кого ты по глупости стала считать близким человеком. Сестра и мать — вот и весь его мир.
Ты можешь сражаться за свой разум и жизнь, всю твою суть могут и будут менять и рвать так, как сочтут нужным — Арну Виланду до этого нет дела. А вот доброму куратору Ульриху — есть.
Я не ожидала ничего другого. Все это было очень предсказуемо.
Возможно, Ульрих полагал, что я сейчас пролью слезу. Но я не собиралась играть на его поле.
— Он видел меня утром, — равнодушно заметила я. — А мать не видел двадцать лет. Считал ее мертвой. Ульрих, так и должно быть. В этом нет ничего необычного или неправильного.
Ульрих хмыкнул. Толкнул дверь моей комнаты, вкатил кресло и помог мне разместиться на кровати. Только сейчас я почувствовала, что сегодняшний день выпил из меня все силы. Хотелось просто лежать и не шевелиться. Растечься по кровати медузой и спать, спать… Ульрих заботливо укрыл меня одеялом и сказал:
— Честно говоря, не думал, что этот день кончится.
— Я тоже, — призналась я. Ульрих понимающе кивнул.
— Отдыхай, — сказал он. — Завтра все будет намного проще.
Честно говоря, я не могла с ним согласиться.
* * *Я проснулась от того, что на мою кровать кто-то сел — осторожно, словно боялся спугнуть. Потом меня с той же осторожностью взяли за руку — я открыла глаза и увидела Арна.
Он ничем не напоминал того человека, который совсем недавно встретил меня в Тихих холмах. Мягкий, растерянный, позволивший себе быть слабым, сейчас бывший Выродок стал тем, кем был бы без той жизни, которую посвятил войне и ненависти.
Теперь Арн стал настоящим, хорошим, порядочным человеком. Живым, а не статуей, заледеневшей в своей ненависти.
И таким он мне нравился намного больше.
— Как ты? — негромко спросил он. Я улыбнулась, прислушалась к тому, что творилось у меня в душе и теле, и удивленно обнаружила, что чувствую себя вполне неплохо. Слегка ныло в животе, вот и все. Пройдет с первой же чашкой кофе.
Печати Ульриха едва заметно покалывали ладони и руки у локтей — сдерживали бродившую во мне силу. Я невольно ощутила благодарность. Могла бы сейчас бегать по лесам и выть, распугивая волков…
— Хорошо, — так же негромко ответила я. — А ты?
Арн улыбнулся — все, кто его знал, никогда бы не поверили, что он способен улыбаться вот так, горько, светло и искренне. Это была одновременно его и не его улыбка.
— Я не знаю, — признался он. — Моя мать жива. Не могу в это поверить.
Да, Эвга Виланд была жива. Должно быть, они говорили всю ночь, и теперь Арн не знал, как будет жить дальше с тем, что долгие годы ненавидел свою мать и посвятил себя истреблению ведьм — мать, которая все это время спасала жизнь ему и сестре.
Это был тяжкий груз, который ему предстоит нести дальше.
— Вы поговорили, — сказала я с полуутвердительной интонацией. Попробовала сесть, и по телу прокатилась волна слабости, напоминая, что мне пока лучше не геройствовать.
Готтлиб превратил меня в самую сильную ведьму в мире. Возможно, что и в истории. И слава богу, что Ульрих смог запечатать эту силу и не дать ей лишить меня разума.
— Да, — кивнул Арн. — До утра. Ты знаешь… я теперь понятия не имею, что делать дальше со своей жизнью.
Я понимающе кивнула.
— Вас обоих использовали, Арн, — уверенно сказала я. Сочувствие и понимание во мне были густыми, как восточное вино. — И тебя, и твою маму изувечили и сломали. И все, что вы сейчас можете друг для друга сделать — это отомстить тому, кто с вами так поступил.
Арн ухмыльнулся и на мгновение превратился в того самого инквизитора, которого я встретила несколько дней назад. То, что он так старательно растил в себе все эти годы, не уйдет из него просто так, за несколько часов. Ему предстоит жить с этим до конца. Запирать двери для прошлого и холодными декабрьскими ночами слушать, как оно стучит, пытаясь выбраться.
Я знала, что он справится. Он умел не только ненавидеть.
— Иногда я думаю, — негромко признался Арн, — что Готтлиб — это тот самый злой гений, которого надо будет уничтожить, и все закончится. Отрубить дракону голову.
Закончится? Как бы не так! Готтлиб — главная фигура в «Имаго», но фигура заменяемая. Он не просто безумный ученый, который сшивает монстра из человеческих останков в полуразвалившейся башне. Убрать Готтлиба — придут его спонсоры, крайне заинтересованные в дальнейшем развитии проекта и поставят на место покойного доктора Дедрика кого-нибудь другого. Машина «Имаго», вся эта человеческая мясорубка, будет работать и дальше. Сначала, конечно, медленнее, чем сейчас, а потом…
— Но я понимаю, что это ничего не изменит, — вздохнул Арн. — Вместо одной срубленной головы вырастет другая, вот и все.
Я невольно вздохнула с облегчением. Здравый смысл его не покинул, и это было очень хорошо. Инквизитор Арн Виланд всегда все продумывал до мелочей, и это давало нам надежду.
— Это, конечно, прозвучит невероятно, — сказала я. — Но нужно уничтожить то, что дает им всем работу. Основу проекта «Имаго».
Арн посмотрел на меня так, словно я сказала невероятную глупость, но затем его взгляд изменился. В нем появилось уважение и понимание — я высказала то, о чем он думал этой ночью, когда говорил с матерью.
— То, о чем говорил Готтлиб, — добавила я. — Помнишь? Мир без ведьм и инквизиторов. Мир, в котором все — зауряды. И никакого метарола и кефамина.
Арн прикрыл глаза. Кивнул.
— Направленная пси-волна, — произнес он. — То, чем Хаммон вырубил всех нас в Тихих холмах, перед тем, как забрать Киру.
Что еще мне нравилось в Арне, так это то, что он всегда размышлял в нужном направлении, независимо от того, что при этом чувствовал, и насколько гадко у него было на душе.
— Помню, — кивнула я. — Хотите соединить ее с аппаратами Готтлиба? И ударить по миру?
Арн усмехнулся.
— У нас, во-первых, нет такой установки, и я не знаю, где ее взять. У Хаммона был портативный вариант, и он вряд ли им поделится. А нам нужна боевая машина, — сказал он. — И не существует таких, которые накрыли бы всю планету. Иначе здесь ходили бы люди не в белых халатах, а в форме.
Интересно, каким станет его лицо, когда я скажу, что как минимум знаю, где можно раздобыть такую установку? И при грамотном подходе ведьма моего уровня действительно сможет… Нет, дальше думать было слишком жутко.
Я перестала бы быть ведьмой. Просто женщина, психотерапевт, без особенностей и грехов, которая может спокойно жить в мире без зла и унижений. Сколько людей избавились бы от страхов и ненависти? Сколько людей нашли бы счастье? Мир, в котором можно не бояться того, что на тебя в любой момент начнут охоту, счастливый, идеальный мир…
— Ты удивишься, — задумчиво сказала я. — Но у нас будет такая установка.
Выражение изумления на лице Арна было почти комичным. Он нахмурился, удивленно посмотрел на меня: шучу? Издеваюсь над ним?
«Безнадежно, — сказал внутренний голос. — Генерал Хайнс никогда не пойдет с вами в одном строю. Его вполне устраивает наличие того врага, с которым можно сражаться до конца времен».
Впрочем, зачем мне сам генерал, когда нужна лишь установка для генерации пси-волны? Я понимала принцип ее работы и знала, как именно ее усилить.
У нас могло получиться.
— Инга, ты не перестаешь меня удивлять, — признался Арн. — У тебя есть друзья среди военных?
— Не друзья, — неохотно призналась я, понимая, что все-таки придется рассказывать правду. — Бывшие коллеги, которые готовы прийти на помощь.
