Миледи - Я - ваша крестная ведьма!
И именно этот степенный мужичок первым предложил:
— Ну что, девоньки, а не опрокинуть ли нам по маленькой?
— Пить дамам? — деланно ужаснулся Емеля, — Ну если только для сугрева.
— Конечно, конечно, — понятливо закивал староста, доставая огромную бутыль самогона и умело разливая по стаканам.
Сивуха обожгла горло, противно булькнула в желудке и попыталась вылезти наружу. Но я старательно затолкала ее обратно… и в жилах приятно потеплело.
Первые пять тостов я еще помню… Честно-честно, могу даже повторить:
— За царя Берендея!
— За царство Лукоморское!
— За наших гостей! А вы ничего так, если смотреть сбоку…
— За нежных дев, которые все красивее и красивее с каждым разом!
— Да просто выпьем! Это так сближает.
А остальные тосты… впрочем, тостов больше не было. Пили просто так!
Компания оказалась веселая. За песнями и частушками (становившимися с каждой опрокинутой чаркой все похабнее и похабнее) я не заметила, как наступила глубокая ночь. Голова лопалась от хмельной мути, а душе требовалось приключений.
Где-то рядом мои мальчики отбивались от нелепых ухаживаний местного населения. Богдан хмуро восседал на коленях дюжего кузнеца и обреченно поглядывал в мою сторону.
Руслан пытался спрятать голые колени под столом и в двадцатый раз выслушивал комплименты от тощего мужика пристроившегося рядом.
Этот мужик, все время чего-то добивался. Сначала он пытался отнять бутыль с мутным самогоном из цепких княжеских рук. Аргументируя тем, что никто не любит вдрызг пьяных женщин. На что Руслан заявил, что именно в этом случае «женщине» просто необходимо напиться.
Потом мужичок попытался стянуть с князя ажурную блузочку, но не сумел, так как «очаровательная дама» видимо очень боялась щекотки, и потому, активно размахивая куриным окорочком, пару раз нечаянно задела кавалера по челюсти.
Далее неутомимый поклонник взялся за джинсовую мини-юбку, но застежка-молния никак не хотела поддаваться, хоть топором руби… Топора рядом не оказалось, а зубами он не смог.
Получив крепким кулаком под дых, герой-любовник грустно вздохнул и обратил свой взор на Емельяна. Но тот оказался уже занят.
— Вооон тама… — сидя в обнимку со старостой, указывал куда-то на звезды Емеля, — Протиииивный. Но надо! Щас вот допьем все и пойдем.
— К-куда? — староста старательно пытался сфокусировать взгляд, но это у него получалось плохо.
— Дык к Арзу же!
— Чур, тебя! Тьфу! Это зачем к нему-то? А?.. Глупая баба, тута сиди! Тут тебя и накормят, и споят… Тьфу, напоят… Хих, и уложат. Ага-ага! А к Арзу пущай Дунька идет.
К столу тут же подбежала рябая косоглазая деваха и, уперев руки в толстые бога заверещала:
— Я тебе дам Дуньку! Как что, сразу Дунька! Вишь, девка сама хочет. Чавой-то не пускаешь? Все Дунька… А Дунька можить не хочет!
Деваха зло шмыгнула сопливым носом и, сперев со стола солененький огурчик, скрылась в ближайшем сарае.
— Не надо Дуньку, — закатил глаза Емеля, — Мы сами. Мы эти… девенные жерты. Нет. Жертвенные девы. Вот.
— Ааа… Ну тодать пошли…
Каким чертом мы забрались на Стеклянную гору, помню смутно. Но нас было много. Очень много. Вся деревня.
Впереди шел староста, неся в вытянутой руке горящий факел, и пьяно выводил хриплым голосом задушевную песню. Следом мы.
Гора, хоть и стеклянная, но почему-то совсем не скользкая, радостно подставляла под наши нетрезвые ноги удобные ступеньки. Шли долго. Нет, шли быстро, но падали и вставали долго.
На вершине в свете звезд сверкал Хрустальный дворец. А вокруг него расположился палаточный городок с охраной, как пояснил нам староста.
Мужское население провожающей нас деревни задыхалось от смелости и отваги, вызванной неограниченным употреблением спиртного. С шумом, запевками и анекдотами они неизвестно зачем прикопались к ни в чем не повинным обитателям лагеря. Мужики в первых рядах с веселым танцем и угугуканьем смели напрочь первую палатку.
Что еще нужно русскому человеку для счастья? Бутыль самогона и битая рожа.
Веселья ради мы размахивали вилами, лопатами, носовыми платками, копченым окороком и залихватски ругались матом. При виде такого устрашающего зрелища враг дрогнул и бросился наутек, под прикрытие хрустального свода.
Остановиться, подумать разумно и повернуть обратно мы уже не могли (после количества выпитого о разуме можно смело забыть).
В Хрустальном дворце мирно спала личная гвардия дракона. Ой, если мы кого спьяну и разбудили, то прощеньица просим! Мы не нарочно. Испуганные гвардейцы повыскакивали из дворца, в чем мать родила, некоторые «рождались» даже без трусов, и, бросая прихваченное оружие, сдавались с головой.
Правда, кое-кто пытался выстрелить из старомодного ружья. Но нас так качало, что, слава богу, ни в кого не попали.
Пленных брать мы не стали, а грозно погрозили им пальчиком, попросили не шалить… и спокойно вернулись в деревню.
Наутро в моей голове играл армейский оркестр. Особенно трудились барабаны и гобой. Я даже абсолютно точно уловила мелодию — Людвиг Ван Бетховен. Симфония номер пять. До-минор. Там еще такой замечательный проигрыш из четырех тактов…
А потом мы похмелялись. Весь день. И следующий тоже.
Так мы душевно отдыхали в деревеньке целых три дня. Выпили и съели все запасы. А на четвертый жители приветливо вытолкали нас взашей, попутно благословляя на добровольную жертву. Жертвоваться было лень, но что делать?
Солнце нырнуло в серые тучи, а мы вчетвером устало поднимались по Стеклянной горе. Впереди уже показались знакомые очертания палаток и пара, встревоженных нашим очередным прибытием, охранников.
— Ну, здрасьте что ль… — шаркнули ножкой мы.
Неожиданно я почувствовала, как что-то тяжелое приложилось к моей белокурой головушке, и мир погрузился во тьму.
Возвращение в окружающий реалий оказалось трудным. Перед глазами двоилось, в висках стучало, а над головой кружилось бесконечное множество сияющих звездочек и противных мух.
Попробовала пошевелиться. Не могу. Аккуратно привязана к чему-то большому и твердому.
— Перестань толкаться, — раздался голос Руслана за спиной.
— Ах, это ты, — сообразила я, — Тепленький.
— Ты бы предпочла холодненького? — съязвил он, — Нам выбираться отсюда надо.
— А собственно говоря, где мы?
— У Арза. Где ж еще? Поймали, связали… Как младенцев, ей-богу!
— А где братья?
— Тута мы, — раздалось с соседнего угла.
— Живы, здоровы, трезвы? — озабоченно поинтересовалась я.
