Холли Блэк - Белая кошка

— А как же грим? — На сцене появляется Даника в сияющей кольчуге, с пуховкой в руках; ударяет меня по лицу, и поднимается целое облако пудры.

— Всего лишь сон, — громко говорю я сам себе, но это не очень-то помогает.

Снова открываю глаза — теперь вокруг зрительный зал, настоящий драматический театр: красные ковровые дорожки, пыльные деревянные панели, хрустальные люстры и золотая роспись на лепных потолках. Передние ряды заняты разодетыми кошками, они мяукают и обмахивают друг друга программками. Оглядываюсь вокруг снова и снова, некоторые звери оборачиваются, в их глазах отражается свет ламп.

Ковыляю к ближайшему пустому ряду, усаживаюсь, и тут как раз поднимается красный занавес.

На сцену выходит Лила в длинном белоснежном викторианском платье с перламутровыми застежками, следом за ней — Антон, Филип и Баррон в нарядах разных эпох. Племянник Захарова облачен в темно-красный костюм фасона «зут»,[6] на голове — огромная шляпа с пером. Старший брат в камзоле и брыжах похож на лорда времен королевы Елизаветы. На Барроне длинная черная мантия — священник или судья?

— И вот, — Лила нарочито театральным жестом воздевает руку к лицу, — я юная девица, склонная к забавам.

— Случилось так, что я готов забавлять вас, — низко кланяется Баррон.

— Случилось так, — вступает Антон, — что мы с Филипом избавляемся от неугодных за деньги. О нашем приработке небольшом ее отец не должен знать. Когда-нибудь я встану во главе всего.

— Увы, увы! — восклицает Лила. — Злодей.

— Случилось так, что мне по нраву деньги, — улыбаясь, потирает руки Баррон.

— С Антоном мы наконец выберемся из грязи. — Филип смотрит прямо мне в глаза и, похоже, обращается в эту минуту только ко мне. — Моя девушка беременна. Ведь ты же понимаешь? Я делаю это ради всех нас.

Отрицательно качаю головой. Нет, не понимаю.

Лила вскрикивает и начинает съеживаться, становится все меньше и меньше, вот она уже размером с мышь. Из первого яруса на сцену прыгает белая кошка, платье рвется, цепляясь за шершавые деревянные доски, сползает с нее. Она набрасывается на Лилу-мышь и откусывает ей голову. Во все стороны брызжет кровь.

— Лила, прекрати, не играй со мной.

Кошка проглатывает крошечное тельце и поворачивается ко мне. Внезапно я оказываюсь в слепящих лучах прожекторов, моргаю, встаю. Белая кошка подкрадывается ближе, у нее Лилины глаза: один голубой, другой зеленый, — такие яркие, что я, спотыкаясь, отступаю в проход.

— Ты должен отрубить мне голову.

— Нет.

— Ты любишь меня?

Острые зубы похожи на иголки из слоновой кости.

— Не знаю.

— Если любишь, отруби мне голову.

Размахиваю во все стороны непонятно откуда взявшимся мечом. Кошка начинает расти, превращается в огромное чудовище. Оглушительный грохот аплодисментов.

Тело пульсирует от боли, но все равно заставляю себя встать, пойти в туалет, справить нужду. Проглатываю горсть аспирина. В зеркале хорошо видны покрасневшие глаза и разукрашенные синяками ребра. Вспоминаю свой сон и огромную страшную кошку.

Чушь какая-то, но мне совсем не до смеха.

— Эй, ты там? — зовет снизу дед.

— Да.

— Ну ты и дрыхнуть. — Старик еще что-то бормочет себе под нос, ругается, наверное, на внука-лентяя.

— Плохо себя чувствую и вряд ли смогу сегодня работать.

— Да я и сам не очень. Хорошо вчера погуляли? Так напился, что почти ничего не помню.

Спотыкаюсь на ступеньках, непроизвольно прикрывая ребра руками. Кожу словно натянули на совершенно чужое тело. Шалтай-Болтай. И вся королевская конница, вся королевская рать не могут меня собрать.

— Ни о чем не хочешь рассказать? — интересуется дедушка.

Вспоминаю, как он вчера приоткрыл один глаз. Что ему известно? Что он подозревает?

— Нет.

От горячего черного кофе без сахара по животу разливается тепло, первое приятное ощущение за последние сутки.

— Выглядишь паршиво.

— Говорю же, плохо себя чувствую.

В соседней комнате звонит телефон. От резкого звука я вздрагиваю.

— А ты вообще много чего говоришь. — Дедушка уходит, чтобы поднять трубку.

На лестнице размытым пятном маячит кошка, в солнечном свете она напоминает привидение. Братья избегали меня не потому, что я убийца или чужак. Как выясняется, я и не чужак вовсе. Всем мастерам мастер. Свой среди чужих. Как хочется шарахнуть что-нибудь из посуды об пол, или закричать во весь голос, или воспользоваться внезапно обретенными силами и превратить все, до чего дотянутся руки.

Свинец в золото.

Плоть в камень.

Ветки в змей.

Беру в руки кофейную кружку. Вчера дуло пистолета стало мягким, переливчатым. Как ни стараюсь, кружка остается кружкой, на блестящей темно-бордовой эмали по-прежнему темнеет надпись «Амхерст: грузовые перевозки».

— Ты чего это делаешь? — спрашивает дед.

От неожиданности дергаюсь и проливаю на себя кофе. Старик протягивает телефон:

— Это Филип. Тебя. Ты что-то забыл у них в квартире.

Мотаю головой.

— Возьми, — сердится дедушка.

Ничего не остается, беру трубку.

— Да?

— Что ты с ней сделал? — В голосе брата злость, но не только, он в панике.

— С кем?

— С Маурой. Уехала и сына забрала. Кассель, где она?

— Ты у меня спрашиваешь?

Вчера стоял и любовался, как Баррон избивает меня ногами до потери сознания, а сегодня я, оказывается, организовал побег Мауры. От ярости перед глазами все плывет. Как бы телефон не треснул — с такой силой я его сжимаю.

Ему бы следовало извиниться. Ему бы умолять меня следовало.

— Я знаю, вы с ней разговаривали. Что ты ей сказал? Что она тебе сказала?

— Ой, прости. — Отвечаю не задумываясь, яростно чеканю каждое слово. — Я забыл!

Вешаю трубку. Месть — какое волшебное, сладкое чувство. Только через мгновение до меня доходит, как же я сглупил.

Но ведь я больше не Кассель Шарп, малолетний братишка, позор семьи. Я мастер самого редкого и опасного свойства.

Никуда не повезу Лилу. Никуда не побегу.

Пусть теперь они меня боятся!

Примерно через час дед уезжает в магазин. Спрашивает, что мне купить. Ничего. Велит упаковать вещи.

— А в чем дело?

— Прокатимся в Карни.

Киваю, по-прежнему прикрывая ребра рукой.

Лила сидит на столе в гостиной посреди наваленных в кучу бумаг, одежды, тарелок и что-то жует. Приглядываюсь — изо рта у нее свисает кусочек бекона, жир капает прямо на шарф.

— Тебя дедушка покормил?

Она усаживается на задние лапы и начинает вылизываться.