Мама для сирот - Павлова Павлова
Меня волновали безопасность и здоровье детей в первую очередь. И вот так просто доверить их лешему — определенно неоднозначному существу — мне было страшно. Но как-то проконтролировать все я не могла. Только поставить условие. Была бы у меня медовуха, сказала бы, что отдам ее. Но, к сожалению, дома остался только кусок пирога.
— Да что им сделается-то? — как-то обижено протянул леший. — Давай сюда пирог!
Он протянул к платку свои сухие, похожие на веточки руки, но я отвела пирог в сторону и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Обещай. Иначе сделки не будет.
— Обещаю, обещаю! — леший нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
Я еще несколько секунд смотрела на старика, а затем протянула ему угощение. Он быстро схватил пирог и буквально съел его в один укус.
— Мммм, — протянул Евсей. — За мной, дети. Нечего тут стоять. У меня еще полно дел.
Леший развернулся и пошел вглубь леса. Ребята двинулись за ними. Я успела вручить Еве корзину с едой и погладить по голове Соню. Они оборачивались, смотрели на нас, а у меня сердце разрывалось от беспокойства. А что, если с ними что-то случится? Что, если съедят ядовитые ягоды? Что, если споткнутся, упадут и сломают себе ногу?
— Не переживай, — прошептал Кузьма, садясь мне на плечо. — Ты взяла обещание с Евсея.
— И что? — нахмурилась я.
Деревья за спинами детей начали смыкаться, закрывая от меня их дальнейший путь.
— Мы не можем нарушить обещание, — произнёс домовой. — Мы не люди. Каждое наше слово слышит волшба. Если Евсей обещал сохранить им жизнь и здоровье, то так оно и будет. Поэтому мы и не даем обещаний людям. Вот так дашь обещание, а... людской век не долог. Умрет он, а обещание будет давить на тебя всю оставшуюся жизнь.
— А почему он дал обещание? — спросила я, перебежками направляясь обратно в дом.
— Вот в этом и вопрос, — пожал плечами Кузьма, спрыгивая на деревянное крыльцо. — Либо это ты ему понравилась, либо твое дитя как-то влияет на наш разум. И лучше бы было не второе.
Я нахмурилась, но вопросы решила задать позже. Сейчас мне требовалось найти оружие для своей защиты. Для этого я взяла кухонный нож, сняла с него деревянную ручку, которая и так давно расшаталась. Домовой принес мне ровную, прямую палку, оставшуюся от тех бревен, что принесла ведьма. Кузьма помог мне сделать большую щель в дереве, куда я просунула ручку ножа. После чего все еще закрепила веревкой. Самодельное копье было готово.
Было ли мне страшно? Очень. Я боялась, что разбойники могут как-то навредить моему ребенку. Но и покинуть дом не могла. Благодаря малышу дом насыщался волшбой. Домовой и банница становились сильнее. И поэтому я должна была присутствовать в доме, когда начнется нападение.
Выдохнув, я присела на лестнице и посмотрела в конец коридора, где находилась массивная входная дверь. Всего месяц назад она была перекошенной, иссохшей и дряхлой. Но сейчас дверь стояла, как влитая. На ней не было ни царапин, ни признаков запустения.
«Прости, домик», — мысленно обратилась я к невидимому собеседнику. — «Сегодня твои стены могут немного пострадать. Но мы постараемся тебя защитить».
— Кузьма, — тихо прошептала я, словно боясь, что нас могли услышать.
— Что? — почему-то таким же шепотом ответил он мне.
Домовой сидел рядом, на той же ступеньке. Он не выглядел взволнованным, в отличие от меня. Но его спокойствие никак не помогало успокоиться мне, поэтому я решила задавать вопросы, которые меня давно интересовали. Тем более время у нас пока было.
— Что такое сердце дома и почему его выкрали? И почему все говорят, что из-за этого ты чуть не умер?
Надо было спросить об этом уже давно, но все никак не получалось. То я была занята, то вылетало из головы, то самого домового было не найти. Но сейчас, когда мы сидели в ожидании неизбежной опасности, нам можно было и поговорить.
— Сердце дома — это... — домовой задумался. — Очень сложно объяснить. Сердце появляется в тех домах, где хозяева либо умели пользоваться волшбой, либо очень любили свой дом. Тогда в центре дома, а это чаще всего печь, появлялся драгоценный, сияющий камень.
— Поэтому его выкрали?
— Да. Только вот за пределами дома он становится обычным куском булыжника. Сверкающий он только потому, что живой.
— И он дает тебе силу?
— Тут сложнее. Скорее это я родился из-за этого камня. Мы не рождаемся, как люди. Мы появляемся там, где это требуется. И где есть сердце дома. А если его украсть или разбить, мы тоже погибаем. Домовые очень редки в наше время.
— А сейчас...
— Да, — домовой посмотрел на меня с лукавой улыбкой. — Сердце у дома снова начало формироваться. Но сейчас оно крошечное и едва ли справиться без тебя и детей.
— Ты имеешь в виду, что сердце начало формировать из-за нашей любви к дому?
— Думаю, и твое дитя приложило к этому руку.
Я вздохнула. Кем же был мой муж в этом мире? Почему ребенок такой могущественный? Я уже любила своего малыша. Но мне было страшно, что такие силы возложат на дитя много ответственности. Что ему всю жизнь придется стараться, чтобы... оправдать ожидания? Ему или ей куда проще жилось бы, если бы не было никакой силы.
— Дом мы любим, — тихо прошептала я, посмотрев на входную дверь. — Очень надеюсь, что все только из-за этого.
Кузьма лишь пожал плечами и ничего не ответил.
Я тоже молчала какое-то время, обдумывая слова домового. Получается, прошлые владельцы приюта, просто непросто стащили все ценное и сбежали. Сашка так и говорил. Но я думала, что они прихватили только весь бюджет. А они умудрились даже практически убить несколько живых существ.
Имела ли я права осуждать их? Наверное, нет. Год назад война была в самом разгаре. Это сейчас она уже практически закончилась, в пользу моей страны, к счастью. Но тогда — голод, страх за свою жизнь и свободу, беззаконие — мешали людям здраво мыслить. Я могла это понять. Но не могла принять такой поступок взрослых людей. Как можно было бросить стольких детей?
Я покачала головой, пытаясь выбросить из нее печальные мысли. После чего снова посмотрела на Кузьму, который, кажется, даже успел заскучать.
— Как
