На перекрестке дорог - Наталья Алексеевна Добровольская
- Да как не быть ему строгим, когда столько людей в подчинении! Начальник и должен быть строгим, но и справедливым - не наказывать зря и больше вины, быть спокойным и ко всем одинаковым, а это так не просто!
- Это я тоже уже поняла! Даже не думала, что столько всего делать надо!
- Даже короли без дела не сидят, а уж про женщин в поместье и говорить не приходится! Хоть и мечтают девушки о принцах, а потом оказывается, что в хозяйстве они существа бесполезные, столько забот с ними! - и все весело рассмеялись, даже горничная, которые хоть и помалкивала, но очень внимательно слушала весь разговор.
А Наталья все-таки решила похулиганить, хоть и не было пока этого слова- ирландец Патрик Хулихен (Patrick Houlihan), от чьей фамилии и произошло, как говорят, это слово, еще не прославился своими уличными драками и грабежами, это произойдет примерно в 1870 годах.
Она запела потихоньку, протяжно и задумчиво, как романс: "Даже если Вам немного за тридцать.." Маша так задорно смеялась после этой немудреной песенки, что женщина не выдержала, и тоже засмеялась.
А потом запела еще одну песню, которой почти всегда кончались дамские посиделки в школе - тоже несколько рискованную для этого времени, но такую любимую, которую все опять же считают народной. Но это не так - такую народность ей придал специально советский композитор Алексей Муравлёв. Впервые композиция Алексея Алексеевича на стихи неизвестного автора прозвучала в 1960 году в художественной киноленте 'Тучи над Борском' и сразу всем полюбилась:
Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?
Целовал-миловал, целовал-миловал,
Говорил, что я буду его.
А я верила все и, как роза цвела,
Потому что любила его.
А я верила все и, как роза цвела,
Потому что любила его.
Ой ты, мама моя, ой ты, мама моя!
Отпусти ты меня погулять.
Ночью звезды горят, ночью ласки дарят,
Ночью все о любви говорят.
Виновата сама, виновата во всем.
Еще хочешь себя оправдать.
Так зачем же, зачем в эту темную ночь
Позволяла себя целовать?
Так зачем же, зачем в эту темную ночь
Позволяла себя целовать?
Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?
Наталья знала, что никогда не сможет спеть эту песню в кругу светских дам - слишком она по этому времени "распутная" по содержанию, но здесь, среди своих близких - а она и Дашутку уже считала такой - женщина заливалась соловьем и была рада увидеть, что песенка понравилась. Даша сначала шевелила губами, запоминая слова, а потом, сначала несмело, а затем все увереннее, присоединила и свой голосок к общему хору. Так еще одна песня, народная по сути, уйдет в люди, учительница только рада этому.
Так, под песни и смех, и доехали до Дорогобужа. Настроение улучшилось, инцидент с Воронихиным несколько забылся до поры до времени. У Верочки уже ждали, Наталья ей заранее написала, так что их появление было ожидаемым. Но она заметила, что Верочка и ее муж, которые жили достаточно дружно, чем-то огорчены и дуются друг на друга.
Женщина не хотела вмешиваться в семейные разборки, но тут сама Верочка начала разговор:
- Вот посмотрите, душечка, на этого человека. У людей беда случилась, а он все одно твердит:" Это дело государственное, пусть начальники и разбираются". А сам разве не начальник? Да еще и не самого низкого ранга, но вопрос решить не может!
Муж Верочки только руками развел и стал объяснять:
- Ну вот сами посудите, мадам. Узнал я, как капитан-исправник, что недавно осиротела мещанская семья - загорелся дом, родители детей спасли, всех вынесли, а сами уже не успели выйти, погибли. В семье этой семь человек детей, прямо по пословице - двое мальчиков, один так совсем маленький, да пятеро девочек. И родных больше никого у них нет, они откуда-то издалека к нам приехали, только обустроились, а тут такая беда.
- Мы пока детей в сиротский дом определили, но там девочки отдельно от мальчиков жить должны, а те уперлись, плачут, очень просят их не разлучать, особенно малыша жалко. Вот и наседает на меня моя Вера Михайловна, чтобы я помог деткам, как мог. Помочь -то можно и нужно, только время и решение начальства ждать надо, без этого никак.
- По закону старших определят по ремесленным училищам, малышам найдут опекунов, а когда тем исполнится 10-11 лет, также отправят в ремесленные училища. И даже не в одном городе они будут жить. Их даже никто не спросит - хотят ли они обучатся выбранному для них мастерству. Так что никак по другому сделать нельзя.
- Ну да, так уж и никак! Все можно сделать, если захотеть, а не ждать приказа! Дети и так такое горе перенесли, все в одночасье потеряли, а теперь их еще и разлучить должны. Мы бы взяли кого-нибудь из них, одного- двух, а всех взять никак не можем! – Верочка наседала на мужа, она раскраснелась, была возбуждена.
Наталья с удивлением посмотрела на Верочку - честно говоря, она никак не ожидала от этой, как казалось, пустой светской дамы такого активного и очень сильного напора в этом непростом деле.
И еще раз подумала, что не зря затевает Женское Патриотическое общество - таких Верочек, готовых делать добро, очень много, надо только их организовать и направлять. Да и идеи благотворительности тогда уже были сильны, были различные больницы, сиротские дома, аптеки, богадельни, приюты для неизлечимо больных, работные дома, которые содержались не только на государственные средства, но и организовывались и финансировались частным порядком. Так что не надо думать о людях плохо, не одна она такая добродетельная тут.
У женщины уже оформилась идея, как решить эту проблему, она хотела предложить детям жить в Деревенщиках,
