Дракон в свете луны - Ксения Хан
– Пуримгарра, не нужно этого!
– Боюсь, – согласилась Йонг, не услышав Юну вовсе. – Я не хочу умирать и хочу вернуться домой. Но я не могу защитить себя, ты прав, я слаба и беспомощна, и, если ты сейчас захочешь убить меня, я не смогу защититься.
– Тогда почему…
– Ты говоришь, я угрожаю всем вам. Чем может грозить целому лагерю опытных воинов одна слабая девчонка, я не знаю. Но раз Первый Коготь меня боится, видно, дело серьёзное.
Чунсок скрипнул зубами, потом выругался. Йонг могла бы записать себе победу в словесных дебатах, но была слишком занята тем, что цеплялась за остатки сознания всеми силами, которые ещё теплились в ней. Разум утекал в небытие.
– Похоже, тебе придётся заделаться ещё и доктором, Первый Коготь Дракона, – промямлила Йонг, падая вперёд на Юну. – Кажется, мне нужна помощь…
* * *
Следующие несколько дней Йонг просыпалась и засыпала, просыпалась и засыпала, и всё это время мир перед глазами вертелся и прыгал из стороны в сторону, а горы мешались с землёй, и голоса людей втаптывались в землю их же шагами. Иногда мир замирал: Йонг уговаривали попить воды и оборачивали горящий лоб мокрой тряпкой, пахнущей травами, – нос раздирал запах имбиря и жжёного дерева. Она бормотала то ли слова благодарности, то ли проклятья, и снова проваливалась в лихорадочный сон.
В какой-то момент ей почудилось, что она летит: волосы трепал ветер и успокаивал пылающую голову, ладони касались шершавой чешуи, жар которой выпаривал с кожи пот, и воздух пах пеплом и гарью, а ещё чем-то нежным, пробивающимся сквозь затхлые запахи.
Цветущей сливой.
Когда Йонг очнулась, этот запах уже испарился, но она помнила его в остаточном после лихорадки видении: ускользающий аромат, затхлый и свежий одновременно. Словно горело цветущее дерево.
Она лежала в деревянном доме с низкой соломенной крышей, её накрывало пуховое одеяло, под головой была подушка, набитая рисовым зерном, под спиной – тонкий матрас. На мгновение Йонг подумала, что вернулась к себе, а соломенная крыша ей чудится.
На улице мерно стучал топор, откуда-то издалека раздавались приглушённые голоса – крики и снова стук, какой-то бытовой, но непривычный шум. Не гудели машины, не тараторил диктор в утренней передаче, не звучала подборка лучших песен из супермаркета на углу.
Йонг всё ещё пребывала в чужом ей мире.
– Чунсок просил привести юджон-ёнг в деревню, когда она придёт в себя, – зазвенел незнакомый голос прямо за стеной дома. Лёгкие шаги замерли напротив закрытого окна. – Он собирается рассказать о ней остальным, будет неудобно, если она останется в стороне.
– Но ты сказал, что она ещё слаба, – запротестовал Вонбин.
– Да, сказал и от своих слов не отказываюсь, – подтвердил незнакомец. – Но это единогласное решение всей Лапы Дракона. Я с ним согласен тоже. Накорми её и приведи, я послежу за ней.
Загремела посуда, Вонбин ойкнул и несколько раз выругался – незнакомыми, жёсткими словами, которые прозвучали словно раскаты грома или катящиеся по склону горы камни. Йонг решила, что лежать и слушать о себе сплетни – это пустая трата времени, и потому выползла из-под тёплого одеяла. Она была одета в знакомую ей турумаги, но всё равно даже на спёртом, пахнущем по́том воздухе её сперва пробрал озноб, а потом сковало от холода.
Где это она? Как давно здесь находится?
У порога стояла пара танхэ, Йонг зацепила их в последний момент и отворила скрипучую дверь – в глаза ударил слепящий белый свет, и только потом в резких солнечных лучах проявились очертания вещей. Двор был обнесён старым забором и пустовал: бедная земля, покрытая редким слоем пожухлой травы, осколки разбитой посуды и ржавый серп у крыльца. Только посередине двора стоял столик на низких ножках, да слева была пристройка – навес с соломенной крышей, под которым стояли большие глиняные сосуды с водой.
Вонбин выбежал к Йонг в тот момент, когда она шла к навесу с кувшинами, чтобы умыться. Ноги плохо её слушались, тело вело из стороны в сторону, и колючий холод мешал двигаться. Вонбин бросился ей на помощь и помог дойти до навеса.
– Вам лучше лежать, пока совсем не поправитесь, – говорил он, в словах проскальзывали знакомые Йонг интонации – так мог возразить Нагиль, но не Вонбин.
Она умылась ледяной водой, поморщилась, когда пальцы свело и холод пробрал до костей на неприветливом ветру, задувающем из подлеска за забором.
– Сколько я спала? – спросила Йонг. Вонбин усадил её за столик и беспокойно топтался рядом.
– Два дня, кажется. Капитан принёс вас вчерашним утром, сказал, вы простудились в дороге.
Йонг осмотрела выглядывающие из-за крыши дома вершины лип с редкими ярко-зелёными листьями, оглянулась через плечо. Всё, что их окружало, это уже привычный глазу лес с полуголыми деревьями и бело-серые шапки гор, затянутые дырявыми облаками. Понять, какое время суток, было практически невозможно. Знать бы вообще, какой сезон сейчас окутывает Корейский полуостров в этом мире.
– Дня три прошло, – прикинула Йонг, вспоминая мутные сновидения о переходе в горах и полёте. Что из этого было сном, а что – правдой?
– Все уже собрались, – продолжил Вонбин. – Капитан отлучился, мы ожидаем их к полудню.
– Их?
– Его и Лан. Они спустились в долину, но скоро вернутся. Здесь вам ничто не угрожает, юджон-ёнг.
Знать бы ещё, где это – здесь…
Вонбин принёс Йонг миску с кашей и глиняную кружку с водой. Она не хотела есть, хотя желудок, похоже, прилип к позвоночнику. Йонг поморщилась, взяла миску двумя руками. В ячменной каше плавали грибы и порубленный корень женьшеня. На вкус – как сопли с землёй, грибы скрипели на зубах, и Йонг с трудом проглотила всё, лишь бы не чувствовать подступающей к горлу тошноты. Это от голода.
Какой бы едой её здесь ни кормили, травить, кажется, никто не собирался, так что даже отвратительная каша была просто делом привычки и вкусовых предпочтений.
– Так где же мы? – спросила Йонг, отодвигая миску. – В очередном горном лагере?
– Не совсем, – замялся Вонбин, всё это время простоявший рядом, как часовой у врат Кёнбоккуна[46] в дни демонстрационного караула. – Чунсок попросил вас спуститься в деревню, госпожа, но вы можете остаться, если…
– Нет, – перебила его Йонг. Лицо Вонбина вытянулось от удивления. – Нет, пойдём. Кто мы, чтобы спорить с пуримгарра, да?
Вонбин фыркнул и тут же закашлялся.
Они вышли со двора и спустились по каменистой тропе в низину, прошли мимо старых разрушенных домов, похожих на тот, в
