Позолоченная роза (ЛП) - Хамм Эмма
Бернард вряд ли вышел бы наружу. Он не хотел быть там, где не мог убрать. Амичия его не винила. Он ненавидел грязь на его столе, тем более — на одежде.
Оставался лишь один вариант, и о нем она старалась не думать.
— Если ты так трудишься, я подумал, что тебе нужно не одно яблоко, — ворчание вызвало мурашки на ее руках.
Как этот голос мог вызвать ее дрожь сильнее, чем ледяной воздух? Она могла справиться с лютым холодом, но один тембр его голоса делал ее слабой. Это было обидно.
От этого ее сердце колотилось.
Амичия вгляделась в книгу сильнее, чтобы не смотреть на него.
— Я поем позже, спасибо.
— Но ты ведь не читаешь, — Александр сел на снег рядом с ней. Он согнул ноги, напоминая горгулий на самом большом поместье Болотца.
— Я читаю, — рявкнула она. — Книга открыла мне свои тайны.
— Да? — он приподнял бровь. — И какие же?
— Что Небесных послали помочь людям. Так они думали. Я знаю, как выглядели Небесные. То были позолоченные крылатые существа, которых многие сначала считали опасными, — она мало знала, но притихла, словно у нее еще были знания.
Он кивнул, смотрел сквозь нее, словно обдумывал тему.
— Да, думаю, это верно. Небесных послали… помочь.
— Почему ты сделал паузу?
— Потому что не уверен, что это правильно.
— Как иначе? — Амичия помахала книгой в воздухе. — Ты дал мне это, потому что там ответы.
— Я думал, что там ответы. Я не смог ее прочесть, — улыбнулся он. Большие клыки торчали дальше губ, выглядя пугающе и странно. — Только ты это сделала.
— Какая честь, — Амичия не смогла сдержать сарказм из голоса.
Она думала, рядом с ним будет просто. Она уже решила, что не могла ничего поделать с Вивьен. Та Жуть была просто еще одним препятствием на пути к цели, и Амичия не могла расстраиваться, потому что не интересовала его не как напарник.
Она не могла интересоваться. Амичия смотрела на него, напоминая себе о странностях и отличиях. У него были крылья. Серая кожа. Крылья двигались, когда он злился. А еще на пальцах были когти, ноги были странно выгнутыми. Он не был человеком, и уже за это нужно было недолюбливать его.
Мягкие мысли пробрались вслед за перечисленными отличиями. Ему нужна была ее помощь. Его лицо смягчилось, пока он смотрел на нее сейчас. Он хотел знать, что случилось в прошлом, раскаялся за то, что пытался убить ее.
Амичия скрипнула зубами и отвела взгляд.
— Я читала книгу в библиотеке. Там интересно описывались отношения пленника и похитителя.
— Да? — Александр подвинул крылья, они легли на его плечи как плащ. — Просвети меня.
— Для пленника нормально ощущать… симпатию к похитителю. Со временем мозг пытается убедить пленника, что тот, кто вредит ему психологически, делает это из заботы к пленнику. А потом приходит сострадание.
— Ты на что-то намекаешь? — сухо спросил Александр.
Она попыталась отодвинуться от него, заставить себя понять, что эти чувства были неестественными. Амичия должна была ненавидеть его. И ненавидела месяц назад.
Амичия кашлянула.
— Я намекаю, что это выживание, то, как мозг объясняет зависимость от того, кто пытается мне навредить.
— Ты намекаешь, что у тебя есть теплые чувства ко мне, Амичия?
Он совсем не понимал ее слова, раз пришел к такому выводу. Она точно не хотела, чтобы он думал, что ей нравилось его общество. Все это было просто испытанием в ее жизни. Она разгадает его проклятие, уйдет и не вспомнит об этом месте.
— Нет, — ответила она, но ее голос дрожал. — Я говорю, что мне не нравятся ни ты, ни другие Жути тут.
— Бернарда это расстроит. Ты ему нравишься.
— Хватит, — прошептала она. Сердце Амичии болело от мысли, что это заденет Бернарда. У того Жути было золотое сердце, и ему было важно, чтобы ей было удобно. Теперь оставалось лишь молиться, чтобы Александр не рассказал остальным об этом.
— Что хватит? — Александр склонился, чтобы она его видела. Кусочки льда и снега прилипли к его рогам и мерцали в свете утра. — Говорить о симпатии?
— Это звучит неестественно с твоих губ.
— Это не связано с возвращением Вивьен?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Амичия фыркнула, звук был гадким и холодным.
— Не связано. Мне плевать, кто тебе супруга.
— Я знаю, что ты была в стене, — ответил он с серьезным видом. — Ты слышала, что мы говорили, но я не понимаю, почему ты поверила этому.
— Поверила чему? — челюсть Амичии болела от того, как она стиснула зубы. — Что ты и остальные цените людей не больше, чем животных? Что ты так низко обо мне думаешь, как о питомце?
— Ты знаешь, что я не это имел в виду.
— Так ты это сказал, и я знаю теперь свое место, — и Амичия не собиралась и дальше сидеть и спросить с ним и книжкой, которую он ей дал. Она с трудом поднялась на ноги и сунула костыль под руку. — У меня есть работа.
— Ты живешь тут со всем, что пожелаешь, — отметил Александр. — Что за работа тебя зовет?
— Единственное, чем я коротаю время, — прорычала она. — Пытаюсь узнать, что случилось с тобой и твоим народом, чтобы уйти.
Ее сердце болело. Она не хотела говорить с ним о женщине, которая вернулась. Она не хотела знать, почему в ней все сжималось от мысли о них вместе, или почему он не отрицал, что был с Вивьен. Он говорил, что не видел в ней питомца, но и не отрицал, что считал ее животным.
— И куда ты пойдешь? — окликнул он ее. — Там ничего не осталось, Амичия.
— По чьей же вине? — она ковыляла по снегу, вытаскивая ноги из сугробов, хоть от этого нога болела.
— Я думаю, ты ревнуешь!
— Ревную? — она развернулась, чуть не упав, когда костыль застрял в снеге. — Чему ревную?
Он сидел на том же месте, зловеще неподвижный. Он мгновение выглядел так, словно был из камня, который напоминала его кожа.
— Думаю, ты знаешь, — буркнул он, слова доносились над снегом как ветер. — Вернись в свою библиотеку и убежища в стенах, petite souris. Но, думаю, ты всегда будешь возвращаться позлить кота, который на тебя охотится.
Она скрипнула зубами и отвернулась.
— Не думай, что ты мне нравишься, grande imbecile.
— Как я мог так подумать?
Амичия прошла к поместью, завернула за угол и перестала ощущать спиной взгляд. У двери цвел куст розы, которого раньше там не было. Она была в этом уверена.
Она смотрела на замерзшие капли воды на каждом идеальном лепестке. Розы зимой? Невозможно. Но тут появлялось многое, что было невозможным.
Глава 26
Жуть опустился на стол в центре главного зала. Горы еды, может, и были бы вкусными, если бы Александру не приходилось смотреть, как они ели овощи и мясо как… животные.
Он не мог забыть разговор с Амичией. Она не хотела, чтобы ее считали питомца, и он ее такой и не считал.
Так ведь?
Он смотрел, как Вивьен, сидящая справа от него, взяла с тарелки целую жареную курицу и впилась в бок. Амичия же, сидя слева от него, осторожно отрезала ножку курицы и не спешила, пользуясь столовыми приборами. Она отрезала кусочек, подцепила его вилкой и опустила в рот.
Она изящно брала каждый кусочек. Она не брызгала и не сорила едой на стол, а остальные рядом с ней устраивали бардак.
Он сидел во главе стола, как всегда, но почти не притронулся к своей еде. Не этой ночью. У него было слишком много мыслей, он не мог так есть.
Бернард вошел с еще тарелкой с едой. Он много приносил каждую ночь и ни разу не жаловался. А теперь Александр видел, как много его слуга делал.
— Бернард? — позвал он, поймал Жуть за край фартука. — Откуда эта еда?
Жуть пожал плечами.
— С кухонь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Да, но откуда? У нас где-то есть ферма? Мы можем убивать там скот, когда захотим?
Взгляд Бернарда стал туманным, он смотрел мимо Александра.
— Не знаю, господин. Когда еда нужна, она там.
— Так ты не убивал этих зверей сам?
— А надо? — он передвинул тарелку с едой в другую руку. — Я могу попробовать послать Жутей на охоту, но на это уйдет время, и все проголодаются, пока они вернуться.