Комплекс андрогина (СИ) - Бунькова Екатерина
От этих тягостных мыслей меня отвлек знакомый голос. Не теряя времени даром, я втиснулся в уголок за шкафчиками в раздевалке и провел там минут десять, почти не дыша, пока Алекс с приятелями не ушли. Потом выбрался из укрытия и с облегчением вздохнул. Знаешь, Алеста, а я ведь ко всему прочему еще и трус, каких поискать. Трус, эгоист, лицемер и не совсем мужчина. Неудивительно, что ты меня постоянно отталкиваешь. Я бы и сам себя послал подальше, но не могу.
Я переоделся и вошел в зал. Народу было довольно много. Меня, как обычно, проводили восхищенными взглядами, но познакомиться не пытались. Я начал с беговой дорожки. Вообще люблю бегать. А еще на дорожке можно заткнуть уши наушниками и делать вид, что остальных здесь нет: люди редко пристают с вопросами к человеку, который бежит и не слышит их. Но сегодня мне ужасно не везло с перемешиванием в плэй-листе. Сначала сплошным потоком шел Шостакович — все, что он когда-либо сочинял о смерти и бессмертии. Потом, после нескольких нервных кликов, его место заняли не менее мрачные сочинения Шнитке, кое-как разбавленные мессой си-минор Баха, «Патетической» сонатой Бетховена и какой-то сарабандой Генделя. Я снял перемешивание, но тут же заиграл реквием Моцарта: «Lacrimosa», а после ее выключения — «Dies irae». Как насмешка, честное слово. Иногда мне кажется, что у искусственного интеллекта все-таки есть чувство юмора. Причем черного. Последним гвоздем в гроб моего настроения стала Губайдулина. Почему я вообще все еще не удалил отсюда ее сочинения? Лучше прослушать все сочинения Скрябина, чем одно — Губайдулиной. Женщины вообще не должны быть композиторами, им это не дано. Пусть простит меня Алеста за то, что я еще и сексист. Она же умеет всех принимать такими, как есть, верно?
Пока я мучился с подбором музыки, сам не заметил, что разогнал беговую дорожку до предела и уже выдохся. Давно со мной такого не было. Даже и не припомню, чтобы так уставал. Я слез с дорожки, выдергивая наушники.
— Что, набегался, шлюшка? — спросил меня какой-то парень, чью рожу я едва знал. Я его проигнорировал и приступил к упражнениям для укрепления мышц спины.
— Ты бы лучше растяжками позанимался — больше пользы для таких, как ты, — посоветовал мне еще кто-то. Вокруг послышались смешки. Я с подозрением оглянулся, но настроение окружающих не отдавало угрозой. Просто кому-то захотелось посамоутверждаться за счет меня. Вот только черта с два я дам вам такую возможность. Что бы я ни думал о себе, но я еще не настолько низко пал, чтобы вступать в перепалку с идиотами. Как говорится: говно не трогай — вонять не будет.
— Алекс, тот странный дельта, комендант, — принялся перечислять мой первый обидчик, загибая пальцы. — А ты шустрый: всего несколько дней, и уже стольких обслужил. Говорят, ты даже у ректора пару часиков провел. Успел что-нибудь дельное насосать или как?
Мля. Это все, что я могу сказать по этому поводу. Пора отсюда валить, пока его монолог не превратился в комик-шоу. Я взял свое полотенце, стер пот со лба и ответил, уже уходя:
— Да уж куда мне до таких мастеров, как ты.
В зале грянул хохот. У меня немного отлегло от сердца, но настроение все равно было препоганое.
Глава 12. Звездное небо
Адрес: военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Алеста Гредер. Статус: гражданин первого порядка.
Элис вернулся еще более мрачным, чем был, когда уходил. Заперся в душе на полтора часа, а потом весь вечер просидел, читая «Войну и мир», хотя страницы перелистывал всего пару раз. Он не казался злым или обиженным, просто был очень расстроен и мрачен. Когда пришло время ложиться спать, он заявил, что у него болит спина, и лег отдельно. Кликнул по вотчу и вырубил свет во всей каюте.
— Эл, а ночника у тебя нет? — поинтересовалась я, пытаясь на ощупь отыскать путь от ванной до койки. — Надоело засыпать и просыпаться в кромешной тьме.
Элис все так же молча что-то выстучал на вотче, и на потолке плавно зажглось… звездное небо. Конечно, это была только имитация, но очень красивая.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Спасибо, — сказала я, сумев, наконец, различить контуры предметов. Элис не ответил. Да что с ним сегодня? Неужели принял мои слова так близко к сердцу? Так надо было просто послать меня на три веселых буквы, и дело с концом. Все мои друзья так делают, когда я достаю их нравоучениями. Или у него еще что-то случилось?
Я оглядела угловатую фигуру Эла. Он лежал на боку, отвернувшись к стене. Элис не издавал ни звука, но я чувствовала, что он не спит: от него волнами расходились по каюте негативные эмоции. Никогда его таким не видела. Впрочем, Эла я и знаю-то всего пару-тройку дней. Правда, иногда кажется, что мы сто лет знакомы. Чего стоит только день нашей встречи: удивились, поболтали, посмеялись и легли спать в одной каюте как ни в чем не бывало. Будто старые приятели. С утра и вовсе начали общаться, как закадычные друзья. А ведь если он со мной не полетит, мы даже переписываться не сможем: как я поняла, к сети Интернет подключены компьютеры только командующего состава «Либерти», у остальных нет связи с внешним миром. Так что даже обычное электронное письмо я смогу получить от него, только если он станет чьим-нибудь…
Вот, блин, теперь я и сама постоянно думаю о том, что за судьба может быть у тау. И, черт возьми, меня почему-то стали заводить картинки, которые рисовала на эту тему моя фантазия: вот Эла обнимают сильные руки, вот кто-то целует его шею, ласкает спину, раздевает, а потом и… м-да, реально заводит! Элис слишком красив, чтобы эти картины были мерзкими. Насколько бы отвратительного человека, вставляющего Элу, я не рисовала в своем воображении, сам Элис все равно оставался восхитительно притягательным. Даже его моральные страдания великолепно вписывались в эту фантазию, дополняя ее реализмом. Руки так и тянулись к воображаемому телу, чтобы ощутить его жар, почувствовать, как колотится в груди сердце, схватить за волосы, заглядывая в лицо и непременно потрогать пальцами его язык. Особенно привлекателен почему-то был именно последний пункт. Что это? Отголосок воспоминания о том, как я порезалась ниткой?
Я потрясла головой. Так и маньяком недолго стать. Но картинка перед глазами не исчезла, только ракурс поменялся: теперь Элис лежал на спине, а я смотрела на него глазами мужчины. Пришлось самой покрутиться под одеялом, чтобы все-таки скинуть навязчивый образ. Хорошенько постучать лбом по матрасу, чтобы вытрясти, а потом подушкой его, подушкой, и вот еще одеялом сверху. Я легла на спину. Фьюх. Вроде, отпустило. Над головой все еще горели искусственные звезды — целая россыпь. Я стала искать знакомые созвездия, но не преуспела в этом: то ли я плохо знаю карту звездного неба, то ли светильники понатыканы наугад. Опаньки, да они еще и меняются: несколько звезд принялись постепенно гаснуть, а вместо них так же медленно загорались другие. А ничего так, завораживает и убаюкивает. Действительно, замечательный ночник.
Я улыбнулась. Но спать все равно не хотелось. Я покосилась на Элиса: тот все так же не шевелился и вряд ли спал. Не надо было ничего ему говорить. Кто меня за язык тянул? Ну, наорал бы он на этого сигму, может, даже подрался бы, пар выпустил, а сейчас спал бы спокойно, сопя мне в затылок. Нет, ведь, мне непременно нужно было показать ему, какая я умная. Я ведь сто раз сталкивалась с тем, что мужчины реагируют на критику иначе: не возмущаются, не визжат, не заливаются слезами, как женщины, а либо игнорят по полной, либо делают вид, что им по фигу, а через месяц оказывается, что у них уже комплекс из-за того, что я сказала. Вот и Элис тоже: только-только повысил на меня голос, а потом сжал зубы и не стал возражать. Наверняка ведь теперь лежит, снова и снова обдумывая тот разговор. А что, если Эл еще и мнительный? Я ведь его плохо знаю. Вдруг я ему сегодня жизнь сломала? Как же: единственная женщина, которую он встретил, заявила ему, что он скрытый гей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я вздохнула. Надо было иначе мысли формулировать. Я вовсе не имела в виду что-то подобное. Просто, насколько я успела понять за недолгое время наблюдения за этой базой, все вокруг нормально относятся к однополым отношениям. Одного только Элиса коробит всякий раз, как только кто-нибудь из мужчин приближается к нему. Все дело в том, что он отлично понимает, что выглядит как женщина, и подсознательно примеряет на себя эту роль. И его трясет от собственных мыслей по этому поводу, а вовсе не от чужого отношения. Так что я не создавала ему никакого комплекса. Он у него уже есть — комплекс андрогина. А я только поплясала на больной мозоли. Дура.