Попаданка в царство фейри (СИ) - Иванова Инесса
— Подойди и дай мне руку, — мужчина обернулся с таким видом, что возразить я не посмела. Он вполне мог убить и оставить меня здесь, и никто, даже мой муж, не посмел бы сказать слово против. — Скажи, что ты слышишь?
Я хотела было пожать плечами, но внезапно, стоило руке очутиться в шершавой ладони друида, действительно услышала еле различимый шёпот. Его вполне можно было принять за шелест травы или за ветер, гуляющий в кронах. Он рассказывал истории, и этому не было конца.
— Слышу, что в последний день Ламмаса три пары после принесения жертвы зачнут по ребёнку. Но только в полдень, когда солнце будет стоять в наивысшей точке, — переводила я услышанное, облизывая губы и боясь, что упущу что-то важное. — И жертва должна быть хлебной.
— Куклой, значит, — кивнул Орхан, склонив голову набок. — Достаточно, Дивона. Для первого раза вполне сносно.
— Что это было? — шёпотом спросила я, когда Орхан снова взял посох и медленно направился назад, к дубовой расщелине.
— Это голос дубов, — спокойно пояснил друид. — Я тоже когда-то слышал его, а потом перестал. Хотя так и не признался в этом.
Он остановился и с горечью посмотрел на меня, словно хотел спросить: как тогда ты удостоилась подобной милости?
— Когда отправитесь в твой мир, не высовывайся. Пусть Кайден делает то, зачем пришёл, не вздумай вмешиваться. А потом возвращайся, — Орхан грустно погладил меня по щеке и жестом пригласил пройти в расщелину первой.
— Вы его не любите? — спросила я, оборачиваясь. — За что?
— Значит, есть за что, — проворчал друид, нахмурившись. — Да и тебе не за что его любить. Помни об этом.
***
В три пополудни мы собрались за воротами Тары, где, если пойти налево, сразу от главной развилки жидким золотом растеклись жёлто-огненные поля.
Кайден не спрашивал о нашей беседе с друидом и был крайне предупредителен, не отпуская от себя ни на шаг. Леприка напротив стояла чуть поодаль вместе с дриадами и разодетой по такому случаю Нариной. Глядя на экономку, можно было подумать, что всё это затеяно ради неё.
Лёгкое струящееся платье, венок из омелы на голове и сияющие радостью глаза девушки — всё говорило о том, что для неё этот ритуал особый, сродни свадьбе или посвящению в какой-либо важный для неё круг.
Орхан вышел вперёд, поднял руки, простёр ладони над полем, замершим так, что налитые колосья, болтающие до этого, словно школьники на линейке, замерли и обратили на него внимание, приготовившись слушать.
Мы тоже взялись за руки и приблизились к пшеничному полю. В таком вполне можно затеряться, колосья были выше человеческого роста.
Кайден чуть заметно пожал мою руку, и я улыбнулась уголками губ, не смея повернуться. Он тоже не смотрел на меня, и всё же я чувствовала взгляд, и это ощущение вызывало покалывание в груди и теплоту от осознания, что мы больше не чужие. Не то чтобы влюблённые, скорее это походило на начало приятельских отношений. А то, что мы время от времени делим постель, так это так, в качестве взаимопомощи.
Я не могла много из происходящего здесь объяснить, но понимала, что с каждым прожитым здесь днём начинаю больше замечать и обращать внимание на тонкие нити, пронизывающие всё вокруг. И незаметно сама становлюсь одной из них, маленькой фигурой, но без которой столь важное для кого-то событие никогда не произойдёт.
Очнувшись от раздумий, я поняла, что слышу то, что местные называют песнью Ламмаса — гул, идущий от земли. Колосья зашевелились, словно переговаривались: «Вы тоже слышали? Началось». И я почувствовала волну между небом и землёй, она еле коснулась щёк, поцеловала в лоб и отправилась дальше.
— Песнь Ламмаса полилась, — выдохнул Орхан и протянул к колосьям руки, еле касаясь их стеблей. — На Мабон она уйдёт в алые леса, а на Самайн — под землю.
Мабон — месяц, начинающийся с осеннего равноденствия, а такм уже и до господина тыквы, как я про себя называла Самайн, недалеко.
«И на этом осень закончится, — с тоской подумала я, гадая, как там, в моём мире. Мама вспоминает, или поверила в сказку о побеге? Может, даже вздохнула с облегчением. Мы никогда не были близки, а в последнее время, когда она начала опасаться, что я лягу под отчима, и подавно. Будто он самый желанный мужчина в мире.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Знала бы она, кому я теперь на самом деле грею постель. Я посмотрела на Кайдена и ещё раз отметила, насколько он не похож на человека. И самое удивительное, мне это только приятно. А люди...Что люди?
Они вечно спешат по своим делам, не задумываясь о том, что деревья в последний раз перед долгой спячкой обмениваются новостями и оплакивают лето, роняя жёлто-красные листья под ноги животным и прохожим, которые только зябко запахиваются в куртки и сетуют на хмурое небо.
Наша шеренга распалась, Орхан торопливо отправился в дом, а мы с Кайденом всё ещё стояли, не выпуская рук. Асцеллина, не желая мешать, тенью скользнула мимо. Я почувствовала на себе тяжёлый взгляд и сразу отметила, что Леприки неприятно смотреть на нас обоих, но ведь это её проблемы, верно?
— Через полкверла мы отправляемся, — напомнил Кайден и, поднеся руку к моему лицу аккуратно убрал со лба непослушную прядь. — И как угораздило тебя попасть ко мне?
Я вскинула брови и напомнила:
— Меня украли для вас, арт. Выдернули из своего мира, как и тех, кто был до меня.
По лицу мужа пробежала тень, и то, что ещё минуту назад объединяло нас, распалось, улетело, словно паутина по ветру. Кайден хотел возразить, но передумал. Он собирался было молча уйти, но я ухватила его за руку, заставив посмотреть в глаза:
— Но я больше не считаю это несчастьем. Не могу сказать, что рада, однако чувствую, что в этом был какой-то замысел тех, кто выше нас, а я пока не понимаю его. Но обязательно разберусь.
И отпустив его, торопливо отвернулась и быстро пошла прочь по широкой тропе, ведущей к главной дороге. Той, что приведёт к воротам Тары или гораздо дальше.
Сейчас мне хотелось побыть в одиночестве, подумать и прийти к выводу, вполне человеческому, что происходит, и почему я так стремительно меняюсь. Действительно слышу все эти песни, пронизывающие всё от неба до земли, голоса крон деревьев, говорящих без всякого дуновения. И однажды, если так пойдёт и дальше, проснусь и пойму, что Даши больше нет. И самое страшное, даже не пожалею об этом.
***
К назначенному времени я уже стояла в холле и ждала мужа. Впервые за несколько недель я снова надела брюки и была безумно этому рада. Не летательный костюм из непривычного материала, а именно брюки и лёгкая куртка, похожая на те, что я видела в журналах, рекламирующих одежду для верховой езды.
Для полного счастья не хватало только кроссовок и джинс, но даже одетая так, как сейчас, я чувствовала себя превосходно. Будто возвращаюсь из долгого путешествия по экзотическим странам.
— Готова? — Кайден придирчиво осмотрел меня, задержавшись взглядом на мокасинах. — Тогда поехали. Детали объясню по дороге.
Я кивнула, и сердце радостно забилось в предвкушении. Я снова увижу свой мир, какой бы они ни был, но там всё знакомо и понятно!
Пешком добравшись до ворот, мы не встретили ни души, словно нам набросили на глаза волшебный невидимый платок, который не только не скрывал от любопытных взглядов, но и лишал возможности видеть окружающих. А как иначе объяснить, что всегда оживлённый сад, из которого днём то и дело раздавались голоса дриад или лепреконов, вдруг опустел и замолчал?!
Впрочем, причин такой секретности я не понимала. Разве все в доме не были осведомлены о том, куда отправляется хозяин? Об этом я и осмелилась его спросить, но получила короткий ответ:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Чем меньше глаз, тем лучше.
И только у самой ворот, когда Гилмор проверял экипаж перед отправлением, тихо добавил:
— Не думай, что я не понимаю, будто мои жёны умерли не просто так? Кто-то хочет убрать меня, ведь однажды я уже почти не вернулся из твоего мира.
Я посмотрела на Кайдена и поняла, что он не подтрунивает надо мной, а говорит серьёзно. На его лице появилось отрешённое выражение, и муж старательно избегал моего взгляда, словно не хотел, чтобы я увидела его истинные эмоции. Страх? Нет, не думаю. Наверное, обречённость.