Наталья Ткаченко - Принцесса. Часть II

Несопротивляющегося бледного Федьку уводит на перевязку приехавший за нами парень.

- Идём, - Алила тянет меня по коридору в другую сторону, заводит в полутёмную комнату, усаживает на кровать. - Мне нужно сейчас ненадолго уйти, всего на минутку. Я сейчас вернусь, полежи, Славанька, я сейчас…

Я равнодушно смотрю в темноту, потом достаю мобильник. Он разрядился.

После темноты коридора комната режет глаза светом.

- Слава! - бросается ко мне Алила.

- Мне нужно позвонить.

- Да, конечно, - она отступает.

Много незнакомых лиц, несколько - смутно, и Станти с Адреем-Синеглазкой. Хмурые.

Телефон на столике, а столик на ковре. Я набираю номер папиного мобильного и сажусь прямо на ковёр, прислоняюсь спиной к столику и закрываю глаза.

- Алло! - раздаётся в трубке встревоженный голос отца.

- Пап…

- Славка! - с облегчением выдыхает он. - Ну наконец-то! Почему у вас мобильники не отвечают?

- Мой разрядился, про Федькин не знаю, - отвечаю я.

- Где ты?

- Не знаю. Пап…

- Слава, с тобой всё в порядке?

- Да. Пап… тебе Серый сказал?..

Молчание.

- Сказал. Олежка с тобой?

- Нет. Я его оставила на КПП. Там, по крайней мере, ему ничего не грозит. Думаю, охранники позвонили Серому. В любом случае, там он в большей безопасности, чем со мной.

- Славка, что у тебя с голосом?

- Я в порядке, папа, - спокойно говорю я. В каком-то смысле я действительно в порядке, потому что впервые за последние часы знаю, что делать дальше. - Федька здесь, хочешь с ним поговорить?

- Слава! Что-то с Андреем?

- …

- Слава!

- …

- Его убили, да?

- Да.

Молчание.

- Слава… Ладимир там?

Я открываю глаза, обвожу взглядом присутствующих. Интересно, это потому, что Федька им разболтал уже, что я принцесса, у них такой недружелюбный вид? Закрываю глаза.

- Нет.

- А кто-нибудь знакомый есть?

- Алила. Хочешь с ней поговорить? - я уже не знаю, как отделаться от папы, но не убедиться, что с ним всё в порядке, я не могла.

- Славка! Я по голосу чувствую… не вздумай сделать какую-нибудь глупость!

- Конечно.

- Никаких «конечно»! Где ты находишься?

Я снова открываю глаза.

- Где я нахожусь?

- Мы в городе, улица… - начинает Алила, но Станти вдруг её прерывает:

- Зачем тебе это?

И с ним я смеялась ещё вчера?

- Пап, лучше скажи, где ТЫ, Федька приедет.

- Вздор! - восклицает Алила. - Улица Космонавтов, дом двенадцать, последний этаж!

- Я слышал, - говорит папа. - Я сейчас буду.

- Хорошо, - я кладу трубку через плечо. Взгляд натыкается на Станти.

- Твой отец сейчас приедет? - спрашивает он.

Я киваю.

- Он - сын нашего последнего короля?

Кивок.

- А ты - принцесса.

Кивок.

- А я в тебя почти влюбился.

- Хорошо, что всё же не, - равнодушно говорю я.

Я встала и вышла из комнаты.

Окно на кухне открылось легко. Я неуклюже забралась на подоконник, достала заткнутый за пояс пистолет и взвела курок. Валяться с переломанными конечностями на асфальте мне не хотелось. А вот полетать напоследок…

Я чуть оттолкнулась и нырнула в пустоту, раскинув руки и чувствуя, как ветер скользит по щекам… и вдруг что-то пережало меня поперёк, в сумеречном воздухе надо мной словно хлопнул парус, меня рвануло вверх, и пистолет выскользнул из руки, стукнулся дулом о правую туфлю и улетел вниз. Я подняла голову и увидела огромного чёрного с серебром змея - он осторожно держал меня в когтях левой передней лапы. Качнул головой, сверкнув на меня рубинами глаз, и взмахнул огромными крыльями, поднимаясь.

Он сделал круг и аккуратно сбросил меня на крышу соседнего дома. Приземлился сам и стал высоким мужчиной с резкими чертами лица, прямыми чёрными с проседью волосами и алыми глазами.

Просто дрогнул воздух, и он стал человеком.

Подошёл, взял меня за плечи, и мне вдруг стало очень спокойно.

- Время лечит, - сказал он хрипловатым голосом. - Особенно, когда его так много, как у нас с тобой, дорогое дитя.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб. Я почувствовала, что засыпаю, и с облегчением качнулась в его мягкие объятья, ткнувшись лицом в серебристые заклёпки на чёрном кожаном плаще, и откуда-то зная, что теперь он обо мне позаботится, а значит, можно больше ни о чём не думать.

Мои глаза закрылись, и я погрузилась в темноту, заботливо укутавшую меня пушистым тёплым одеялом.

Глава 8

- Она уже больше недели в таком состоянии!

Голос Алилы врывается в моё сознание. До этого я ничего не слышала. А вроде бы спала, но на самом деле говорила и ходила, а больше всего летала, потому что в реальности я никогда не взлечу - слишком мало хаклонгьей крови. Гверфальф честно признал это, но так заботливо посочувствовал, что я даже не очень расстроилась.

Было много незнакомых мест, много откуда-то знакомых хаклонгов и картины из их памяти, было столько прошлого, и я прожила столько жизней, прочувствовала столько горя, радости, отчаяния, надежды! Я вспоминала вместе с хаклонгами их прошлое и просто проводила с ними время. И наконец поняла, что справлюсь, потому что я ведь не первая потеряла любимого человека, и буду не первой, кто смог это пережить, потому что он сам нужен близким. Ведь хаклонги меня любят ! Я просто купалась в любви, нежности и заботе этих существ, многие из которых в тысячу раз меня старше. И в тысячу раз мудрее. Я чувствовала себя ребёнком, да и была для них малышом, которого все согласно жалели, и так же согласно убеждали не сдаваться, раскрывая свои души и свою память, чтобы я поняла, что жить дальше действительно можно, и что я им нужна.

Без этого безграничного тепла и понимания я бы не выдержала. Не только боль от потери Адрея терзала меня, я неожиданно поняла, что я, вся такая всемогущая и неуязвимая… такая же слабая и беспомощная, как и раньше. И защитить никого, кроме себя, любимой, не могу. Наверное, судьбе надо было с размаху вот так ударить меня мордой об стену, чтобы отрезвить от всемогущества. Мои хаклонгьи способности не спасли любимого человека, к тому же, он погиб из-за меня. Сознавая, что мне теперь с этим жить, я трусливо убегала от такой жизни.

Утонуть в подобных размышлениях мне не давали хаклонги. За своё во много раз более долгое существование они научились каждый раз подниматься после очередного удара судьбы, и пытались научить этому и меня. Потому что у хаклонгов очень редко рождаются дети, а я - бедный маленький раненый ребёнок, которого ни в коем случае нельзя бросать одного.

А потом, когда я лежала на солнечной лужайке и глядела на проплывающие в вышине облака вместе с одной из своих неожиданно обретённых пятиюродных сестёр, надо мной наклонился Гверфальф. Он внимательно посмотрел на меня своими ртутными глазами (как и у всех хаклонгов, они краснеют, когда он испытывает сильные, особенно негативные эмоции, но сейчас были чистым серебром) и сказал: «Тебе пора». И я сама почувствовала, что пора. И вынырнула из того пространства, которое хаклонги называют «общей памятью». Мы называем. Я ведь тоже хаклонг, пусть и всего лишь на одну восьмую.