Вера Окишева - Взмах чёрного крыла

— Сила накапливается. Потерпи немного, завтра пройдёт, — попросил меня советник, приближаясь. Он пальцем поднял моё лицо выше, оценивающе разглядывая, повертел голову то в одну сторону, то в другую.

— Ты станешь очень сильным магом. Возможно, равной мне, — с грустью шепнул он, прежде чем отстраниться. — Готова ли ты к такому грузу ответственности? Сможешь ли постоянно сдерживать огонь, бушующий в крови?

— Какой ответственности? — чуть смутилась от строгости в его голосе. Словно отец дочь отчитывал. — Мне надо стать универсалом, но только для того, чтобы вернуться домой.

— А дальше что? Ты отдаешь себе отчёт в том, что дома ты останешься магом? Это уже не выключить. Оно уже у тебя в крови — магия, я имею в виду. Там, на Земле, ты не сможешь колдовать в открытую и должна будешь следить за собой. Готова?

— Да, конечно, — уверенно ответила. — Ведь другого выбора у меня всё равно нет.

— Выбор есть всегда. И не стоит быть такой категоричной.

Мы шли по коридору в сторону моей спальни. Я помнила порядки и, извинившись, ушла, чтобы переодеться к завтраку. Есть хотелось так сильно, словно неделю не ела точно. Живот устроил музыкальный бунт, урча громко и настойчиво.

В этот раз служанки меня одели в скромное лёгкое розовое платье с длинными рукавами, подол приходилось придерживать руками, чтобы не упасть, наступив на его край. Туфельки без каблука отнимали у меня рост. Но Гетер вновь восхитился моей красотой и поцеловал обе руки.

После всего осознанного за последние сутки я переосмыслила прежние обиды и стала иначе воспринимать Гетера. Я искренне улыбалась ему, когда он рассказывал о своей учёбе в академии, а также объяснял, как себя вести с преподавателями. По его мнению, особенно я должна постараться радовать Инка. Он, без сомнения, та ещё заноза, но в качестве преподавателя магии выше всяких похвал.

Рука Гетера по-хозяйски уверенно лежала на моей талии, когда мы перенеслись в академию. Удивительно, но меня это не раздражало, а даже… поднимало настроение. Ровно до тех пор, пока мы не приблизились к аудитории, у порога которой вернулась моя неуверенность. Советник, не входя в помещение, кивком поздоровался с преподавателем и, шепнув коротко: «Будь умницей», быстро удалился.

Я очень неуютно чувствовала себя под явно осуждающими взглядами большинства студентов, которым совершенно очевидно претило такое особое отношение ко мне со стороны преподавателей. А сегодня все прямо шеи сворачивали, пытаясь заглянуть мне в глаза. Я буквально кожей ощущала голодные взгляды молодых оборотней и ёжилась от неприятного чувства. И даже вившиеся вчера вокруг противной девчонки ее фанаты сегодня, на удивление, таращились на меня наравне с остальными. А вот самой «королевы» в аудитории не было видно. Подходя к парте, за которой я сидела вчера, заметила, что рядом с ней как будто даже проходы стали уже. Я не поверила своим глазам, но вокруг моего места оборотни сидели так плотно, что разве что друг другу на колени не залазили. Мне ни разу не довелось побывать в зоопарке или сафари-парке, но, думаю, оказавшись в клетке с оголодавшими волками, испытывала бы то же самое. Один неверный шаг — и на меня накинутся. Дома, на Земле, я бы такое навязчивое внимание в общественном месте посчитала бы домогательством. А здесь мне оставалось лишь уповать на защиту моего… нет, не моего, нет, что это я говорю такое, просто второго советника и жалобно смотреть в сторону преподавателя Ти.

— Студенты, напоминаю, что госпожа Фукуи наложница второго советника, и вам не стоит даже мысленно к ней приближаться. Я прав, госпожа Фукуи?

— Совершенно верно, — кивнула я и, наконец, смогла сесть на свое место.

После короткой переклички преподаватель озвучил тему небольшого контрольного опроса: «Реформы династии Шарат и результаты их воплощения в жизнь». Когда Ликард объяснял мне эту тему, он упомянул, что любого, даже самого подготовленного студента можно с легкостью завалить на ней. Ибо сторонников этих реформ было ровно столько же, сколько их противников. И споры о привнесенной пользе и вреде от этих реформ до сих пор могли вылиться в драку даже между самыми мудрыми и выдержанными оппонентами. Одним словом, студенты боялись этой темы как огня, а преподаватели знали это и использовали данный материал, чтобы лишний раз ткнуть носом даже самых успевающих учеников в необходимость уделять больше внимания не только истории как таковой, но и умению вести политические дискуссии.

Не дождавшись добровольца, Ти вопросительно взглянул на меня. Уговаривать меня не пришлось.

Династия Шарат — это династия моего отца, значит, мои предки, а знать историю своего рода досконально я была обязана. Пусть никто, кроме Ликарда, и не знает о моих корнях, пусть отец, по словам советника, не хочет меня признавать, для меня самой это стало важным. Первый император династии занимал особое место в истории, он первым начал строительство школ для бедных и открыл первую лечебницу для малоимущих в столице. О нём было сложено много историй, и все они полны мистики. В то же время универсал и сильнейший маг Император Ши не баловал своих подданных. Он благоволил всем воинским кланам, так как не простил лицемерным драконам их коварства и, помня печальный опыт своих предшественников, содержал армию империи в постоянной боевой готовности. А вот купеческим родам и семьям, особенно тем, которые вели интенсивную торговлю с другими мирами, пришлось очень туго, потому что при нём коммерческие отношения с иномирцами приостановились. Его сын продолжил все начинания отца. Он прославился упрощённой налоговой системой и доступностью образования — при нём были построены более двадцати школ по всему миру тенгарцев. Я не успела ещё рассказать о более значимых деяниях прадеда, как преподаватель Ти меня остановил и попросил сесть на место.

— Очень познавательный рассказ, госпожа Фукуи, — похвалил меня престарелый оборотень. — Я не вижу смысла вам посещать мои занятия. Вы действительно знаете программу досконально, даже экзамена не нужно, чтобы в этом удостовериться. Поэтому я ставлю вам высший…

В этот момент дверь в аудиторию распахнулась, и, слегка шатаясь и придерживаясь за стены, вошла та самая вредная девица. Она была чрезвычайно бледна, черные глаза лихорадочно сверкали на обескровленном лице, но губы растягивались в некой победной ухмылке.

— Простите за опоздание, но я… — тут она заметила меня, неприятно усмехнулась, и с превосходством добавила: — оказывала донорскую услугу.

— И кому же это, позвольте спросить, так не терпелось, что нельзя было дождаться окончания занятий? — язвительно поинтересовался преподаватель.