Холли Блэк - Белая кошка
— Это был секрет. Твое существование — тайна.
Он тоже смотрит на мою руку и стискивает зубы. Перчатка, наверное, осталась в ресторане.
— Мне жаль. — Шатаясь, поднимаюсь на ноги.
Мне действительно жаль.
— Как самочувствие? — спрашивает Баррон.
— Тошнит.
И не потому, что укачало. Меня всего трясет, никак не могу унять дрожь.
— Из-за тебя я убил тех двоих, — шипит Антон. — Они на твоей совести. Я всего-навсего хочу вернуть старые деньки, когда слово «мастер» еще что-то значило, когда магии никто не стыдился. Нам принадлежали полиция и чиновники, мы правили этим городом. Те времена можно вернуть. Они называли нас магами, волшебниками, искусниками. Когда я окажусь во главе клана, весь город снова станет нас бояться. Благородная, стоящая цель.
— И как же ты этого добьешься? Думаешь, правительство закроет на все глаза только потому, что ты кокнул дядю и встал во главе семьи? Думаешь, Захаров — такой альтруист, не взял бы их за горло, если б мог?
Антон бьет меня прямо в челюсть. Голова буквально взрывается от боли. Неуклюже спотыкаюсь и чуть не падаю навзничь.
— Погоди. — Филип пытается оттащить друга. — Он просто малолетний пацан, хоть и болтает слишком много.
Делаю шаг по направлению к Антону, но Баррон хватает меня за локоть, пытается натянуть рукава толстовки на мои голые руки.
— Не глупи.
— Держи его, — командует племянник Захарова. — Я с тобой еще не закончил, малец.
Баррон хватает меня за второй локоть.
— Что ты делаешь? — причитает Филип. — На это нет времени. Синяки же останутся, сам подумай.
— Уйди с дороги, — качает головой Антон. — Забыл, кто твой босс?
Брат переводит взгляд с меня на племянника Захарова, будто соизмеряя мою глупость и его гнев.
— Эй ты! — Я все еще пытаюсь вырваться, хоть сил почти и не осталось. Ладно, с Барроном мне не справиться, но рот-то свободен. — Что ты мне сделаешь? Убьешь? Как тех парней? Как Лилу? Чем она провинилась? Стояла у тебя на пути? Оскорбляла? Отказывалась пресмыкаться?
Иногда я веду себя очень глупо. Баррон держит меня сзади, и Антон бьет прямо в подбородок. Наверное, этот удар я вполне заслужил. Перед глазами вспыхивают искры, боль отдается даже в зубах.
— Заткнись! — кричит он.
Чувствую во рту металлический привкус, похоже на старые монетки, щеки и язык — как куски сырого мяса, с губ капает кровь.
— Довольно, достаточно, — суетится Филип.
— Я здесь решаю, когда достаточно.
— Хорошо, прошу прощения. — Сплевываю на землю. — Все усвоил. Можешь больше меня не бить. Беру свои слова назад.
Филип прикуривает сигарету, отворачивается и выдыхает облако дыма. Антон заносит кулак, на этот раз удар приходится в живот.
Пытаюсь увернуться, но двигаюсь слишком медленно, да и у Баррона крепкая хватка. Как больно! Со стоном сгибаюсь пополам. Слава богу, теперь можно упасть на землю, свернуться калачиком, не двигаться. Лежать тихо и не двигаться, пока боль не пройдет,
— Бейте его. — Голос у Антона прерывистый. — Вы должны доказать свою преданность. Ну же. Или все отменяется.
Усилием воли заставляю себя сесть, пытаюсь выпрямиться. Все трое смотрят на меня сверху вниз, как на пустое место, на прилипшую к ботинкам грязь. В голове вертится «пожалуйста», но вместо этого я выдавливаю: «Только не по лицу».
Баррон бьет первым, он сбивает меня с ног. Всего несколько ударов, и я теряю сознание.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Больно шевелиться, больно даже дышать. Вчера ушибы ныли не так сильно. Лежу в кровати в своей старой комнате и проверяю память: нет ли провалов? Точно так же в детстве осторожно нащупывал языком дырку от выпавшего зуба. Помню все совершенно отчетливо: надо мной нависают братья, Баррон бьет ногами, снова и снова. И пистолет — он стал змеей, обвился у того парня вокруг запястья. Только как в кровати очутился — не помню, но это потому, что сознание потерял.
— Боже мой.
Дотрагиваюсь до лица, рука вроде моя, обычной нормальной формы. Медленно ощупываю шов на ноге. Там под кожей остался один целый камешек, два других раскололись. Рана ноет от малейшего прикосновения. Значит, я не сошел с ума. Талисманы сработали, Баррон дважды колдовал, и они раскололись. Баррон.
Мастер памяти. Копался в голове у Мауры. И у меня.
Желудок выворачивает. Медленно перекатываюсь на бок, еще не хватало подавиться собственной рвотой. Кружится голова, все как в тумане, напротив на стопке чистой одежды сидит и щурится белая кошка.
— Ты что здесь делаешь? — шепчу я.
Такое впечатление, что в горле битое стекло.
Она встает с моего свитера, потягивается, выгибает спину, пару раз выпускает когти, прошивая ткань насквозь.
— Видела, как меня вчера притащили? — Вместо слов получается неразборчивое кваканье.
Облизывается, демонстрируя розовый язычок.
— Прекрати кокетничать.
Приседает на задние лапы, а потом прыгает прямо в кровать. Вздрагиваю от неожиданности, и все тело немедленно скручивает от боли.
— Я знаю, кто ты. Знаю, что с тобой сделал.
«На меня наложили проклятие. Только ты можешь его снять». Ну конечно.
Какая у нее мягкая шерсть, протягиваю руку и глажу выгнутую спину. Вранье все это — я не знаю ее. Возможно, догадываюсь, кем она была раньше, но кто передо мной теперь?
— Не знаю, как тебя обратно превратить. Теперь вижу: я сам тебя проклял, все сходится, но не имею не малейшего понятия, что делать.
Кошка замирает. Утыкаюсь носом в пушистый мех, чувствую ее лапы на своей коже, острые коготки.
— Амулета против сна у меня нет, ты можешь работать надо мной. Помнишь, как тогда, на крыше, или в сарае в грозу, или когда ты еще была человеком.
Ее мурлыканье похоже на отдаленный рокот грозы.
Закрываю глаза.
Открываю их и снова чувствую боль во всем теле. Пытаюсь встать и поскальзываюсь в луже крови. Надо мной склонились Филип, Баррон, Антон и Лила.
— Ничего не помнит. — Лила теперь в образе девушки, улыбается, оскалив острые собачьи клыки.
Ей определенно больше четырнадцати. Такая красивая, что я съеживаюсь от страха. Смеется.
— Кто пострадал?
— Я, — отвечает Лила. — Ты что. забыл? Я умерла.
С трудом встаю на колени. Театр — я на сцене уоллингфордовского театра. Вокруг никого. Тяжелый синий занавес опущен: из-за него доносится приглушенный шум голосов: наверное, публика собирается. Лужа крови исчезла, в полу зияет открытый люк. Поднимаюсь на ноги, снова поскальзываюсь и чуть не падаю прямо в черную дыру.
— А как же грим? — На сцене появляется Даника в сияющей кольчуге, с пуховкой в руках; ударяет меня по лицу, и поднимается целое облако пудры.
