Евдокия Филиппова - Посох Богов
Услышав имя Харапсили, Асму-Никаль встрепенулась, подняв испуганные глаза на Алаксанду. Тот понял безмолвный крик жены. Неужели снова бежать!
Ночью, сидя на краю постели и обхвавтив голову ладонями, словно пытаясь унять взбудораженные мысли, Асму-Никаль в отчаянии сказала мужу:
— Она будет снова искать нас, будет искать Жезл. Мы слишком близко к ней. Как царица, она востократ опасней. В Таруише нам не спастись от её мести.
Алаксанду осторожно, как будто опасаясь напугать её больше, обнял жену за плечи, успокаивая словами и мягкостью в голосе:
— Завтра я договорюсь с Матусилисом. Мы присоединимся к его каравану. Он отправляется на корабле ахейцев через море в Кносс. Корабль уйдёт через неделю. Надеюсь, море надёжно отделит нас от Харапсили. Не выразить словами, как мне жаль покидать родную Трою. Здесь прошли наши лучшие дни, возлюбленная моя. Здесь впервые ты принадлежала мне. Помнишь ли ты, любовь моя, как облачённая в красное одеянье ты вошла в этот дом и разделила со мною ложе, устланное цветами, как над нами убаюкивающе жужжали пчёлы? Помнишь, как сама чернокрылая Ночь накрывала нас? Это место священно для меня. Но придётся оставить и его. Утром начинай немедленно готовится к отъезду.
Душа Асму-Никаль подёрнулась серой пылью печали. Снова бежать! Она горестно посмотрела на спящую дочь. Никаль-Мати мирно лежала в своей постели. Золотистые локоны девочки, так похожие на волосы её матери, струились по подушке. Асму-Никаль тихонько погладила малышку по тёплой щеке. Девочка улыбнулась во сне.
Асму-Никаль смотрела на лицо дочери. Её глаза потемнели, взгляд стал отрешённым, словно она заглянула в немыслимую даль, пытаясь рассмотреть там нечто очень важное, и в этой туманной дали, среди множества лиц, стран и городов она увидела всю жизнь Никаль-Мати, все возможные повороты её судьбы. Она понимала, что сейчас пытается проложить узенькую тропинку, которая потом станет дорогой жизни её Никаль-Мати. Бежать! Это было единственно верное решение.
На следующий день маленькая Никаль-Мати вбежала в покои, где родители готовились к долгому путешествию. Вещи много раз пересматривались, откладывались ненужные, укладывалось только самое необходимое.
— Мама, что это?
Асму-Никаль и Алаксанду одновременно подняли головы.
В руках девочки был Лазуритовый Жезл. Она держала его как игрушку, как держала бы свою любимую серебряную пчелу, крепко сжимая обеими ручонками.
Асму-Никаль медленно подошла к ней, осторожно вынула Жезл из ладошек дочери и вышла из комнаты.
Её маленькая дочь, её Никаль-Мати, ещё одно звено в цепи Прирождённых и грозное оружие, случайно или намеренно оставленное на земле Богами. Асму-Никаль, и без того напуганная и измученная мыслями о будущем, едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Совсем недавно ей казалось, что она, наконец, в безопасности и может жить простой жизнью, но теперь она знала, что покоя не будет никогда.
Если есть оружие, значит, будут войны. Как надёжно спрятать Жезл? Как вернуть его тем, кому он должен принадлежать?
Асму-Никаль опустилась на колени и закрыла глаза. В который раз она молила Богов забрать своё оружие, не оставлять его людям.
Через несколько полных тревоги и волнений дней прозрачным утром Асму-Никаль шагнула на ахейский корабль. Держа за руку Никаль-Мати, она стояла на палубе и смотрела на порт Цальпувы, на исчезающий скалистый берег, на бирюзовые волны моря.
А перед внутренним взором снова и снова возникала оставленная в её собственном прошлом и прошлом истории человечества прекрасная Хаттуса, с её величественными храмами, плоскими крышами домов, царским дворцом и таинственной горой Эббех, где она впервые увидела свет Звезды.
За морем была другая страна, другие люди, другая жизнь. Именно туда она везла теперь Лазуритовый Жезл. Почему? Зачем? Она этого не знала.
Глава 17. Город морских царей
Корабль ахейцев плыл по морю, сотканному из звёздного света и морской пены. Он рассекал волны, подгоняемый взмахами вёсел, ритмично двигавшимися в такт древней песне надсмотрщика.
Сильные ветра сменялись затишьем. То громко трепетал на мачте высокий и узкий парус, наполняемый попутным ветром, то глухо стучали вёсла. То корабль швыряло с волны на волну, то вновь высыхали под яростным солнцем рваные клочья белой пены, выброшенные беснующимся морем на деревянные доски корабельной палубы.
Но вот, наконец, у горизонта показались чёрные горы Крита. Над сине-зелёными кронами кедров, выросших прямо на скалистом откосе, реяли белые чайки.
Вскоре корабль, подгоняемый попутным ветром по изумрудной воде, врезался в белую полосу пены прибоя, не опасаясь полого спускающихся к морю прибрежных скал, переливающихся в волнах горячего воздуха.
Асму-Никаль стояла на треугольной площадке у острого носа судна, и смотрела, как корабль ахейцев, входит в безмятежную лазурную гавань, обиталище нимф, спутниц Артемиды, древнюю гавань Амниса с домами, построенными из ровных и гладких плит серого слоистого камня. Ещё никто из тех, кто сейчас был на берегу и никто, из тех, кто только готовился покинуть судно, не подозревал, что таинственный груз, который он вёз на своём борту, несёт сюда угрозу этой простой радостной жизни.
Судно качнулось, и они причалили к кольцам гавани. С пристани спустили мостки, и, осторожно ступая по гнущемуся дереву, Асму-Никаль сошла на берег, всем сердцем надеясь, что здесь они сумеют скрыться от Харапсили. Она надеялась, что их следы затеряются среди грозных перекрёстков, где владычествует сама Геката, в дремучих лесах, где охотятся собакоголовые тельхины, древние демоны Крита.
Асму-Никаль стояла на серой, осыпанной хвоей скале, прислонившись плечом к Алаксанду, державшему на руках маленькую Никаль-Мати. Они верили, что так будет всегда.
А там, где ладья небесная у пристани встала,Место то «Белою пристанью» она назвала.А место, где груз она выгрузила,То место «Лазурною пристанью» она назвала.
— прочитал Алаксанду под торжествующий гул волн и отчаянные крики чаек.
Теперь их путь лежал в Кносс, город морских царей.
Здесь, на северном берегу Крита, между двумя гаванями, как жемчужина в короне Средиземноморья красовался лучезарный Кносский дворец, венец творения минойцев.
Асму-Никаль не видела такой красоты ни в Хаттусе, ни в Таруише, ни в Канише, ни в Нерике. Всё это великолепие, сотворённое древним народом Крита, можно было сравнить только с творениями самих Богов. Здесь горы стали стенами дворца, сложенными из колоссальных обтёсанных глыб и украшенных золотыми и бронзовыми цветами. Лесные деревья — странными красными колоннами, суживающимися книзу. Тонкая сетка теней от листвы на земле — воротами с ажурными медными решётками. Набегающие на берег морские волны — голубыми и чёрными завитками карнизов в больших залах дворца. А сложная, полная таинственных древних ритуалов жизнь критян — великолепными фресками, изображающими священные игры с быками, процессии женщин с сосудами в руках и пляшущих девушек. Блюда из сплава золота и серебра, покрытые тончайшими рисунками, фаянсовые вазы с узорами, изображающими морских животных — всё было странно изысканно и загадочно. Лишь военных подвигов не изображали дети моря, потомки морских царей, обладатели лучшего флота на Внутреннем море, живя на острове, и не боясь нападений.
