Мой Проклятый Север - Дарья Закревская
— Какая камера была у вас с Тиалой в детстве? — вырвалось у меня.
Я прикусила язык. Зачем спросила, это же явно не то, о чем приятно вспоминать.
— Ош рассказал? — хмыкнул он. — В нашем случае виррил использовался старый. Так что несколько лет мы не знали, как это — ощущать силу.
— Мне очень жаль, Ворон, что вам пришлось такое пережить. Особенно из-за Одаренного.
— Одаренный — не равно хороший человек, Альяра, — спокойно заметил он.
— Я уже поняла.
Спасибо Тарию. При мысли о кураторе я погрустнела. Меня расстраивало и то, что он не рядом, и то, что отсутствует сама возможность столкнуться с ним в лагере.
— Когда вернется Тарий? — прервал мои размышления Ворон.
Я напряглась. Несмотря на то, что подозревала в предательстве я Кириса, расслабляться не стоило. Кто вообще сказал, что предателей не двое?
— Куратор Ош не уточнил, — пробормотала я.
— Альяра, — Седой остановился и развернул меня к себе. — Он уехал, ничего не успев рассказать. Если ты что-то знаешь, если ему нужна помощь… Его отъезд связан с Пустошью?
— Не знаю, Ворон. — Я избегала смотреть на мужчину.
Он глубоко вздохнул.
— Будь осторожна, практикантка.
Мы зашли во Дворец и спустились в подземелья. Ну конечно, где же еще оборудовать камеры, как не в подвале? Я фыркнула. Не удивлюсь, если и местные чудовища тоже находятся поблизости.
Ворон завел меня в небольшую комнату — камерой ее назвать было сложно. Внутри стояли кровать, стол и стул, а в углу, за отдельной дверью, располагалась туалетная комната. Даже с душем.
И только удушающее ощущение от невозможности пробудить дар давало понять, что это не обычное помещение.
Дверь закрылась. В замочной скважине провернулся ключ. Я осталась одна.
И резерв потратила, и от Пустоши не убереглась. Надежда — только на скорое возвращение Тария. Но вряд ли ему хватило пары дней, чтобы все разузнать в столице.
А значит, сегодняшний выход в Пустошь для меня неизбежен.
Примерно через час по моим подсчетам заурчал живот. Через два мы урчали уже на пару, живот — от голода, я — от скуки.
Заняться было абсолютно нечем. Проверив, не завалялась ли где-то в недрах стола книга или хотя бы письменные принадлежности, я тяжело вздохнула — все отделения пустовали. Зачем вообще тогда в камере нужен стол, что за издевательство?
Внезапно из коридора послышался шум. Небольшое окошко на двери — наверное, используемое для разговоров и передачи еды, с противным скрипом слегка отодвинулось.
— Альяра, ты тут? — раздался громкий шепот.
— Она там? — другой приглушенный голос. Шум возни, чье-то «да слезь же с моей ноги, очкарик!». — Ни гната не вижу, темно!
— Может, Ворон пошутил?
Я подошла к двери, слегка присела (отверстие было примерно на высоте моей талии) и выглянула наружу. Напротив, отпихивая друг друга боками, стояли Эйджел и Киш.
— Чшш, смотри! — увидел меня рыжий. — За что тебя засадили?
— Нашел, о чем в первую очередь спрашивать, — проворчал староста. — Альяра, мы тебе еду принесли! — Он просунул поднос с тарелками через окошко.
Я аккуратно взяла его и поставила на стол. Суть стола в комнате стала ясна.
— А ключ от камеры вы не принесли? — с надеждой спросила я.
Ребята погрустнели.
— Ворон нас проинформировал, что ты до вечера несешь наказание, но разрешил передать еду. Зато к ужину тебя отпустят.
— «До вечера несешь наказание», — тут же фыркнул Киш. — Староста, ты по-человечески разговаривать можешь?
— А я не человек, я — маг, — недовольно заметил тот.
— Очкарик, я тебя когда-нибудь придушу! — Судя по голосу, готовность шарахнуть каким-нибудь заклинанием Эйджела у рыжего была максимальная.
— Ребята, я вам не мешаю? — беззлобно проворчала я.
Что ни говори, а с присутствием этих двоих настроение у меня сильно улучшилось.
— Отодвинься, мозговитый наш, — толкнул старосту Киш и припал к отверстию. — Альярка, почему тебе в Пустошь нельзя?
— Я не могу поделиться, точно не здесь, — тихо проговорила я. — Просто поверь, что так надо.
— Ладно, — серьезно кивнул рыжий. — Эйджел, заклинание «дуба» помнишь? Какое там плетение?
Ой-ей. Я отошла вглубь комнаты и забралась под кровать. Заклинание «дуба» разнесет здесь все на кусочки. Студенты Академии обожали занятия по его отработке. Поток чистой силы закручивался по спирали и уплотнялся, пока не достигал пика, а затем сжатая пружина выстреливала, разнося перед собой любое препятствие. Конечно, простую дверь, даже запертую магией, легче магией и открыть, но ни Киш ни Эйджел талантом взломщиков одарены не были. Мне снятие защитных заклинаний давалось на отлично, но в комнате без магии это умение никак не помогало.
Снаружи так загудело, что пол подо мной задрожал. Тряслись стены, ножки кровати угрожающе подпрыгивали, а стул отъехал куда-то в сторону. Раздался громкий «бум» — я схватилась за уши, от ужаса не соображая — оглохла? Лопнули перепонки? Или я умерла?
Когда дрожание прекратилось, я осторожно вылезла из-под кровати. Поднос с едой валялся на полу. Стул — около двери. Той самой, которую должно было разнести на кусочки. И которая издевательски стояла без единой царапины.
Вот гнат.
Я выглянула сквозь отверстие. Коридору повезло меньше — дыру в стене напротив моей камеры я оценила. Вероятно, параноики Проклятые предусмотрели защиту от «дуба», и не справившись с дверью, заклинание срикошетило назад.
— Киш, Эйджел, вы живы? — забеспокоилась я за ребят.
Раздались стоны и ругательства. Стоны — от старосты, отборная ругань — от рыжего.
Послышался топот ног и крики.
— Какого скрофа тут творится! — узнала я голос Ворона. — Маккейн, Вюрт, вашу ж Светлую Мать!
Дальше он долго отчитывал Одаренных за глупое поведение, порчу королевского имущества, попытку обеспечить побег наказанной практикантке; а затем, на несколько секунд распахнув дверь, одного за другим впихнул ребят в комнату.
— Вместе посидите, может, совесть проснется. А еще Одаренные, элита Академии Одаренных, — буркнул Седой напоследок.
— Ворон, есть хочется! — крикнула я.
— На голодный желудок думается лучше, — отрезал он и удалился.
Ребята уселись на кровать. Покрытые пылью, грязью, все в мелких порезах и ссадинах и с дырками в одежде.
— Жрать охота, — простонал рыжий.
— Да ты только что обедал, смолотил шесть котлет и с десяток вареников! И печенек натрескался! — подскочил староста.
— Моему
