Дикое царство. О чем поет Север - Евгения Мос
Кори почти нагнал меня, я снова захотела убежать… резко развернулась и чуть не врезалась в женщину, вовремя заметив ее. Я быстро поправила наряд и склонилась.
— Моя госпожа, приветствую вас, — сказала я Шойдре.
— Здравствуй, Эстер-фисари, — ответила она. — Можешь выпрямиться.
Я подняла на нее голову. Шойдра была великолепная в своем золотистом наряде. А ее прямые черные волосы струились вдоль спины и груди. На лице были намеки возраста, а если присмотреться, то можно было найти морщины около глаз и в уголках губ.
— Госпожа Шойдра, — бойко воскликнул Кори и поклонился. — Рад вас видеть!
Она слегка улыбнулась ему, взгляд ее от чего-то погрустнел.
— Веселитесь? — спросила она.
— Да, играем, моя госпожа, — сказала я.
— Вы тоже хотите? — спросил мальчик.
— Я уже не подхожу для этих развлечений, — покачала она головой.
Мы молча стояли напротив друг друга. Я не ощущала враждебности от нее и вспомнила слова Разие. Мне, действительно, повезло, что я не стала наложницей ее мужа. Интересно, она уже познакомилась с Разие?
Вечером я узнала, что нет. После того как мы попрощались в саду, я доиграла с Кори, почитала с ним в комнате и вернулась к себе. И за ужином я заметила, что Разие была напряжена. Когда к нам вошла госпожа Шойдра, я увидела в ее глазах страх и смирение. Она знала, что этот момент рано или поздно наступит. Знала, что он неизбежен.
— Добрый вечер, дорогие фисари, — поздоровалась госпожа своим низким грудным голосом.
Мы встали и поклонились ей, я слышала быстрое биение сердца Разие, видела ее улыбку с ямочками. И понимала, как ей тяжело улыбаться, когда так страшно. Но Шойдра была очень спокойной, села рядом и наложила себе еды. Расспрашивала как нам живется, довольны ли мы своими нарядами и украшениями.
— Ты уже понесла? — спросила она резко у Разие.
— Пока не знаю, моя госпожа. Еще не подошло время дней крови, что понимать наступят они или нет.
Дни крови. Ну и название. На моей родине мы их называем дни красной луны.
— Надеюсь, что как можно скорее это решится, — строго сказала Шойдра. — Ты ведь здоровая?
— Да, конечно.
— Хорошо, чем скорее — тем лучше.
— Конечно, госпожа.
Я понимала, почему Шойдра хочет, чтоб Разие быстрее понесла от царя. Тогда она перестанет посещать ее мужа. Эти обычаи… боюсь, что мне их все-таки никогда не понять.
Тут в комнату постучались, это была Кали. При виде госпожи она сделала глубокий поклон, а затем обратилась ко мне:
— Господин Дарий ждет вас сегодня вечером, Эстер-фисари. Мне нужно вас подготовить.
Мои глаза изумленно расширились. Уже? Сегодня? Но почему… Но на этот вопрос только он сам сможет мне ответить.
— Конечно, я посещу купальню и приду в комнату свою через полчаса.
— Вам понадобится моя помощь? — спросила она, кося глаза на присутствующих.
— Нет.
— Эстер-фисари, — обратилась Шойдра. — Не стоит отказываться от помощи. Хотя, уверена, что именно благодаря твоей самостоятельности и не приторному характеру ты понравилась Дарию.
— Мне так комфортнее, госпожа, — ответила я.
Уже после купальни я сидела в комнате, а Кали привычными движениями заплетала мне волосы. Это уже стало чем-то обыденным.
— Розовое масло? — спросила она, откручивая крышку бутылочки.
— Давай сегодня без него.
— Почему?
— Комфортнее без цветочных запахов.
— Ну как считаешь нужным… а господин что говорит?
— Он не говорил о розовом масле ничего…
Кали не стала дальше допытываться. Она уже уяснила, что меня не разговорить на эту тему. Да и было бы что рассказывать. Через какое-то время вошла Люкасса и повела меня привычной дорогой.
— Видимо, ты его впечатлила, если он снова тебя зовет, — заговорческим тоном сказала она.
— Кто знает…
У меня не было ответа на вопрос, почему он снова позвал меня. У меня и без того хватало переживаний.
Вот Люкасса снова стучит в дверь, открывает ее заводит меня, а затем закрывает. Дарий сидел на кровати, на его лица просияла улыбка при виде меня, и я улыбнулась в ответ.
— Почему ты так скоро велел мне снова посетить твою комнату? Хочешь еще оружие мне подарить?
— А тебе нужно больше оружия? — спросил он, блеснув глазами.
— Пока вполне хватит кинжала.
— Вообще, нам нужно поговорить.
— О чем?
— Присаживайся.
Он показал на место рядом с собой, я села. Мои ноги не доставали до пола. Было не очень удобно, я поболтала ими от дискомфорта. И тут он сделал странную вещь. Взял в руки мои ступни и перекинул их на кровать, предварительно сняв обувь. Он касался пальцами моих голых подушечек пальцев, я их подогнула.
— Тебе холодно? — спросил он.
— Нет, просто…
Но он уже сжимал ладонями ноги, слегка разминал, согревая. Забавно, но из нас двоих я была куда-то более привычная к холоду. Я-то знала это. Но я не могла ничего поделать с его прикосновениями, разжигающими во мне непривычные для меня реакции. Хотелось одной ногой повести по его бедру, прижаться крепче.
Может я и стала лгуньей, может врала всем окружающим. Но все-таки меня учили честности, прежде всего перед самой собой. Поэтому я позволила себе внутри признаться, что он мне нравился. Я осознавала, как это неправильно, и что у нас нет будущего. Но он мне нравился! И что я сделаю с этим?! Ничего. Это просто факт. Я хочу запустить руку в его волосы, хочу потрогать его щеку, ощутить щетину, провести пальцем по его прямому упрямому носу. Хотелось коснуться его губ своими губами.
Он — хороший человек. Почему он не может мне нравится? Может. Это быть с ним вместе я не могу. А все мои реакции — это мои проблемы. Да и кто сказал, что это вообще проблемы?
— О чем ты думаешь? — спросил он. — Твое сердце ускорилось.
— Ты очень загадочен, хочу узнать скорее, о чем хочешь поговорить. Это от нетерпения.
— От нетерпения? — усмехнулся он. — Ладно. Ты уже слышала, что Шойдра вернулась из Эфирая, Кори сказал, что вы встретились в саду.
— Да, а еще она посетила нашу общую комнату с Разие.
— В Тигрином Доме неспокойно. Солен беспокоится о том, что они замышляют что-то, им недостаточно проявлений силы короны.
Я внимательно его слушала, заставляя себя сосредотачиваться на его словах, не думать о том, что его горячие руки греют мне ноги, и что это очень приятно.
— Царь отправляет меня в Эфирай.
— Надолго? — спросила я, ощутила небольшую грусть,