Мемуары рядового инквизитора. Господин королевский некромант - Галина Львовна Романова
Я махнул рукой, привлекая внимание сына:
- Если хочешь посмотреть, что там происходит, сбегай, полюбопытствуй.
- Правда? Вы, - в его голосе и глазах изумление и смешалось с облегчением, - меня отсылаете? Я… могу вас оставить?
- Да. Можешь. Я вполне пришел в себя. Посижу тут, переведу дух. Потом догоню процессию…
Которая почему-то не спешила двигаться с места. Видимо, Яго сумел ее остановить. В самом деле, что же там происходит?
Родольф убежал, и я снова обратился к жене. Смерть стояла надо мной, не прикасаясь. На знакомых вишневых губах играла улыбка. Она всегда улыбается.
- Я бы предпочел исполнение желания.
{Вот как…}
- Да, желания. В тот день и час, когда я тебя призову, ты обязана будешь явиться на мой зов и подарить достойный и легкий уход из жизни мне… или тому, на кого я укажу!
{Вот как, }- повторила она безо всякой интонации.
- Вот так. В конце концов, я некромант… был некромантом, хочу сказать, и уход из жизни… ты сама понимаешь, что лично для меня это не вересковые пустоши и вечный праздник, а Бездна, тьма и одиночество. Не говоря уже о том, что большинство моих коллег не умирает просто так. Когда ушел в Бездну Бруно Черный… ты помнишь, что творилось в Зверине?
Тогда впервые на памяти горожан содрогнулась земля, а река выплеснулась из берегов и затопила несколько уличек на окраине, заодно подмыв часовню богини Воды и разрушив одно из кладбищ, так что полуистлевшие гробы приходилось вылавливать ниже по течению. Сам я отделался парой ушибов и вывихнутым локтем потому, что в миг кончины прежнего главы гильдии некромантов стоял на лестнице и потерял сознание, пересчитав при падении половину ступенек. А вот моему бывшему однокашнику Рудольфу Панде повезло значительно меньше – на него упала потолочная балка, когда начала разрушаться башня гильдии. И это я еще умалчиваю о том, что магистр Бруно Черный целую седмицу мучился от болей в животе и кричал так, что его вопли были слышны даже с улицы. И большинство прохожих лишь радостно потирали руки – мол, мучается некромансер проклятый, видать много грехов скопил за долгую жизнь. Ему не помогали ни заклинания, ни снимающие боль настойки. А под конец ко всему еще прибавилась жажда, и он непрестанно требовал воды… которую тут же извергал вместе с желчью и кровью.
В общем, мне бы не хотелось так умирать. Совсем нет.
{Услышано и засвидетельствовано, -} прозвучал голос моей жены. Она коснулась моей руки холодными пальцами, вскинув другую руку вверх, словно пыталась дотянуться до небес.
Не было ничего – ни грома, ни молнии, ни видений. Просто я вдруг поверил, что клятва будет исполнена. И, когда придет мой час, я призову Смерть без страха…
…потому, что достойная смерть не менее важна, чем достойная жизнь.
{Услышано и засвидетельствовано, -} повторила жена, наклонилась, касаясь моих губ поцелуем и выпрямилась: - {Жду…}
Я не успел спросить, чего именно – у ворот, наконец, что-то пришло в движение, и я услышал призывный крик. Родольф махал мне рукой:
- Отец! Отец!
Я оглянулся, вставая. Смерти рядом уже не было. Ушла. Не могу сказать, что на сей раз меня это огорчило.
- Что случилось?
- Отец, - юноша шагнул мне навстречу. – Там… там…
Оказывается, Яго Беркана не просто демонстративно попрощался с телом короля, назвав его дядей, но и потом поприветствовал королеву Ханну, назвав ее тетушкой, и поинтересовался, где его кузины, принцессы Августа и Мирабелла, дочери короля Болекрута. Мол, они тоже должны попрощаться с отцом. О том, что две принцессы предпочли удалиться от мира после кончины их матери, он отмахнулся, заявив, что девочки девяти и шести лет никак не могли сами принять такое решение. И он буквально приказал, чтобы принцесс доставили сюда для того, чтобы дочери могли отдать последний долг человеку, который, может быть, и любил их мать, но не ценил дочерей. И что у королевы плохие советники, раз за пять дней, прошедшие со дня смерти короля, никто даже не предложил послать за принцессами в монастырь.
Как ни странно, у на первый взгляд безумного предложения Яго нашлись сторонники, поэтому королева Ханна и дала распоряжение. Вернее, не стала спорить, когда так приказал Яго. Только после этого скорбная процессия стала втягиваться в ворота, но теперь уже рядом с катафалком шагал с непокрытой головой сам прославленный полководец, и я, догоняя колонну, несколько раз слышал шепотки, раздававшиеся со всех сторон: «Великие боги, как он похож!.. Просто вылитый дед!» - и меня терзало недоброе предчувствие. Масла в огонь поливал Родольф, который, хоть и сопровождал меня, все вытягивал шею, высматривая двухродного брата. Юноша буквально плясал, как молодой конь, и кончилось это тем, что я решительно оттолкнул от себя сына:
- Иди уж… поздоровайся!
Родольф бросил на меня благодарный взгляд и сразу исчез в толпе.
Я воспользовался этим и отстал, сворачивая на боковую аллею кладбища. Здесь, среди старых, давно уже заброшенных могил и осевших в землю надгробий и склепов старинных родов – многие считались старыми еще в те годы, когда я, как говорится, пешком под стол ходил – мне всегда думалось хорошо. Да и везде, на любом кладбище, некроманту всяко лучше, чем среди живых. Даже многолетняя служба в рядах Инквизиции не смогла вытравить у меня эту тягу. С покойниками было спокойнее…
Спокойнее?
Как бы не так!
По мере того, как похоронная процессия удалялась к Храму Смерти, где монахи-«смертники» уже начали торжественное моление, меня окутывала кладбищенская тишина, нарушаемая шорохами, вздохами, стонами и еле слышным сухим потрескиванием. Это терлись друг о друга кости, шевелящиеся в истлевших домовинах. Я дотронулся до ближайшего надгробия – на каменном постаменте высилась чаша, чьи округлые бока были испещрены вытертыми временем узорами. У подножия чаши на одной из граней постамента был выбит герб рода, на трех других – слова поминальных молитв и имена тех, кто покоился под плитой. Судя по оставленным местам на одной из граней, либо род угас до того, как заполнились все строки, либо часть его
