Запах ночного неба (СИ) - Вилкс Энни

— Нет, — покачал головой герцог. — Никогда.

Это была чистая правда. Никогда и никому он не ловил птиц, не разделывал птиц, не жарил птиц. И уж тем более не радовался тому, что сумел кого-то накормить, и что человек получает такое удовольствие от приготовленной его руками пищи. Это было столь нетипично для него, что Даор даже в шутку задумался, не сходит ли он с ума. Вот девочка улыбнулась снова, отставляя блюдо от себя, и мысль о безумии показалась не такой уж и неприемлемой. Ее сияющее лицо грело.

— А вы? — вдруг заметила Алана. — Вы же тоже со вчерашнего дня не ели.

— Не хочу, — мягко ответил Даор. Голода он не чувствовал.

— То есть вы приготовили его мне?

— Да.

Повисла тишина. Ее нарушила Алана:

— Спасибо. — Она кашлянула. — Тогда я пойду сполосну руки — и в путь?

Смутить ее было так же легко, как и обрадовать.

Даор кивнул, и девочка упорхнула в овраг к ручью. Даор проследил за ней, неощутимым плетением чуть придержал ее за спину, когда она споткнулась, спускаясь, и вернулся к полянке.

.

Огонь взметнулся и послушной змеей пронесся вперед, выжигая коридор шириной в человеческий рост настолько далеко, насколько хватало взгляда. Деревья горели с треском, камни оголялись, кричали птицы, врассыпную бросились животные.

— Что вы?..

Даор повернулся к застывшей Алане. Она всматривалась в догорающий тоннель широко распахнутыми глазами, будто не ожидала, что герцог решит упростить им путь.

— Ты же не думаешь, что я полезу через елки? — усмехнулся Даор. — Так мы дойдем намного быстрее.

— Но зачем же лес… — начала было Алана с каким-то сожалением, но встретилась с его взглядом. — Ясно. Да, вы бы точно не поползли по кочкам сквозь кусты, — вдруг хихикнула она. — Но это очень жутко. Будто путь в горящую бездну.

— Конечно, — подхватил черный герцог. — Бездну, из которой я родом и куда собираюсь тебя увести.

— Это не смешно! — возмутилась девочка. — Вы не мерзнете, не нуждаетесь во сне и еде. Вдруг вы и правда демон?

— Может быть, — ответил Даор, укладывая ее прохладную ладошку на свое предплечье и подхватывая воздушным потоком сына Келлфера.

29. Юория

Следуя за своим мужем, своим хозяином, центром своего мира, Юория ступила на берег. Она представляла себе место, в котором провела столько времени, как большой корабль, но ей трудно было даже примерно прикинуть его размеры: путь из покоев Вестера к трапу занял почти час, ведущие их матросы поворачивали раз двадцать, и Юории казалось, что ходили кругами. Стоило ей оказаться снаружи, она удивилась еще больше: ее временное пристанище совсем не было похоже на корабль, скорее, на застроенный разномастными деревянными домами остров, состоящий из нескольких соединенных плавучими мостами частей. Вся эта конструкция покачивалась на волнах, не совсем в такт, так что от взгляда на них кружилась голова.

Гавань, к которой причалил плавучий остров, была пустынной. По широкой полосе вросших в красную глину досок, в которую перетекал зубчатый трап, почти никто не ходил, и лишь шагах в сорока начинались какие-то кургузые круглые домики и широкая земляная дорога, на которой теснились люди. Похоже, что-то продавали, и покупатели облепили лавочки, шумно обсуждая товар. Мешанина ярких красок — пар-оольцы одевались невероятно безвкусно, — была такой пестрой, что у Юории рябило в глазах. До нее доносились какие-то одобрительные возгласы, мешавшиеся с шумом волн и криками морских птиц, обсиживающих берег у самой воды. Пахло тухлой рыбой и вездесущими специями, и немного цветущими водорослями, и еще чем-то, что она никак не могла назвать.

На доски пристани, несмотря на тесноту, никто не ступал. По периметру импровизированной набережной стояли черные как уголь и рослые как статуи пар-оольцы с чем-то, напоминавшим копья. Они были раздеты до пояса, но с покрытыми головами: несмотря на вечер, солнце все еще пекло. Юория даже залюбовалась ладными, напряженными, мускулистыми спинами.

— Вперед, — подтолкнул ее в спину Вестер, и Юория засеменила, освобождая сходящим с плавучего города морякам дорогу. Сотни матросов сгрудились справа, на уходящем в воду выступе, и продолжавшие сходить на берег, как муравьи, тянулись к этой мельтешащей группе. Они хохотали, похлопывали друг друга по плечам и выглядели так, будто необходимость сойти на берег на самом деле была возможностью поразвлечься.

Вестер же обогнул Юорию и свернул налево, к нескольким пожилым пар-оольцам в длинных ярких халатах, расшитых золотыми и каменными бусинами. Юория уже научилась присматриваться: чем знатнее был житель Пар-оола, тем больше драгоценностей он вешал на себя, чтобы всем показать свой высокий статус. Эти были одеты очень богато, их платья искрились на солнце и наверняка были очень тяжелыми. Мудрецы сидели под невысоким, покрытым крупными листьями навесом, а между ними стоял стол с искусно инкрустированным перламутром графином. Они опрокидывали чашу за чашей, освежаясь, и выглядели очень довольными.

Вот они приподнялись со скамей, увидев Вестера, и тот сложил руки в приветственном жесте.

Юория чувствовала, что Вестер встревожен и зол, но не посмела успокаивающе погладить его руку, как он любил: пар-оольцы уже радушно приветствовали мужа на своем варварском языке, а она осталась стоять позади, никчемная и ненужная.

Вестер разрешил Юории на время схода на берег взять с собой Апудо. Юория никогда бы не подумала, что единственным ее собеседником станет безымянная, сломанная рабыня, и что прихода Апудо она будет ждать с нетерпением — лишь для того, чтобы услышать человеческий голос, говорящий на родном языке, и почувствовать себя центром чьего-то внимания. Она просила мужа выкупить Апудо у Ннамди, и Вестер безразлично согласился подумать об этом, а пока девушка приходила пару раз в день, чтобы помочь Юории одеться и натереть драгоценным маслом все тело — как Юория поняла из острожных объяснений, такие процедуры каждый день проходили в Пар-ооле все женщины для утех. Когда Апудо сказала об этом, она тут же закрыла голову кувшином, готовая к ударам, но Юория не стала ее бить, лишь обессиленно опустилась на широкий мягкий топчан. Шлюха, значит. Вот кем она была сейчас для Вестера — безотказной красавицей, годной лишь для одного дела. Юория понимала, что это должно было ее разозлить, но почему-то гнев сонно заурчал в глубине души и пропал, оставив за собой опустошающее смирение. Если Вестер так решил — значит, так и было.

Это многое объясняло. Вестер теперь разговаривал с женой совсем мало, особенно после того, как заставил ее в экстазе повторять все те ужасные вещи про дядю — словно насытился ее отчаянием и покорностью, или же ему было неприятно. Муж возвращался в свои пустые роскошные покои поздно, смотрел сквозь Юорию, ничего ей не объяснял, и лишь во время восхитительных, болезненных любовных утех Юория верила, что тот вообще видит ее лицо. Вестер больше не ласкал жену, лишь грубо брал, не уделяя внимания ее наслаждению, а Юория, не помня себя от возбуждения, готовая служить ему душой и телом, сжималась вокруг него и жадно ловила его темный, острый, голодный взгляд. Остальное время она была ему не нужна и будто бы не интересна. Иногда ей казалось, что Вестер вообще не знает, что с ней делать дальше, и тогда она начинала бояться, что он лишит ее жизни, выбросив за борт.

Совсем неожиданные мысли приходили ей в голову: Вестер обращался с ней так же, как она с ним когда-то, и это было справедливо. Не увидев в свое время его потенциала, она использовала его как шепчущего-убийцу, как и он сейчас, не обращая внимания на глубину ее сути, отвел ей однобокую роль в том, в чем Юория действительно была хороша, но чем не исчерпывалась. Юория с нежностью вспомнила, как Вестер добросовестно и беспрекословно выполнял ее приказы — и что он представлял из себя теперь! — и сказала себе, что будет стараться не разочаровать его, особенно учитывая, сколько удовольствия теперь ей приносило его присутствие.