Элли Маккей - Горец в её постели
– Я умею.
Мара погладила шею кобылы.
– Она не желает ничего делать, только стоять и жевать, – сообщила она, от его улыбки она вспыхнула и почувствовала слабость. – Почему вы думаете, что она захочет иметь с вами дело?
– Для девушки, у которой при виде нарисованного рыцаря глаза становятся мечтательными, я подумал бы, что ты знаешь на это ответ.
Мара вспыхнула. Конечно, ей ли не знать о средневековых рыцарях. Этот конкретный, например, обладал раздражающим умением красть из ее головы все связные мысли.
Но она знала о рыцарях. О, да.
А чего не знала, то представляла. Такие благородные герои управляли своими лошадьми с легендарным мастерством.
По общему мнению, они в равной степени были умелыми с женщинами тоже.
От этой мысли по ее телу начал растекаться жар. Сильный, пульсирующий, сексуальный жар, который растекся внизу ее живота, медленно распространяясь по всему телу до тех пор, пока ее женские местечки не завопили в предвкушении.
Она прикусила губу, столь возбужденная, что не смела дышать, чтобы он не догадался, как сильно волновал ее. Фактически, у нее внутри все болело, и она боялась, что скоро закричит, если он не поцелует ее. Или, еще лучше, снова скользнет рукой между ее ногами. На сей раз, потирая ее до тех пор, пока она не распадется на несметное количество крохотных частиц.
Она переместилась в седле, дрожа от настоятельной потребности. Никогда она не испытывала подобной настойчивой пульсации. Пульсации такой раскаленной и изысканной, что она едва могла вытерпеть ее.
И только от того, как он смотрел на нее.
Как могло привидение заставить ее чувствовать это? Почему он не мог быть заурядным призраком? Похожим на белесую дымку? И как минимум, немного прозрачнее?
Почему он должен выглядеть настолько реальным?
Таким до неприличия сексуальным?
И почему она позволила себе влюбиться в него?
– Как часто говорит один мой злосчастный друг, твое молчание красноречиво, – промурлыкал он низким, спокойным голосом. – Следовательно, ты осведомлена о разнообразных … умениях рыцаря?
Мара задохнулась, поняв, что он подразумевал больше, чем управление лошадью. Она величественно выпрямилась, и каждый квадратный дюйм Керн Авеню взывал к ее смелости.
– Я думаю, это ваш шанс доказать свои таланты, – бросила она ему вызов. – Покажите мне, что вы можете.
Его улыбка стала озорной.
– Как пожелаешь.
Мара прищурилась:
– Никаких забав.
– Я не буду подшучивать над тобой, девушка, – согласился он, приближаясь. – Даю тебе слово.
К сожалению, она имела в виду не подшучивание.
Но она не собиралась спорить с ним. Не в ситуации, когда ее кобыла уже резко откинула голову назад и встала на дыбы при его приближении.
Тем более, пока она сидела на спине животного.
Но когда Шотландец впился своими зелеными глазами в кобылу, та прекратила пятиться, а когда он начал что-то напевно говорить в ухо лошади на языке, очень похожим на гаэльский – встала совершенно спокойно.
Он потрепал ее по морде, ласково погладил по шее. Большие, прекрасно вылепленные руки выглядели слишком реальными, он двигался с уверенностью. Каждое успокаивающее поглаживание доказывало его мастерство.
Он мельком взглянул на Мару, и в его взгляде сквозило высокомерие.
– Теперь ты доверишь мне проводить тебя к конюшням, Мара Макдугалл?
– Нет, – выпалила Мара, прежде чем осторожность взяла над ней верх. – Я хочу посмотреть на колонию тюленей.
– Тогда я отведу тебя туда, – согласился он, запрыгнув на лошадь позади нее. – Я сделаю все, чтобы тебе понравилась… верховая езда.
У Мары перехватило дыхание от скорости, с какой он схватил поводья и пришпорил кобылу, пустив ее в галоп.
– Просто расслабься, – посоветовал он, прижав ее к себе.
Затем, смеясь, обхватил ее одной рукой и ладонью другой, сильно шлепнул лошадь по крупу.
А потом они полетели. Сначала пронеслись по каменистому пастбищу и в облаке брызг пересекли искрящийся ручей, потом легко преодолели склоны, становившиеся все круче, и миновали скалистые ущелья.
Они скакали, постоянно продвигаясь вперед, ветер обдувал их лица, и Мара, наконец, тоже рассмеялась. Испытывая головокружение от возбуждения, она крепко держалась за обнимавшие ее руки, находясь в уверенности, что ее сердце может взорваться в любой момент. От поездки, наполненной диким весельем, и особенно от возбуждающего тепла его бедер, так интимно трущихся о ее бедра. От ликования, что он прижал ее еще теснее и выкрикнул:
– Посмотри, что ты сделала со мной! Заставила меня забыть, что ты проклятая Макдугалл!
И она знала.
Он целиком и безвозвратно подпал под ее очарование.
Совершенно околдован.
Она стала его проклятьем так же, как ее подлые предки с их поганой брошью. Иначе, почему он гнал коня вперед на одну из наиболее опасных скал во всех этих мрачных землях только затем, чтобы какая-то Макдугалл могла увидеть барахтающихся в грязи, вонючих лающих тюленей и их потомство.
Но он сделал это и даже больше.
И наслаждался каждым опьяняющим мгновением.
Алекс насупился, осуждая себя за слабость, и нахмурился еще больше из-за того, что она не видела его мрачной мины.
Нет, небрежно раскинулась в траве на животе.
Более того, она расположилась между его услужливо раздвинутыми ногами – чтобы удержаться и не соскользнуть с края утеса, как она сказала, распластавшись под ним.
Это уловки сирены, был уверен Алекс.
Не то чтобы он действительно возражал.
Даже наоборот, он с радостью раздвинул для нее ноги, получая удовольствие от того, как она изгибала свое восхитительное тело, устраиваясь удобнее, чтобы лучше видеть тюленей у основания крутого утеса.
Влюбленному до безумия глупцу, каким он стал, особенно нравилось, как она цеплялась за его лодыжки, осторожно подаваясь вперед, чтобы еще больше выглянуть за край. Опасный край, немедленно напомнивший ему о проклятии, о его святой обязанности охранять кровать и держать ее подальше от таких, как она.
Сдвинув брови, он взглянул вверх на небеса. Ради всего святого, он что, растерял мозги? Стал придурковатым, как трясущийся старец?
По всей видимости, так и было.
Иначе, почему он застыл, как трижды проклятый дурак, пока ее великолепная фигура так соблазнительно растянулась под ним? Почему не воспользовался преимуществом и не избавился от нее, когда у него появился шанс?
Один толчок ноги – и она рухнет прямо в море. Он мог бы мгновенно освободиться от нее.
Если бы мойры смилостивились к нему, то очередной Макдугалл не мучил бы его еще столетие или два.
